– И я по тебе. Но не волнуйся, как только родится Медуза, я сразу к тебе приеду.

Я киваю. Андрес обнимает меня за талию и говорит:

– Плакса, тебе нужно приехать навестить нас в Швейцарию. Обещаешь?

– Мы постараемся, – кивает Эрик.

Бьорн, который как раз в этот момент прощается с Фридой, увидев, как она растрогана, весело замечает:

– О… о… еще одна плакса. Ты случайно не беременна?

Я прыскаю, а Фрида, дав ему тумака, отвечает:

– Даже не шути так!

Попрощавшись с нашими лучшими друзьями и проводив их взглядом через пункт безопасности, Эрик и Бьорн берут меня под руки, и мы шагаем к машине. Всю дорогу не перестаю плакать. Они смеются надо мной, а я безутешно кричу:

– Ненавижу свои гормоны!

На следующий день, умирая от скуки, принимаюсь складывать рождественские украшения, и мне на глаза попадаются маленькие бумажки с пожеланиями. Вспоминаю, как мы, смеясь, читали их утром в День поклонения волхвов, и, не в силах устоять, перечитываю их. Я растрогана пожеланиями Флина: «Хочу, чтобы Джуд перестало рвать», «Хочу, чтобы у дяди стало все хорошо с глазами», «Хочу, чтобы Симона научилась готовить гаспачо».

На моих губах улыбка счастья. Я никогда не читала пожелания мальчугана, которые он написал в прошлом году, но я уверена, что они совсем не такие прекрасные, как эти. Это даже к лучшему, что я их не читала.

Мое самочувствие улучшилось. Сегодня меня еще не тошнило. Когда я заканчиваю собирать украшения, решаю прогуляться по району вместе с Трусишкой и Кальмаром. Когда собаки замечают, что я беру поводки, они, словно безумные, прыгают от радости.

Как же я давно с ними не гуляла!

На улице красота. Выпал снег, и вокруг все очень красивое. Я долго играю, бросая им камни. Трусишка и Кальмар безудержно бегают за ними. Вдоволь нагулявшись, мы довольные возвращаемся домой. На улице собачий холод, и у меня мокрые и посиневшие от мороза руки.

Когда вечером возвращается Эрик, он сердится, узнав, что я сама выходила на прогулку с собаками.

– Джуд, я сержусь не из-за того, что ты гуляла, а из-за того, что гуляла сама.

– А что ты хотел, чтобы я делала? – кричу я. – Симоны не было дома, а мне хотелось прогуляться.

Эрик смотрит на меня и в конечном итоге говорит:

– А если бы тебе вдруг стало плохо, что тогда?

Мы как раз в самом разгаре спора, как вдруг дверь в кабинет открывается и на пороге появляются Флин и Бьорн. Мы замолкаем, мальчишка подбегает ко мне и обнимает, а затем, повернувшись к дяде, выпаливает:

– Почему ты постоянно сердишься на тетю?

– Что ты сказал?

Флин, типичным для него сердитым голосом, таким же, как у его дяди, отвечает:

– Разве ты не видишь, что она плохо себя чувствует? Не кричи на нее.

Эрик бросает на него яростный взгляд и отвечает:

– Флин, не вмешивайся туда, куда тебя не просят, понятно?

– Значит, не кричи на Джуд.

– Флин… – предостерегает Эрик, сверля племянника взглядом.

Мальчик поворачивается ко мне. Я хорошо знаю его и то, что он может взорваться. Прежде чем он успевает сказать лишнее, вмешиваюсь:

– Беги, милый, найди Симону и скажи ей, что я хочу сегодня с тобой пополдничать, хорошо?

Мальчик кивает, бросает на дядю ледяной взгляд и уходит. Когда мы остаемся втроем, Бьорн подходит и, нежно чмокнув меня в щеку, говорит своему другу:

– Ну и ну, видно, у Джуд появилась мощная поддержка.

Эрик улыбается и отвечает:

– Флин решил переусердствовать в защите своей тети-мамы Джуд. Нет ни единого случая, чтобы он не внес свое последнее слово. Более того, уверен, что сейчас он предпочел бы, чтобы из дома ушел скорее я, чем она.

– Ты совершенно прав, – подтруниваю я, заслужив взгляд его голубых глазах.

Бьорн смеется и, положив папку на стол Эрика, заявляет:

– Если вы опять начнете спорить, я ухожу.

– Нет, это я ухожу. Я проголодалась и хочу пообедать.

Эрик приходит в изумление от моих слов, подходит ко мне и спрашивает:

– Ты проголодалась?

Я киваю. Впервые за долгое время я это подтверждаю, и он радостно произносит:

– Дорогая, ешь все, что захочешь.

Двойной смысл этой фразы меня смешит, но я, промолчав, выхожу из кабинета и иду на кухню. Там Симона как раз готовит для Флина бутерброд и, увидев меня, спрашивает:

– Это правда, что ты хочешь пополдничать?

