Руки Фэб тряслись, когда она складывала обрывки, уголок к уголку — сначала верхние, затем нижние. Когда фотография была восстановлена, сердце девочки вновь сдавила ледяная рука. Жирные усы, нарисованные чернилами, темнели над верхней губой ее матери.


Двадцать один год минул с тех пор, но сердце Фэб по-прежнему щемила боль перенесенного унижения. Вот почему она так не любила вспоминать о своем детстве — к этим воспоминаниям всегда примешивались издевательская ухмылка Рида и презрительная усмешка отца.

Что-то мягкое коснулось ее ноги, и Фэб, бросив взгляд вниз, увидела Пу, смотревшую на нее полными обожания глазами. Она подхватила собачку на руки и понесла к дивану, где уютно устроилась, поглаживая белую шерстку. Старинные напольные часы мерно тикали в углу просторной гостиной. Когда Фэб стукнуло восемнадцать, эти часы стояли в кабинете отца. Она запустила тонкие, с покрытыми розовым лаком ноготками пальчики в хохолок Пу, и в памяти ее неожиданно всплыл тот теплый августовский вечер, когда жизнь ее изменилась окончательно и бесповоротно.

Ее очередная мачеха, Лара, прихватив двухмесячную Молли, уехала в Кливленд навестить свою мать. Фэб, будучи в ту пору уже вполне сформировавшейся девушкой, сидела дома, готовясь к поступлению в Маунт-Хоулиок. При других обстоятельствах она никогда не удостоилась бы чести попасть на престижную вечеринку знаменитой футбольной команды, но ее отец устраивал прием в собственном особняке, и волей-неволей ее пришлось занести в список приглашенных. К тому времени Берт уже приобрел права на владение «Звездами» и был одержим футбольными страстями. Рид играл за «Звезд», и Берт сделал значительный взнос в Атлетический фонд, что сделало Рида чрезвычайно влиятельным членом команды.

Она промучилась весь день, обуреваемая страхом и смутными предчувствиями. К тому времени пухлая фигурка Фэб обрела стройность и гибкость, но девушка все еще страдала комплексом полноты и носила мешковатые, бесформенные платья. Опыт общения с отцом и Ридом подсказывал Фэб, что все мужчины злобные и коварные существа, но в то же время она не могла удержаться от сладких мечтаний и втайне надеялась на встречу с принцем в футбольной майке.

Весь вечер Фэб старалась держаться в тени, смешавшись с шумной толпой поклонников «Звезд», и украдкой поглядывала на разгулявшихся виновников торжества. Когда Крэйг Дженкинз, закадычный дружок Рида, подошел пригласить ее на танец, она чуть не упала и едва нашла в себе силы, чтобы кивнуть. Темноволосый красавец Крэйг был яркой футбольной звездой, и даже в своих самых смелых мечтах Фэб не могла вообразить, что он обратит на нее внимание. Но Крэйг был сама любезность, мило шутил и даже обнял ее за плечи, когда музыка кончилась. Фэб понемногу расслабилась, выпила с Крэйгом бокал вина. Они опять танцевали. Она раскраснелась, громко смеялась над его шуточками.

А затем все обернулось плохо. Он слишком много выпил и стал ее лапать. Она смутилась и попросила его перестать, но Крэйг не послушался. Он делался все более агрессивным, и она ушла от него, спрятавшись в небольшой раздевалке возле бассейна.

Там и нашел ее Крэйг получасом спустя и в кромешной, удушающе знойной тьме изнасиловал.

Она сделала ошибку, которую обычно совершают жертвы насилия. Полубезумная, истекающая кровью, она дотащилась до ванной комнаты, где, содрогаясь от отвращения, соскребла с себя щетками всю грязь, извиваясь под струями ошпаривающе-горячей воды.

Часом позже она подстерегла Берта в его кабинете, куда он заглянул за сигарой, и бессвязно поведала ему о своей беде. Фэб и сейчас явственно помнила, как он глядел на нее, медленными движениями поглаживая стальной ежик волос. Она стояла перед ним в мешковатом домашнем костюме, в который влезла, выбравшись из ванной, и никогда еще не чувствовала себя такой одинокой.

— Ты утверждаешь, что такой бравый паренек, как Крэйг Дженкинз, настолько истосковался по бабам, что позарился даже на тебя?

— Это правда, — прошептала она, едва проталкивая слова через сдавленную гортань.

Дым сигары синей змейкой охватывал его голову. Он нахмурил густые, щедро посыпанные солью седины брови:

— Это еще одна из твоих изуверских попыток поиграть на моих нервах, не так ли? Неужели ты воображаешь, что я поставлю на карту будущее способного паренька из-за твоих бредней?

— Отец! Он действительно сделал это со мной! Берт саркастически хмыкнул и приоткрыл дверь, чтобы послать кого-нибудь за Крэйгом. Через пару минут тот явился в сопровождении Рида. Фэб умоляла отца выставить братца из комнаты, но Берт отмахнулся, и Рид с довольным видом привалился к стене, потягивая пиво. Фэб, запинаясь, повторила свой рассказ.

Крэйг с жаром отвергал обвинения Фэб и был так убедителен, что в других обстоятельствах она сама поверила бы ему. Стыдясь оторвать от пола глаза, она поняла, что проиграла, и, когда отец приказал ей выбросить из головы эту дурацкую историю, какая-то часть ее души умерла.

Она сбежала из дома на следующий же день, пытаясь спастись от жгучего чувства позора.

Денег, выданных ей отцом на оплату учебы в колледже, хватило, чтобы добраться до Парижа. Там она повстречала Артуро, и ее жизнь постепенно вошла в новую колею.

Шестерки отца не раз подъезжали к ней с угрозами и увещеваниями, но ничего не сумели добиться. Когда на вернисаже Европы появились ее первые портреты в стиле «ню», разгневанный Берт лишил бесстыдную дочь наследства.

Она откинула голову на спинку дивана и крепче прижала к себе Пу. Берт перед смертью решил-таки посадить ее на крючок, подбросив огромный куш в виде приманки. Получив эту паршивую сотню кусков, Фэб могла бы поправить свои дела и открыть наконец собственную картинную галерею.

Ты мой единственный прокол, Фэб. Мой единственный сраный прокол.

Она скрипнула зубами. Ее отец, его баксы и вонючие «Чикагские звезды» могут катиться к черту. Берт сам установил правила своей игры, но это еще не значит, что она станет в нее играть. Она найдет другой способ держаться на плаву. Она примет приглашение Виктора и закатится с ним на его виллу, где океанский воздух окончательно выветрит из нее смрадные миазмы прошлого.

Глава 3

— Как ни тряси, а последняя капля — в трусы, Дэнни, — произнес Тулли Арчер, обращаясь к Дэну Кэйлбоу и едва шевеля уголком рта, словно русский шпион на тайной встрече со своим резидентом. — Нравится тебе или нет — а наша колымага катится в пропасть.

— Должно быть, у Берта мозги провалились в задницу. — Дэн свирепо покосился на официанта, спешащего к ним с подносом шампанского, и тот моментально испарился. Дэн ненавидел шампанское. Хрупкие бокалы с этой кислятиной всегда лопались в его мощных руках. К тому же на душе его сейчас скребли кошки — от какой-то белобрысой сучки зависит теперь судьба «Звезд».

Оба тренера стояли на террасе престижного ресторана «Элегия», закрытого для простых смертных по случаю чествования Объединенного фонда негритянских колледжей. С огромных стен просторного зала свешивались гирлянды цветов, и квинтет деревянных духовых инструментов Чикагского симфонического оркестра негромко наигрывал мелодии Дебюсси. Чемпионы всевозможных спортивных сражений братались сейчас здесь с финансовыми воротилами, известными политиками и бизнесменами, в празднично-гомонящей толпе вспыхивали улыбки кинозвезд. Дэн терпеть не мог втискивать свое тренированное тело в смокинг, но в случаях, подобных сегодняшнему, ему приходилось мириться с этим.

В свое время о подвигах Кэйлбоу-игрока ходили легенды. Он был кровожаден, буен, груб. Он делал мужскую работу; и даже у самых дубоватых противников Дэнни хватало ума не связываться с ним один на один. В любой напряженной ситуации Дэн Кэйлбоу неизменно брал верх, порой пуская в ход кулаки, а то и подключая к делу свой изощренный острый ум. Он всегда выходил победителем, этот несокрушимый Дэнни по прозвищу Айсберг.

Вне поля он был столь же агрессивен, и ему не раз случалось попадать в каталажку за возмущение спокойствия, вторжение в частные владения, а в дни молодости и за посягательства на неприкосновенность некоторых ненравящихся ему личностей.

Возраст сделал Дэна осмотрительнее в отношении некоторых вещей, а в отношении других — нет; вот и теперь он поймал себя на том, что разглядывает фигурку недавно избранной конгрессменши от Иллинойса, которая стояла в толпе белых воротничков. На ней было скромно пошитое черное вечернее платье, с виду довольно простенькое, но явно стоившее подороже, чем комплект для игры в пинг-понг. Ее легкие темные волосы были стянуты на затылке плоским бархатным бантом. Она была хороша собой и, видимо, искушена в житейских делах. Вокруг нее постоянно вертелись мужчины. Но тут изящную фигурку конгрессменши заслонила пышная брюнетка в серебристом облегающем платье. Оттеснив в сторону Тулли плечом, она пронзила Дэна таким пылающим взглядом, что краска на ее ресницах сплавилась и чуть ли не задымилась.

— Вы кажетесь таким одиноким здесь, милый тренер. — Она облизнула губы. — Я видела вашу последнюю игру против «Ковбоев». В тот день вы напоминали бушующий океан.

— Я ежедневно бушую, крошка.

— Это именно то, что я слышала о вас. — Он почувствовал, как узкая ручка скользнула в его карман, и понял, что ему подбросили очередной номер телефона. С обещающей улыбкой на влажных губах брюнетка удалилась. «Надо бы отдать смокинг в чистку», — подумал Дэн.

Тулли, привыкший к подобным сценам, нимало не смутившись, продолжал говорить:

— Вся эта история мне очень не по нутру, Дэн. Берт, очевидно, просто рехнулся на старости лет…

То, что Фэб Сомервиль вытворяла с командой, и так доводило Дэна до белого каления, и ему не хотелось думать об этом сейчас, чтобы не завестись. Он вновь принялся разглядывать элегантную конгрессменшу, беседующую с одним из чикагских олдерменов. Черты лица ее были спокойны, жесты немного размашисты, но изящны. Штучка высокой пробы — от головы до пят; она была явно не из тех женщин, которых можно представить со следами муки на носу или с ребенком на руках. Он отвернулся. Ему была нужна женщина, перепачканная в муке.

После долгих лет разгула и скоротечной женитьбы, закончившейся крахом, Дэн Кэйлбоу пребывал в серьезном намерении обзавестись прочной семьей.

В возрасте тридцати семи лет его вдруг потянуло к тихой пристани, к дому, полному ребятни, и он стал подумывать о женщине, которой больше по душе стирка пеленок, чем поиски острых ощущений.

Он решил окончательно порвать с прежней жизнью. Хватит с него милых карьеристок, очаровательных кошечек и умопомрачительных секс-бомб. Он найдет себе скромную женщину, которой понравятся его вечно растрепанные волосы, поношенные джинсы и его старая пропотевшая рубашка. Такую женщину, которой никогда не взбредет на ум кружить кому ни попадя голову и пропадать по ночам у подруг. И тогда — он поклялся себе — его скитания будут окончены. Он не обманывал свою первую жену, не станет надувать и последнюю.

Тулли Арчер меж тем продолжал свой нескончаемый монолог:

— Знаешь, я не люблю говорить плохо о ком бы то ни было, но эта красотка достала меня, обозвала «конфеткой». Проклятие, Дэн. Это не тот человек, которому должна принадлежать футбольная команда.

— Ты абсолютно прав.

Лицо безбородого Санта-Клауса сморщилось как у ребенка.

— И потом, у нее есть пудель, Дэн. Ты только вдумайся — пу-удель! Ни для кого не секрет, что тренеры «Медведей» всегда цапаются с Майком Мак-Кэски, но, будь я проклят, они по крайней мере не работают на хозяина, разгуливающего с французским пуделем. Говорю тебе, я теперь избегаю знакомых ребят, они и так уже животики надорвали, глядя на нас.

Если Тулли открывал рот, то закрывал его очень нескоро. Дэн окинул взглядом зал и заметил, что когрессменша исчезла. Он посмотрел на часы.

— Предполагалось, что это будет переломный для нас год, — говорил Тулли. — Берт уволил в прошлом ноябре Брустера и взял на его место тебя. Мы имели успех, мы даже одержали пару побед в конце сезона. Но кто мог предполагать, что Карл Погью уволится и этот слизняк Рональд усядется нам на шею!

Правая щека Дэна непроизвольно дернулась. Тулли покачал головой:

— Фэб Сомервиль и Рональд Мак-Дермит, чудная парочка — новоявленная хозяйка и главный менеджер «Звезд». Я говорю тебе, старина, даже Вине Ломбарди хохочет над нами; а ведь он уже несколько лет как умер.

Тулли на секунду примолк, чтобы перевести дух. Мысли обоих мужчин приняли одинаково мрачное направление. После похорон Берта Фэб исчезла из виду, заморозив всю деловую жизнь команды, поскольку никто, кроме нее, не имел права подписывать контракты. Прошел месяц, но Фэб так и не смогли отыскать, и Карл Погью, генеральный менеджер «Звезд», уволился от стыда, а его место занял заместитель Карла — Рональд Мак-Дермит.

Завещание Берта повергло в изумление спортивный мир.

Все прочили в хозяева «Звезд» Рида.