Он меняется в лице.

Смотрит на повязку, затем на меня, и вся его самоуверенность пропадает. Айсмен исчезает, уступая место Эрику. Эрику, которого я обожаю.

— Боже мой, малышка, иди сюда.

Я подхожу, и он осторожно обнимает меня, стараясь не зацепить руку. Вдыхаю его аромат, и меня переполняет счастье. Несколько минут мы стоим не двигаясь, а потом я слегка шевелюсь, он приближает свои губы к моим и дарит мне короткий, но сладкий и нежный поцелуй.

Он никогда меня так не целовал. Наверное, это удивление отпечаталось на моем лице.

— Что с тобой?

Прихожу в себя и улыбаюсь.

Он поцеловал меня с нежностью!

Вручаю ему ключи от квартиры:

— Замок в подъезде сломан… дерни, и двери откроются.

Он делает то, о чем я попросила. Берет меня за руку, и мы поднимаемся на лифте. Открыв двери квартиры, он осматривается и бормочет:

— Что, черт возьми, здесь произошло?

Я улыбаюсь.

— Генеральная уборка, — отвечаю, осматривая окружающий нас хаос. — Когда я в гневе, меня это успокаивает.

Он тихо смеется и закрывает за собой дверь. Бросив на диван ремень, забываю о боли и поворачиваюсь к нему:

— Что ты здесь делаешь?

— Я волновался за тебя. Ты уехала без предупреждения и…

— Я оставила тебе записку, и, кроме того, ты был в отличной компании.

Эрик снова напрягается.

— Я не хочу больше слышать те унизительные вещи, которые ты говорила. Я имею в виду то, что ты моя шлюха. Ради бога, Джуд, конечно же, ты не моя шлюха! Ты никогда ею не была и не будешь, понятно? — Я киваю, и он продолжает: — Послушай, Джуд, разве ты до сих пор не поняла, что для меня секс — это игра и ты самая важная ее составляющая?

— Ты сам это сказал: составляющая!

— Когда я говорю «составляющая», я имею в виду, что на данный момент ты женщина, которая меня интересует больше всего. Без тебя игра не имеет смысла. Черт побери, я думал, что мы давно это выяснили.

Напряжение такое сильное, что воздух можно резать ножом.

— Послушай, Эрик, так не может продолжаться. Давай останемся только друзьями. Думаю, что в плане работы мы можем сотрудничать, но…

— Джуд, я никогда тебя не обманывал.

— Я знаю, — признаюсь я. — Проблема во мне, а не в тебе. Дело в том, что я не узнаю себя. Я не игрушка, которой ты можешь управлять, как хочешь. Я не хочу… не хочу ничего знать ни о твоем мире, ни о твоих играх, ни о чем подобном… Я думаю… думаю, что будет лучше, если каждый вернется к своей обычной жизни и…

— Хорошо, — соглашается он.

Я впадаю в ступор.

Мне хочется еще немного поспорить об этом. Я что, сошла с ума?

В его глазах — и боль, и злость, но я пытаюсь подтвердить сказанное и не броситься в его объятия. Как только я оказываюсь рядом с ним, моя сила воли испаряется, а мне нужно контролировать себя. Ну вот, я сама себе противоречу!

Вдруг мою руку пронзает боль, и я с криком подскакиваю:

— О боже! Как же больно! Че-е-е-е-ерт! Че-е-е-е-ерт!

У него вытягивается лицо. Он растерянно смотрит, как из меня изливаются жалостливые стоны и непристойные слова. Я умираю от боли.

— Очень болит?

— Да. Я сейчас выпью болеутоляющее, или не знаю, что со мной будет.

Рука горит, и возвращается невыносимая боль. Мечусь по гостиной как сумасшедшая, но Эрик останавливает меня.

— Сядь, — приказывает он. — Я позвоню другу.

— Какому?

— Знакомому врачу, чтобы он осмотрел твою руку.

— Но я уже была в больнице…

— Ну и что? Я буду спокойнее себя чувствовать, если тебя осмотрит Андрес.

Мне так больно, что даже не могу разговаривать. Через двадцать минут звонит домофон. Эрик отвечает, и через минуту заходит мужчина. Они здороваются, и его знакомый с изумлением смотрит на то, во что превратилась моя квартира.

— Джудит занималась генеральной уборкой, — шепчет Эрик.

Они с улыбкой переглядываются. А я, раздраженная невыносимой болью, бормочу:

— Давайте, не смущайтесь. Если вы считаете, что здесь не убрано, я разрешаю прибраться. Вы можете взять веник и швабру.

Мое плохое настроение вызывает у них смех.

