— Да.

— В общем, мне жаль говорить это, но, дойдя до этой стадии, сам того не желая, я причиню тебе боль, и это не имеет ничего общего с тем, что я только что говорил.

Хмурюсь, поскольку не понимаю ничего из того, что он говорит. Он берет меня за руки.

— Джуд… у меня есть проблема, и, хотя мне не хочется о ней думать, я знаю, что в будущем она станет еще серьезнее.

— Проблема? Какая проблема?

— Помнишь те лекарства, которые ты увидела у меня в несессере? — Киваю, мне страшно. — Это связано с тем, что тебе во мне нравится, и с тем, что я ненавижу. Это мои глаза… Я объясню тебе, и, думаю, ты поймешь многие вещи.

— Боже мой, Эрик… Что с тобой?

— У меня проблема со зрением. Глаукома. Болезнь, которую я унаследовал от своего чудесного отца, и, хотя я сейчас прохожу курс лечения и со мной все в порядке, болезнь будет прогрессировать. К сожалению, это необратимо. Возможно, в будущем я ослепну.

Моргаю и на одном дыхании спрашиваю:

— Что такое глаукома?

— Это хроническая болезнь глаз, а именно зрительного нерва, из-за чего у меня иногда мутнеет зрение, болит голова или глаза, меня тошнит или рвет. Думаю, что теперь, узнав об этом, ты поймешь меня.

Я в шоке. Я не могу пошевелиться. На Бетту мне плевать. Проблема с его племянником и переезд в Германию — что ж, мы еще об этом поговорим. Но только что Эрик признался в том, что у него проблема со зрением, и я не знаю, как на это реагировать.

Сердце колотится так сильно, что я едва могу дышать. Я могу лишь смотреть на Эрика, человека, которого люблю всей душой, но не могу произнести и слова. В долю секунды мой мир рассыпается. Мне вдруг становятся понятны многие вещи. Многие сигналы, которые я не могла разгадать. Его страхи. Поездки. Изменения настроения. Головные боли. Вот почему он всегда требует, чтобы я смотрела на него, когда мы занимаемся любовью. Эрик наблюдает за мной. Хочет, чтобы я заговорила, но я не могу. У меня учащается дыхание, и я отпускаю его руки.

Встаю, отворачиваюсь и, когда мне удается отклеить язык от нёба, поворачиваюсь к нему:

— Почему ты раньше мне не рассказал?

— О чем? О Бетте, о Флине или о своей болезни?

— О болезни.

— Джуд, я не хочу, чтобы об этом все знали.

— Но я не все…

— Я знаю, малышка. Но…

— Поэтому ты просишь, чтобы я всегда смотрела на тебя, когда…

Эрик проводит рукой по моим губам и шепчет:

— Хочу запечатлеть в памяти твое лицо, твои движения, чтобы вспомнить их в тот день, когда не смогу их увидеть.

Боль в его глазах приводит меня в чувство. Что я делаю? Снова сажусь с ним рядом и беру его за руки:

— Чертов упрямец, как ты мог от меня это скрывать? Я… я злилась на тебя. Упрекала тебя в частом отсутствии, изменениях настроения, а ты… ты… ты ничего не говорил. О боже, Эрик… почему?

Слезы льются рекой, я пытаюсь их сдерживать, но такое чувство, что прорвала плотина, и я не в силах их контролировать.

Эрик утешает меня, обнимает и осыпает меня ласками, хотя это я должна была бы его утешать. Но моя сила и уверенность только что дали трещину, и я не знаю, когда смогу восстановить ее. Он рассказал о своей болезни, которую обнаружили у него уже много лет назад и которая с каждым годом обостряется…

Не знаю, сколько времени я проплакала в его объятиях в поисках решения. Он разговаривает со мной, а я едва могу успокоиться.

— Не смотри на меня так.

— Как?

— Я вижу, что ты меня жалеешь.

Потрясенная услышанным, крепко сжимаю его в объятиях:

— Дорогой, не говори глупостей. Я смотрю на тебя так, потому что люблю тебя и переживаю за…

— Вот видишь? Я вызываю у тебя жалость. Нельзя было допускать, чтобы наши отношения зашли так далеко.

— Эрик, пожалуйста, перестань молоть чепуху.

С выражением, которое я никогда не забуду, он обхватывает руками мое лицо и говорит:

— Дорогая, ты будешь страдать, оставшись со мной. У меня слишком много обязательств. Компания, проблемный ребенок и, сверх того, проблемы со здоровьем. Думаю, что настал момент, когда ты должна решить, чего ты хочешь. Я приму любое твое решение. Я и так чувствую себя виноватым.

Я ошарашена. Мне хочется зарядить ему по физиономии. Что он несет? Во мне снова просыпается уверенность.