Киваю, беру шоколадно-ванильный кекс с изюмом, который она приготовила, и, сев на стол, шепчу:

– М-м-м-м, как же мне хочется его съесть.

Симона и Флин улыбаются, а я с упоением поглощаю кекс.

Проходят дни, меня больше не тошнит.

Я счастлива!

Я сразу же набираюсь сил, и все, от чего меня совсем недавно воротило, теперь мне кажется вкусным и потрясающим. Я снова слушаю музыку и танцую.

Эрик сияет от радости, видя, что я в порядке, а как я сияю – даже не передать словами. Наконец-то я могу завтракать, наконец-то я нормально себя чувствую. День за днем я осмеливаюсь есть все больше и вскоре отдаю себе отчет в том, что жру, как настоящее животное. Я – бездонный мешок!

Я подписала абонемент на Симонины кексы и на мороженое. Мне постоянно хочется их есть, и Эрик, желая угодить мне, заполняет холодильник всякого рода вкусностями, в то время как Симона все дни напролет печет для меня кексы. Они слишком меня балуют.

Эрик с Флином возвращаются к старым привычкам. Как только мне стало легче, они заваливаются на диван и часами играют на Wii. Я от этого становлюсь больной. Хотя я и научила их играть, не включая музыку на всю мощность.

Пока они играют, я читаю купленные для меня книги о детях и родах. Порой там написаны такие вещи, от которых у меня мурашки по коже, но нужно быть сильной и читать дальше. Я должна быть проинформированной.

Я скоро стану мамой!

Однажды субботним вечером мне удалось уговорить их прогуляться по району вместе с собаками, и мы возвращаемся домой, промерзшие до костей. На улице сумасшедший холод, и если мы заболеем, то мне придется признать, что это по моей вине. Я заставила их пойти, несмотря на то, что они этого не хотели.

Оказавшись дома, дядя с племянником занимаются тем, что они обычно делают, – берут Wii и начинают играть. Не понимаю, кто из них больше ребенок. Чуть больше часа играю с ними, но когда у меня уже болят пальцы от клацанья по пульту, решаю смыться и принять ванну в нашем чудесном джакузи.

Поднимаюсь к себе в комнату, беру с собой фруктовый сок, готовлю джакузи, зажигаю аромасвечи с запахом персика и ставлю диск с расслабляющей музыкой, чтобы снять напряжение. Отлично! Когда джакузи наполняется водой, осторожно погружаюсь в него и шепчу:

– О да… вот это жизнь.

Закрываю глаза и расслабляюсь.

Звучит музыка, и я замечаю, как секунда за секундой из моего тела уходит напряжение. Я балдею от этого покоя. Я его заслужила.

Но вдруг дверь открывается и входит Флин.

Конец покою!

Поворачиваюсь к нему. Забавно смотреть, как он прикрывает глаза рукой, чтобы не видеть мою грудь.

– Я еду с тетей Мартой к ней домой.

– Приехала Марта?

– Да, я здесь!

За ней заходит Эрик, и моя расслабляющая ванна пропала пропадом.

– Как ты здесь оказалась? Что-то случилось? – спрашиваю я.

Золовка улыбается и, подмигнув мне, отвечает:

– Дело в том, что я встречалась со своей подругой Татьяной, мы заехали к ней домой, и она дала мне тот костюм, который ты как-то просила. Ну, ты знаешь, тот синий. Кстати, я его положила тебе в шкаф. – Меня разбирает смех при мысли о синем костюме. – А поскольку я собираюсь завтра полетать вместе с Артуром на воздушном шаре, я подумала, что, возможно, Флин захочет поехать с нами.

– Да, да, да, я хочу поехать. Кла-а-а-а-асс! – выкрикивает мальчик.

Гляжу на Эрика. Он серьезен. Он, как всегда, взвешивает все «за» и «против» касательно полета на воздушном шаре, и когда я понимаю, что он сомневается, говорю:

– Флин, думаю, это прекрасная идея. Хорошо тебе повеселиться, милый.

– Спасибо, мама.

Каждый раз, когда он так меня называет, у меня сердце подскакивает от счастья.

Эрик смотрит на меня. Я расплываюсь в улыбке. Мальчик целует меня, бежит к дяде и, глядя ему в глаза, произносит:

– Обещаю, что во всем буду слушаться тетю Марту… папочка.

Я хохочу. Ох и смышленый же мой смурфик-ворчун!

В конце концов Айсмен тает. Улыбается, обнимает малыша и, поцеловав его в голову, отвечает:

– Хорошего тебе дня. – И, повернувшись к сестре, добавляет: – Следи за ним, пожалуйста. Мне бы не хотелось, чтобы с ним что-то случилось.