Смешно им!

Наконец доктор подходит ко мне.

— Привет, Джудит, меня зовут Андрес Вилья. Давай посмотрим, что у тебя там.

— Я обожглась утюгом, и мне ужасно больно.

Он кивает и берет ножницы.

— Дай руку.

Эрик садится рядом со мной и успокаивающе поглаживает меня по спине. Врач аккуратно разрезает повязку, осматривает ее, берет какой-то раствор и наносит на рану. Я вздыхаю от моментального облегчения. Затем он прикладывает пропитанный этой жидкостью компресс и забинтовывает руку.

— Очень больно, да?

Киваю.

Я не плачу, потому что мне стыдно перед ним плакать, и Андрес это замечает. Эрик тоже.

— Я сделаю тебе укол с обезболивающим. Это подействует быстрее, чем таблетка. Но предупреждаю, что такие раны весьма неприятны. Успокойся, скоро все пройдет.

Я беспрекословно его слушаюсь.

Пусть колет что угодно, лишь бы поскорее прошла эта адская боль.

Пока он делает укол, я рассматриваю его. Он заговорщически мне подмигивает. Ему около тридцати лет, высокий смуглый брюнет с приятной улыбкой. Достает визитку и протягивает мне.

— Можешь звонить по любому поводу и в любое время.

Я читаю: «Доктор Андрес Вилья» и номер мобильного телефона. Глупо киваю головой и кладу визитку на кухонную полку.

— Хорошо, я так и сделаю.

Эрик властно кладет руку мне на талию, а вторую — на плечо своего друга и говорит:

— Если ты ей понадобишься, я позвоню тебе.

Андрес улыбается, Эрик отпускает меня и идет его провожать. Несколько минут они шепчутся, но я ничего не могу разобрать. Я хочу, чтобы боль поскорее ушла, и это единственное, что меня интересует.

Я снова усаживаюсь в кресло. Боль начинает стихать, и я чувствую себя человеком. Эрик возвращается в гостиную и, разговаривая с кем-то по телефону, смотрит в окно. Я закрываю глаза, мне нужно расслабиться.

Не знаю, сколько времени я так лежу, как вдруг слышу звонок в дверь. Томас, шофер, вручает Эрику кучу пакетов. Тот закрывает за ним дверь, поворачивается ко мне и говорит:

— Я заказал немного еды на ужин. Не вставай, я сам всем займусь.

Киваю и улыбаюсь. Гениально! Мне необходимо, чтобы меня побаловали.

Слышу, как Эрик хозяйничает в кухне. Наконец он появляется с подносом, на котором стоят тарелки, приборы и бокалы.

— Я попросил Томаса купить китайскую еду. Вот только не помню, нравится ли она тебе.

— Обожаю ее, — улыбаюсь я.

— Меньше болит? — спрашивает он серьезно.

— Да.

Судя по всему, мой ответ его успокаивает.

Наблюдаю, как Эрик выставляет на поднос все, что принес, и не могу оторвать от него взгляд. Не верится, что этот молодой человек, расставляющий тарелки и стаканы, — тот самый суровый Айсмен. У него спокойное лицо, и мне это нравится. Мне нравится видеть и чувствовать это.

Он снова идет на кухню и возвращается с подносом, нагруженным белыми коробочками. Садится рядом со мной и говорит:

— Так как я не знал, что именно ты любишь, я попросил Томаса принести всего понемногу: жареный рис, китайский хлеб, блинчики с начинкой, лапша с соей, китайский салат, телятина с ростками бамбука, свинина с шампиньонами, китайская вермишель с зеленью, жареные креветки, цыпленок с лимоном. А на десерт трюфели. Надеюсь, тебе что-нибудь понравится.

Пораженная, бормочу:

— Мама дорогая, Эрик… Да здесь еды на целый полк! Мог мы предложить Андресу поужинать с нами.

— Нет.

— Почему? Мне он показался милым…

— Так оно и есть. Но мне хотелось побыть с тобой наедине. Нам нужно серьезно поговорить.

Я вздыхаю:

— Ты шулер. Я сейчас под действием лекарства и легкая добыча для тебя.

Он улыбается.

— Ешь.

Окидываю взглядом пакеты и выбираю блюдо. Выглядит великолепно, а на вкус еще лучше.

— Где Томас это все купил? В каком ресторанчике?

— Это приготовил Ксао-Ли, один из поваров отеля «Вилла Магна».

Я немею.

— Ты сейчас ешь настоящую китайскую еду. Это вовсе не то, что ты, как я могу себе представить, иногда покупаешь.

Весело киваю. Он неповторимый!