— Ты же не хотел сказать это, ведь так?

— Хотел, Джуд.

— Ты просто идиот, если не сказать скотина!

Эрик улыбается.

— Ты красивая, молодая и здоровая женщина, у тебя вся жизнь впереди, а я…

— А что ты? — Я не даю ему ответить и кричу как полоумная: — А ты — мужчина с обязательствами, племянником и болезнью, но которого я люблю. И если раньше я не боялась, когда ты сердился, то сейчас я боюсь еще меньше, и знаешь почему? Потому что я не оставлю тебя, как бы ты меня об этом ни просил. И я не оставлю тебя, потому что я тебя люблю… люблю… люблю! И вбей это навсегда в свою чертову квадратную немецкую башку! А на будущее мне наплевать. Меня интересуешь только ты… ты… ты, чертов упрямец! Пока еще рано говорить о переезде в Германию, но поскольку я тебя люблю, то я подумаю над этим.

— Джуд…

— Дорогой, ты — со мной, ты — мое настоящее. Как я смогу без тебя жить? Ты, наверное, сошел с ума? Как тебе могла прийти в голову мысль, что я брошу тебя из-за какой-то болезни?

Эрик взволнованно кивает головой, и впервые я вижу, как он плачет. У меня разрывается сердце. Он закрывает глаза руками и плачет, словно ребенок.

— Джуд, когда болезнь обострится, зрение намного ухудшится. Наступит момент, когда я стану для тебя обузой и…

— И?..

— Ты не понимаешь?

— Нет. Не понимаю, — отвечаю, почти лишившись воздуха. — Я не понимаю, потому что ты все равно будешь со мной рядом, сможешь ко мне прикасаться, целовать меня, заниматься со мной любовью. Почему ты во мне сомневаешься?

Эрик растроганно шепчет:

— Ты — самое лучшее, что было у меня в жизни. Самое лучшее.

Готовая расплакаться, как Магдалена, убираю его руки и вытираю ему слезы:

— Ну, если я — самое лучшее, что у тебя когда-либо было, то ты даже в шутку не будешь говорить, что я тебя брошу, договорились? А теперь скажи, что любишь меня, и поцелуй, как мне нравится.

Слезы снова застилают мне глаза, но я улыбаюсь. Он тоже улыбается, обнимает и целует меня.

52

Бурно начинается новая рабочая неделя, а моя голова пытается переварить все то, что рассказал Эрик.

Бетта? Неинтересно. Не волнует. Знаю, что Эрик не желает иметь с ней ничего общего, и я ему верю, хотя и не стоило вдаваться в подробности об отце. Теперь понятно, почему он никогда его не вспоминает.

Что касается племянника, я понимаю Эрика. Если бы с моей сестрой и зятем что-то случилось, я бы ни секунды не сомневалась — Лус осталась бы со мной. Я заботилась бы о ней и ни за что на свете не позволила ей страдать.

Жить в Германии? Я никогда об этом даже не задумывалась. Но ради Эрика я бы это сделала. Предпочитаю жить с ним, чем страдать без него. Ясное дело, нужно хорошенько это обдумать. Уехать — значит реже видеться с отцом, сестрой и племяшкой, а они очень много для меня значат. Очень-очень.

Но вот что действительно меня выводит из равновесия, так это его болезнь.

Нахожу в Интернете всю информацию о глаукоме и теперь понимаю, почему Эрик так боится и переживает. Когда я остаюсь дома одна, даю волю слезам, только там я могу выплакаться. Я должна быть сильной. Он боится своей болезни, хотя и не признается в этом, и я не хочу, чтобы он догадался о моем страхе.

Сердце разрывается, когда я думаю о том, что он может ослепнуть. Эрик такой сильный, властный, он полон жизни… Разве он может стать слепым?

Вот уже четыре ночи подряд я просыпаюсь в холодном поту. Меня мучат кошмары. Эрик утешает меня, держа в объятиях, и ругает себя за то, что все мне рассказал. У меня пропал аппетит, я пытаюсь улыбаться, но улыбка застывает на лице. Я не пою, не танцую. Все мои мысли — только о нем, мне необходимо знать, что с ним все в порядке. Однажды вечером, когда мы лежали на диване, я вдруг увидела в его взгляде такую ярость и раскаяние из-за того, что позволил мне почувствовать неуверенность, что я решила, что нужно что-то делать.

Пора поменять программу.

Он должен снова увидеть Джуд, такую же безумную, какую он знает, поэтому я решаю проглотить свой страх, неуверенность и слезы и с каждым днем постепенно становлюсь прежней Джуд. Он с благодарностью и облегчением вздыхает.

