– Черт, и оттого, что не о чем было рассказывать, теперь тебе есть что рассказать отцу, дочери и мексиканцу, – подтруниваю я.

Услышав это, сестра вскакивает с кресла и, словно истеричка, пищит посреди аэропорта:

– Мне нечего рассказывать мексиканцу! Абсолютно нечего!

– Успокойся, женщина, успокойся, – просит Эрик.

– А мне вовсе не хочется успокаиваться! – орет она.

Эрик смотри на меня с диким желанием прибить ее. И тогда я, глядя на него, шепчу:

– Не обращай на это внимания, любимый. Ты же сам понимаешь, гормоны.

– Черт с ними, с этими гормонами, – возмущается он.

Беру Ракель за руки. Она вся дрожит, беснуется, и, увидев, что я на нее смотрю, говорит вне себя от злости:

– Я больше не хочу видеть этого чувака с его проклятой жизнью! Ни за что-о-о-о-о!

На нас смотрят люди. К нам подходит полиция аэропорта. Спрашивают, что происходит, и Эрик, как может, объясняет, что это все из-за семейных проблем. Они понимающе кивают и уходят.

Я обмениваюсь взглядом со своим любимым мужчиной. Мы в замешательстве. Наша прекрасная ночь закончилась в аэропорту вместе с сестрой, рыдающей, словно истеричка, у которой бушуют гормоны в результате беременности.

Эрик решает взять ситуацию под контроль и, подхватив Ракель под руку, произносит:

– Давай, поехали домой. Тебе нужно отдохнуть.

И мы втроем идем к машине. У сестры нет с собой багажа, да и вообще ничего у нее с собой нет. По дороге она рассказывает, что была в Мадриде, куда отвезла девочек к их отцу, и ей позвонил Хуан Альберто, как раз в тот момент, когда она укладывала Лусию. На звонок ответила Лус и сказала, что они сейчас ужинают в доме своего папы, а родители сейчас в спальне. Когда Ракель взяла телефон, он словно взбесился, а она, словно гидра, послала его ко всем чертям и бросила трубку.

Дома Соня только что покормила моего мальчика, и ее удивлению нет предела, когда она видит нас. Но, заметив лицо моей сестры и пообщавшись с сыном, женщина решает, что лучше смотреть, слушать и молчать.

Мы с Ракель идем посмотреть на моего малышонка, который спит как ангелочек. Он прекрасен. Сестра все плачет, и я решаю провести ее в свою комнату. Даю ей пижаму и заставляю лечь в постель. Ложусь рядом с ней. Не хочу оставлять ее одну и в окутанной темнотой комнате спрашиваю:

– Тебе лучше?

– Нет, скверно себя чувствую. Прости, что испортила вам с Эриком вечер.

– Ракель, милая, это не страшно.

С ее уст срывается жалобный стон, и она говорит:

– Я уже получила развод.

– Когда ты об этом узнала?

– Мне пришло судебное решение два дня назад. Булочка, теперь я по закону снова незамужняя женщина. И я… я… – Она не может продолжать, потому что слезы опять застилают ей глаза.

Как же моей бедняжке Ракель не повезло. Когда мне удается ее успокоить, спрашиваю:

– И что ты собираешься делать?

– С чем?

– С ребенком. Ты скажешь о нем Хуану Альберто?

– Я собиралась сказать об этом вместе с новостью о разводе. Я купила билет в Мехико, чтобы сделать ему сюрприз, но теперь я не хочу его видеть. Этот чувак обвинил меня в глупостях и в том, что я страшная женщина. Он, вероятно, подумал, что я водила его за нос, как это раньше с ним делала его бывшая жена-а-а-а.

То, как выражается сестра, меня смешит. Но сейчас не время смеяться. Она опять начинает плакать. Я стараюсь ее утешить, но это нелегко. Страдать из-за любви, будучи беременной, это хреново, это самое худшее, что может быть и, когда она засыпает, я потихоньку встаю и иду к себе. Там Эрик наблюдает за нашим малышонком, который спит в кроватке. Когда он меня замечает, поворачивается и спрашивает:

– Как она?

– Ужасно, бедняжка.

Мы оба умолкаем, но потом Эрик спрашивает:

– Что будем делать? Будем звонить Хуану Альберто или нет?

Я даже не знаю, как поступить. Мне никогда не нравилось вмешиваться в личную жизнь других людей, и в итоге я решаю, что не стоит это делать. Это проблема Ракель, и она сама должна принять решение. Обнимаю Эрика и, ощутив у себя на шее его губы, шепчу:

– Мне жаль, что так случилось, любимый. Похоже, нам не позволят…

Он улыбается.

– Мы хорошо провели время, и это самое важное. Мы еще это повторим.