Эрик в хорошем настроении, и я безумно этому рада. Просто чудо — находиться рядом с ним, когда он в таком расположении духа. Подходит очередь десерта, он идет в кухню, приносит трюфели и ставит их передо мной.

Берет ложку, отламывает кусочек трюфеля и кладет мне в рот. От удовольствия я закатываю глаза.

— Бо-о-о-о-оже мой! Как вкусно!

Эрик улыбается, дает мне второй кусочек, и я смакую его. Наслаждаясь вкусом, хочу попросить еще, как вдруг он отклоняется и спрашивает:

— Можно я попробую?

Киваю. Эрик проводит трюфелем по моим губам, приближается ко мне и нежно целует мои губы, а потом, отстранившись, говорит:

— Восхитительная.

Смотрим друг на друга и улыбаемся.

Он настолько чувственный, что я не хочу быть его подругой, я хочу быть кем-то бо́льшим. Когда же я набрасываюсь на него, безумно желая его поцелуев, он останавливает меня:

— Джуд, еще совсем недавно ты говорила, что…

— Я знаю, что я говорила. Забудь.

Эрик задумывается на мгновение и произносит, не меняя выражения лица:

— Джуд, не вздумай больше говорить, что ты моя шлюха, прошу тебя. Мне больно это слышать.

— Ладно. Я сожалею, что это слетело с моего языка.

Нежным прикосновением пальцев он очерчивает мои губы.

— Джуд… ты для меня — нечто особенное, очень особенное. Ты не можешь уходить, не дав никаких объяснений, и ждать от меня, чтобы я не сходил с ума от беспокойства. Я предпочитаю, чтобы ты позвонила в дверь и сказала «Прощай!», чем гадать, есть ты у меня или нет. Договорились?

— Я не сделала это только потому, что не хотела назвать тебя как-нибудь грубо, — лукаво улыбаюсь я.

— Называй меня так, как считаешь нужным.

— Не давай мне повода, — шучу.

Он расплывается в улыбке.

— Пожалуйста, не уходи, не предупредив меня.

— Ла-а-а-а-адно! Но ты рассчитываешь, что я вернусь работать?

— В этом нет надобности.

— Нет?!

— Нет.

— Почему?

— Кое-что произошло.

— Ты меня уволил?

Эрик улыбается и кладет мне в рот новый кусочек трюфеля — чтобы я замолчала, сто процентов.

— Я отменил собрания, запланированные на следующую неделю, перенес их. Я возвращаюсь в Германию. Мне нужно решить кое-какие вопросы, и это не терпит отсрочки.

Трюфель переворачивается у меня внутри.

Он уезжает!

Аманда. Он будет с ней в Германии. Снова начинает покалывать жало ревности.

— Ты вернешься с Амандой? — спрашиваю, не в силах держать язык за зубами.

— Нет, думаю, она уже вернулась. Это коллега по работе и подруга. Не более. Сегодня утром она мне рассказала о своем визите к тебе и…

— Ты провел с ней ночь?

— Нет.

Звучит неубедительно.

— Ты играл с ней?

Он откидывается на спинку кресла и кивает.

— Да.

Настроение у меня меняется.

— Я люблю играть, не забывай об этом. И ты тоже не должна себе в этом отказывать.

О!.. Как здорово это слышать!

Потягиваюсь. Мне ведь не на что жаловаться. Он всегда был честен со мной, не могу отрицать. Но мой острый язык не дает мне промолчать:

— Хорошо провел время?

— Мне было бы лучше с тобой.

— Да, коне-е-е-ечно…

— Ты вызываешь у меня неимоверную страсть и неземное блаженство. И на данный момент ты самая желанная мной женщина. Не сомневайся в этом, малышка.

— На данный момент?

— Да, Джуд.

Это одновременно мне нравится и не нравится. Я что, сошла с ума? Или я отъявленная мазохистка, к тому же глупая?

— Среди женщин, с которыми ты играешь, — спрашиваю, желая знать больше, — существует ли некая особая?

Эрик внимательно смотрит на меня.

Он прекрасно понимает мой вопрос. Кладет руку мне на бедро и отвечает:

— Нет.

— И никогда не было?

— Была.

— И?

Он пронизывает меня взглядом.

— И ее больше нет в моей жизни.

— Почему?

— Джуд… я не хочу об этом говорить… Но хочу, чтобы ты знала: ты единственная, кто заставил меня сесть в самолет и отчаянно тебя разыскивать.

— Это должно меня радовать?

— Нет.

Я совсем теряюсь. Во что мы играем?

— Почему это не должно меня радовать?