Эрик начинает чаще ездить в Германию. Он нужен своему племяннику, но мне он нужен так же, как и я ему. Так проходит две недели.

Когда в понедельник звонит будильник, Эрик уже не спит. Он подходит ко мне и нежно целует. Мы не можем вместе ездить на работу, так как я не хочу, чтобы о нас ходили слухи. Поэтому за ним приезжает Томас, я же еду на работу на своей машине.

Пью кофе в компании Мигеля и вижу, как появляется Эрик вместе с начальницей и еще двумя руководителями. По его мимолетному взгляду ясно, что он не особенно рад видеть меня в такой компании. Но я не двигаюсь с места. Мигель — мой друг, и Эрик должен это принять.

Вернувшись на рабочее место, интуитивно ощущаю, что он за мной наблюдает. Каждый раз, когда встречаюсь с ним взглядом, мое тело отзывается жаром.

Знаю, о чем он думает…

Знаю, чего он хочет…

Знаю, чего он жаждет…

Но мы должны соблюдать рамки приличия и дождаться ночи, когда наступит наше время — только для нас двоих.

Около двенадцати Эрик выходит из кабинета в жутком настроении. Что это с ним? Тайком провожаю его взглядом. Он направляется к белокурой девушке, стоящей возле лифта. Они обмениваются поцелуями в щечку, и она гладит его по лицу. Может, это Бетта?

Несколько минут они разговаривают, а потом уходят. Через час Эрик возвращается в таком же настроении, и я хочу, чтобы он вызвал меня в свой кабинет. Проходит пятнадцать минут, с его стороны никакой инициативы. Тогда я сама решаю войти и, оказавшись внутри, вижу, что Эрик разговаривает по телефону.

Увидев меня, он прощается с собеседником:

— Я сейчас не могу говорить, мама, перезвоню тебе позже.

Выключив телефон, поворачивается ко мне:

— Вы что-то хотели, сеньорита Флорес?

— Начальницы и Мигеля нет, — поясняю я. — Что с тобой случилось?

— Ничего. Почему ты думаешь, что со мной должно было что-то случиться?

— Эрик… я видела, как ты разговаривал с одной блондинкой и…

— И что? — резко спрашивает он.

Его тон меня раздражает, я молча разворачиваюсь и выхожу из кабинета. Не успеваю дойти до своего стола, как звонит внутренний телефон. Эрик просит вернуться. Захожу в кабинет и закрываю за собой дверь.

— Джуд… о чем ты на самом деле хотела меня спросить?

— Я считала, что мы договорились быть честными друг с другом, и сегодня мне показалось, что ты не до конца был таковым.

Эрик кивает, подтверждая, что я права.

— Иди в архив.

— Еще чего!

— Джуд… это единственное место, где мы можем побыть наедине.

— Ты все и всегда улаживаешь в архиве.

Не позволив мне больше ничего сказать, Эрик берет меня под руку и закрывает дверь на задвижку.

— Джуд… клянусь, тебе незачем волноваться из-за этой женщины.

— Ладно… Но кто это?

— Поцелуй меня, и я скажу.

— Дудки. Сначала скажи мне, кто это, а потом я тебя поцелую.

— Джуд…

— Эрик…

Не теряя ни секунды, он притягивает меня к себе и целует. И когда он, кажется, готов мне все объяснить, слышу, как в кабинет стучится Мигель. Эрик моментально реагирует:

— Не волнуйся, дорогая. Сегодня у меня слишком много работы, и я не могу уделить тебе время, но вечером мы поговорим, хорошо?

Киваю, он быстро меня чмокает и идет в свой кабинет. Я же тихонько открываю дверь из архива и выхожу через кабинет начальницы.

После обеда встречаюсь в коридоре с Эриком, который беседует с управляющим, и тот радушно приветствует меня. Улыбаюсь, немного смущенная, и иду к своему столу. Беру несколько папок и захожу в архив. Но, к своему удивлению, нахожу там начальницу.

— Я ищу данные за последний квартал по Аликанте и Валенсии…

— Хотите, чтобы я нашла?

— Нет… Я сама.

Разворачиваюсь, чтобы уйти, и вижу Эрика.

— Добрый вечер, сеньор Циммерман, — тихо бормочу я, проходя мимо него.

Начальница поднимает глаза. Эрик прислоняется к дверям.

— Эрик, дай мне пару секунд, и я дам тебе то, что ты просил.

Он кивает и, пока я складываю папки на столе начальницы, наблюдает за мной. Забавно видеть его таким напряженным и нервным. Я останавливаюсь, кладу руку на дверную ручку и приподнимаю сзади юбку, чтобы он увидел мои трусики. У него такое изумленное лицо, что я тихонько хихикаю.