На следующее утро, когда сестра просыпается, она выглядит не лучше, чем вчера. У нее распухшие глаза. Увидев ее здесь, Симона приходит в удивление, но, когда я рассказываю ей о случившемся, она сочувствует ей.

Это все из-за этой чертовой любви!

Соня забирает к себе Флина, чтобы он этого не видел, а Эрик решает держаться подальше от гормонов и закрывается у себя в кабинете вместе с ребенком. Но перед этим говорит мне, чтобы я не волновалась за нашего малыша, он сам о нем позаботится, пока я буду ухаживать за сестрой.

Я уже очень давно не смотрела «Безумную Эсмеральду», а Симона ее записала. Мы пропустили три серии, включая заключительную. Но прежде чем приступить к просмотру, я уделяю время сестре, убеждаю ее позвонить отцу и выпить липового чаю.

Я слушаю, как она сквозь слезы разговаривает с отцом и сообщает ему о своей беременности.

После этого она начинает безутешно рыдать, и я, не в силах на это смотреть, забираю у нее телефон:

– Папа, я не знаю, что ты ей сказал, но она теперь не может перестать плакать.

На другом конце линии слышу шумный вздох:

– Эх, смугляночка. Вас двое, но иногда мне кажется, что вас у меня целая сотня. – Я улыбаюсь, и он продолжает: – Я сказал ей, чтобы она ни о чем не волновалась. Куда входят четверо, там войдут и пятеро, и я с радостью приму в своем доме нового внука. Я просто сказал ей, чтобы она ничего не боялась и поговорила с Хуаном Альберто.

Отец снова проявляет свою добрую натуру, и, несмотря на то, что когда в Хересе узнают об очередной беременности сестры, начнутся пересуды, он все равно ее поддерживает. Он, как всегда, поддерживает нас.

Еще немного поговорив с ним и заверив его ни о чем не беспокоиться, потому что я позабочусь о Ракель, шлю ему тысячу поцелуев и кладу трубку.

Мне удается отвести сестру в спальню, напоить ее липовым чаем, и, когда она засыпает, я с облегчением вздыхаю.

Выйдя из комнаты, иду навестить своих мальчиков. Отец с сыном в кабинете. Эрик работает на компьютере, а малышонок спит, как поросеночек.

Расцеловав каждого тысячу раз, иду за Симоной, и мы, радуясь словно дети, идем в гостиную, чтобы насладиться любимым сериалом.

Симона включает запись, и мы, приготовив пачку салфеток, усаживаемся перед телевизором.

Когда начинается последняя серия, появляется моя сестра, мы останавливаем запись, и я, понимая, что если она это посмотрит, то начнет плакать еще сильнее, говорю:

– Ракель, а что, если тебе поплавать в бассейне? Солнце мое, может быть, тебя это немного расслабит.

Но нет, эта сеньора знает, что мы собираемся делать и, развалившись на диване, отвечает:

– Я хочу посмотреть «Безумную Эсмеральду» вместе с вами.

Боже мой… Боже мой… я уже предвижу, какая это будет драма. Беременная сестра, отчаявшись в любви своего мексиканца, и «Безумная Эсмеральда».

Это плохое сочетание. Очень плохое.

Я пытаюсь ее переубедить. Говорю, что эта мыльная опера напомнит ей еще больше о ее проблеме. Но все впустую, ее никто не сможет сдвинуть с места. В итоге решаю включить запись и, как говорит отец, на все воля Божья!

И только от одной музыки она начинает рыдать, а когда на экране показывают Мексику и мексиканцев, из ее глаз льется Ниагарский водопад.

Мы с Симоной стараемся ее утешить, но она просит дать ей спокойно посмотреть сериал. Прибила бы ее!

В конце концов мы с Симоной концентрируем все свое внимание на фильме и радуемся словно дети тому, что Эсмеральда Мендоса и Луис Альфредо Киньонес женятся. Наконец-то!

Какие же они красивые! Какие сияющие! Они заслуживают это удивительное счастье под песни марьячи, и мы, кто пережил с ними этот крестный путь, тоже этого заслуживаем. Эсмеральда и Луис Альфредо клянутся в вечной любви, глядя друг другу в глаза, и мы с Симоной плачем от счастья. А моя сестра рыдает. Но когда появляется их маленький сын и говорит своему папе: «Я тебя очень люблю, мой дорогой папулечка», рыдает не только сестра, но и мы с Симоной.

Когда теленовелла заканчивается красивой концовкой, где они втроем верхом на лошадях едут в сторону горизонта, у нас заканчиваются все салфетки, и мы словно дурехи плачем, ни капли этого не стыдясь.

Вечером после ужина Ракель уходит спать. У нее болит душа. У меня тоже. Я психологически измотана.

Мы с Эриком идем в свою комнату, кормим нашего малышонка, после чего он засыпает в кроватке, дав нам передышку. Мы уже немного его знаем и понимаем, что его сон продлится, по меньшей мере, три часа.

Я без сил падаю на кровать и закрываю глаза. Мне нужна ласка. Но тут я вдруг слышу, как очень тихо раздаются первые ноты одной песни, и, подойдя ко мне, Эрик говорит:

– Потанцуем?

Я расплываюсь в улыбке. Встаю и обвиваю его руками, в то время как раздаются слова:

Если нам позволят, мы будем любить друг друга всю жизнь.

Если нам позволят, мы будем жить в новом мире.

Мы молча танцуем. Никто из нас не произносит и слова, мы просто танцуем, слушаем песню, обняв друг друга.

От объятий мы переходим к поцелуям. Я хочу его, он хочет меня, и мы хотим продолжить заняться тем, что нам вчера помешали закончить. Но внезапно звонит мобильный телефон Эрика. Я закатываю глаза и сердито возмущаюсь:

– Кто теперь нам звонит?

Он улыбается. Он понимает мое разочарование. Целует меня и отвечает на звонок. Разговаривает с кем-то и сразу же выходит из комнаты. Ничего не понимая, надеваю халат и, когда спускаюсь на первый этаж, наблюдаю, как Эрик открывает входную дверь, через которую виден свет фар приближающейся машины.

– Кто это приехал?

Но прежде чем он успевает ответить, ко входу подъезжает такси, и я теряю дар речи, когда вижу того, кто из него выходит. Мать моя дорогая, что сейчас будет, когда сестра увидит здесь мексиканца.

Я смотрю на Эрика, он смотрит на меня и говорит:

– Прости, дорогая, но пусть гормоны твоей сестры проглатывает тот, кто был причиной их возникновения.

От его комментария я начинаю смяться. Вместо того чтобы рассердиться, я умираю со смеху!

– Где эта женщина?

И, прежде чем мы с Эриком успеваем ответить, раздается:

– Как ты осмелился приблизиться ко мне, клянусь, что я расшибу тебе голову.

Это моя сестра!

Разворачиваюсь и вижу ее посреди вестибюля, держащую в руке стакан с водой. Я хочу подойти к ней, но муж меня сдерживает. Я протестую.

– Эрик…

– Не двигайся, малышка, – шепчет он, и я повинуюсь.

Приковав свой взгляд к Ракель, Хуан Альберто, не страшась за свое здоровье, проходит мимо нас, подходит к ней и, не прикасаясь к ней, говорит:

– Ты сейчас же поцелуешь меня и обнимешь.

Она, недолго думая, выплескивает ему воду в лицо.

Вот это да! Отличное начало.

Он ее не останавливает, поэтому в следующее мгновение она бросает ему в лоб стакан.

Вместо того чтобы разозлиться, мексиканец делает еще один шаг вперед и говорит:

– Спасибо, сладкая моя. Вода освежила мои мысли.

Ракель вздымает брови.

Ух… это плохо…. Очень плохо…

– Чувак, ты сейчас же уйдешь туда, откуда пришел, – выпаливает она.

Хуан Альберто ставит сумку, которую держал в руках, и отвечает:

– Почему ты не отвечала на мои звонки? Я чуть с ума не сошел, дозваниваясь тебе, моя королева. Прости меня за то, что я наговорил тебе в последний раз. Меня охватила зверская ревность, когда я представил себе то, чего не было на самом деле, но я люблю тебя, моя красавица. Люблю и хочу быть с тобой, и чтобы ты меня любила.

Черт… это так похоже на «Безумную Эсмеральду».

Сестра обмякла. С каждым его прекрасным и сладким словом она в считанные секунды тает. Она – неисправимый романтик, и я знаю, что все, что сейчас говорит Хуан Альберто, проникает в самое ее сердце.

Но меня приводит в замешательство ее пассивность перед мужчиной, которого, как я знаю, она любит, и тот добавляет:

– Я знаю, что ты беременна и что ребеночек, которого ты носишь, мой. Мой ребенок. Наш ребенок. И я буду благодарен всю жизнь своему другу Эрику, который позвонил мне и сообщил об этом. Почему же ты не сказала мне об этом, моя королева?

Ракель смотрит на Эрика испепеляющим взглядом.

Я ее понимаю. В подобной ситуации я сделала бы то же самое.

Мой муж, глядя на нее, пожимает плечами и уверенно произносит:

– Прости, свояченица, но кто-то должен был сообщить об этом его отцу.

Напряжение такое, что можно резать ножом. Я молчу. Сестра тоже молчит, и тогда, подойдя к ней еще ближе, Хуан Альберто сладким голосом мурлычет:

– Ну, скажи мне это, моя красотка. Скажи то, что мне так нравится слышать из твоих сладких уст.