Забавляясь его словами, Марта закатывает глаза и, уходя, кричит:

– Давай, Флин. Иди скорее, я надену тебе ошейник и намордник.

Когда все выходят из ванной, я снова падаю в джакузи. Опять закрываю глаза и в очередной раз пытаюсь расслабиться.

Музычка…

Спокойствие…

Мне почти это удается, как вдруг дверь снова открывается и входит Эрик. Увидев его взгляд, я успокаиваю его, прежде чем он успевает что-то сказать:

– Любимый мой, ничего не случится. Марта очень хорошо заботится о Флине.

Мой парень не отвечает, и подходит к джакузи. Я знаю, что он смотрит на мои соски. В связи с беременностью они стали темными и огромными, и я, соблазняя его, шепчу, указывая туда, куда он смотрит:

– Ты подаришь мне поцелуйчик вот сюда?

Эрик улыбается, приближается, и когда он целует сосок, я тяну его, и он падает одетый в джакузи. От его падения вода переливается через край и на полу разливаются лужи. Я смеюсь, а когда он хочет возмутиться, то, глядя на меня, тоже начинает хохотать.

Но вдруг он меняется в лице, когда, опершись о ванну, обжигается об горящую свечку.

– Ты обжегся? – взволнованно спрашиваю я.

Эрик смотрит на руку и отвечает:

– Нет, дорогая, но будь осторожней с таким количеством свечей, или в итоге нас навестят пожарные.

От этих слов я прыскаю со смеху, а когда мне удается снять с него одежду и уложить его обнаженного в джакузи, вопреки его протестам выхожу из джакузи и, осторожно, чтобы не поскользнуться на мокром полу, бросаю на пол пару полотенец и, топчась по ним, говорю:

– У меня для тебя сюрприз.

– Сюрприз?

Весело киваю и, открывая дверь, произношу:

– Дай мне пару минут и не двигайся с места.

Радуясь тому, что я так хорошо себя чувствую, иду к шкафу, где Марта оставила синий костюм! Я его сейчас удивлю!

Нарядившись в костюм пожарного, который мне немного велик, вхожу в ванную и перед изумленным лицом своего любимого немца говорю:

– Сударь вызывал пожарных?

Эрик разражается смехом:

– Где же ты раздобыла этот костюм?

– Мне его передала подруга твоей сестры.

– Зачем?

Ах, какое же у мужчин слабое воображение. И, глядя на него, отвечаю:

– Чтобы станцевать для тебя стриптиз, милашка.

– Стриптиз? – переспрашивает он, открыв рот от удивления.

Подтверждаю кивком головы и добавляю:

– Я еще ни разу не делала это для тебя.

Мой парень вздымает брови, разваливается в джакузи и довольно кивает.

Обрадовавшись произведенному эффекту, иду к музыкальному центру, вынимаю CD-диск, который играет, и ставлю другой. Несколько секунд спустя начинает звучать музыка и, узнав ее Эрик, хлопает в ладоши и катается со смеху.

Боже мой… Боже мой… Обожаю, когда он так смеется!

Представление начинается!

Неповторимый голос Тома Джонса начинает петь «Sex bomb», и я без капли стыда двигаюсь в такт музыки. Сексуально снимаю огромную куртку и бросаю ее в сторону. Эрик свистит. Затем снимаю шлем и встряхиваю волосами поэффектней, чем в голливудских фильмах. Эрик аплодирует, снова посвистывает и мое настроение подпрыгивает вверх, когда я напеваю:

Секс-бомба, секс-бомба, ты – моя секс-бомба.

Ты можешь дать мне это, так иди ко мне и дай мне это.

Секс-бомба, секс-бомба, ты – моя секс-бомба.

Детка, ты заводишь меня.

Деталь за деталью я освобождаюсь от костюма пожарного, а тем временем моя любовь смотрит именно так, как мне нравится: с вожделением. Я знаю, что ему это нравится. Об этом мне говорит его выражение лица и его пристальный взгляд. Я танцую, подпеваю и чувствую себя стриптизершей. Когда я обнаженная захожу в джакузи, Эрик целует меня и говорит:

– Малышка, у тебя очаровательное пузико.

Я расплываюсь в улыбке, а когда он доходит до моей груди, шепчет:

– Твоя грудь сейчас красивее, чем когда-либо.

Меня это смешит. У меня из-за беременности грудь действительно стала невероятных размеров. Каждый раз, когда я смотрю на себя в зеркало, я ими восхищаюсь, но знаю, что когда родится Медуза, они исчезнут, и у меня снова будут мои обычные сисечки.

Эрик целует меня…

Эрик ласкает меня…

Эрик балует меня…

Возбудившись устроенным мною представлением, мой любимый обхватывает меня за талию и, усаживая на себя в джакузи, осторожно входит в меня, нашептывая сиплым сладострастным голосом: