— Что за конкурс? — Женька устроился за синтезатором и взял в руки нотную тетрадь.

— Юных вокалистов, — ответил Морозов, — проводит центр детского творчества. Наташка откуда-то узнала, давай, говорит, Валерку выставим в самой младшей группе. А он только услышал — и давай мне в уши звонить, «папа, хочу на конкулс»!

— Папа, я хочу на конкулс! — повторил за отцом Валерка, — Когда будет конкулс?

— Осенью, успокойся уже. Ты участвуешь.

— А ты? — Женька посмотрел на дочь, — Хочешь участвовать в конкурсе?

— Не знаю, — девочка смущённо пожала плечами, но потом подняла на отца огромные светло-карие глаза, — хочу…

— Ну, значит, на этой неделе попробуем твой вокал.

— А чего на неделе? — Дима удивлённо приподнял брови, — Прямо сейчас и попробуем. Идём в репетиционную?

— Да!.. — казалось, Алёнка совсем не ожидала такого поворота событий и, всё ещё не веря своему счастью, снова посмотрела на Журавлёва, — А можно?..

— Ну, раз Дима говорит, значит, можно, — улыбнулся Женька, — идём!


Идя следом за всей компанией, Милена едва сдерживала смех, глядя, как Валерка, засунув в карманы шортиков ручонки, с «деловым» видом старается идти в ногу с отцом, то и дело подстраиваясь под его шаг.


— Сначала — ласпевка! — повернувшись всем корпусом к Алёнке, малыш строго дирижировал указательным пальчиком.

— Видишь, какой у тебя педагог по вокалу, — обращаясь к дочери, рассмеялся Женька, — первое место считай обеспечено…

— Я вот сейчас этому педагогу… — Дима деланно нахмурил брови и посмотрел на сына, — Не ласпевка, а р-р-распевка… Забыл, как мы с тобой договаривались?

— Р-р-р-ас-пев-ка! — повторил малыш, старательно выговаривая трудную букву.

— Может ведь, а ленится. Пока не научишься выговаривать «Ночной патруль», в группу я тебя не возьму, — включив аппаратуру, Дима бросил смеющийся взгляд на сына, — Договорились?

— Догово-р-р-р-и-лись! — прорычал тот под улыбки взрослых, — Папа, я умею! Плавда!


Проба вокала прошла более чем удачно — у Алёнки оказался довольно сильный голосок и абсолютный музыкальный слух.


— Ну, вот, будешь приходить к нам и заниматься, — улыбнулся девочке Морозов, — песню мы подберём, на конкурс заявим от нашей творческой деревни.

— А с кем я буду заниматься? — Алёнка перевела взгляд с него на отца.

— У нас есть педагог по вокалу, — ответил Дима, — договоритесь по времени, и милости просим.

— Ну, что, хочешь научиться петь? — Женька улыбнулся дочери, — Не только для конкурса, конечно, а вообще.

— Хочу! — та радостно закивала, — Очень хочу!

— Ну, вот и договорились.


Остаток дня прошёл не менее удачно и весело — после того, как Журавлёв освободился, они втроём посетили кафе, детскую развлекательную площадку, походили по магазинам, и, как всегда, Алёнка не осталась без подарков…

Ближе к вечеру, вернувшись ненадолго домой, Женька заметил, что девочка резко погрустнела. На все расспросы она старательно отвечала, что «всё нормально», но смена настроения была настолько явной, что Милена, догадавшись в чём дело, увела Журавлёва на кухню.


— Мне кажется, она не хочет возвращаться домой, — тихо, чтобы не услышала Алёнка, сказала она Журавлёву.

— Я знаю, — ответил он, — у неё так каждый раз…

— Может, пусть останется у нас на ночь? Мать всё равно приедет уставшая… А завтра ты её отвезёшь.

— Не, — он покачал отрицательно головой, — она сейчас весь мозг выест. Будет звонить и требовать, чтобы я привёз ребёнка. Мы поедем к поезду, заодно и на этого самого Мишу посмотрю.


Поздно вечером, приехав на железнодорожный вокзал к приходу поезда, на котором должна была вернуться Кира, Женька вместе с Алёнкой и Миленой прошёлся по перрону.


— Вон он, папа… Во-о-о-н, видишь? В красной футболке… — Алёнка показала рукой на мужчину среднего роста, лет тридцати пяти, в очках, который в свете фонарей стоял на платформе, — Это дядя Миша.

— Понял… — Женька пожал плечо девочки, — постой пока с тётей Миленой, хорошо?..


«Дядя Миша» явно не ожидал такой встречи перед самым приходом поезда.


— Где Елена? — строго спросил он, когда Журавлёв представился, — Я не знаю вашего адреса, иначе бы…

— Иначе бы ты летел с лестничной площадки, — спокойно ответил Женька, — в общем, так. Если я вдруг ещё раз узнаю, что ты повысил голос на мою дочь, у нас будет сугубо мужской разговор. Гораздо жёстче, чем сейчас.

— Ты выбрал не тот тон, которым можно обсуждать воспитание твоего ребёнка.

— Да, — слегка прищурившись, Журавлёв пристально посмотрел в глаза мужчине, — одного этого предложения уже достаточно.

— Достаточно — для чего? — «дядя Миша» разговаривал довольно вызывающе.

— Для того, чтобы иметь представление о тебе. Учитывая обстоятельства, повторяю ещё раз: если моя дочь хоть раз ещё пожалуется, что ты повысил на неё голос, разговор будет в другом месте и другого качества. Это я тебе гарантирую.

— Что?! — как-то нервно усмехнулся Михаил, — Ты — что-то гарантируешь?! Ты — алкоголик и любитель женского пола, угрожаешь мне?!

— А ты что, предпочитаешь мужской пол? — тут же нашёлся Журавлёв, — Только не говори, что это так… это будет последней каплей.

— Ты… — увидев, что в конце перрона показался долгожданный поезд, Михаил сделал шаг вперёд, но тут же презрительно обернулся к Женьке, — лабух… Какой-то лабух ещё будет качать права! Ты их давно потерял, а именно тогда, когда бросил и жену, дочь! Так что заткнись!

— Я своё слово сказал, — вложив руки в карманы джинсов, Журавлёв невозмутимо провожал взглядом проезжающие мимо вагоны, — и я его сдержу.


— Где она?! — сойдя с подножки, Кира возмущённо смотрела на Женьку, — Где Алёна?

— Она там, возле входа в подземный переход, — он кивнул головой в сторону, — в общем, так…

— Ты что, оставил её одну?! Ты в своём уме?!

— Я — в своём. Она не одна, сейчас ты её увидишь. Но прежде я хотел бы…

— А с кем?! — не дав ему договорить, перебила его Кира и, привстав на цыпочки, попыталась разглядеть сквозь толпу пассажиров дочь, — С кем?!

— Она с моей женой.

— Ты всё-таки женился на этой… буфетчице?.. — презрительно усмехнулась женщина, — Поздравляю!

— Послушай, — было видно, что Женька из последних сил старается сохранить спокойствие, — я минуту назад говорил твоему… вот этому… Теперь повторю специально для тебя. Если я ещё раз узнаю, что Алёнка от него плачет, разбираться буду, несмотря на чины и регалии.

— Ну-ну, — Кира снова усмехнулась, но уже как-то загадочно, — попробуй… Миша — гражданин другого государства…

— Поздравляю, — хмыкнул Журавлёв, — мы уже до иностранцев добрались… Твой бывший муженёк хоть русским был.

— Да, русским! — с вызовом ответила Кира, — И вы очень хорошо нашли общий язык! Представляешь, — она повернулась к Михаилу, — пили вместе несколько раз! Теперь ты понимаешь, что это за человек?! И как мне не везло в жизни, ты — понимаешь?!

— Успокойся, дорогая… — обняв её за плечи одной рукой, другой Михаил подхватил дорожную сумку, — Успокойся, скоро всего этого кошмара не будет, и ты даже не вспомнишь о нём!

— Да скорее бы! — недовольно пробормотала Кира и, вспомнив о дочери, снова уставилась на Журавлёва, — Ну, где моя дочь?!


…Несмотря на то, что она видела её всего один раз, Милена сразу узнала эту женщину… Тогда это была ещё совсем девочка… беременная девочка в свадебном наряде, вместе с которой Журавлёв приехал в тот вечер в ресторан… Она узнала её. Тогда, десять лет назад, рыдая за оградой городского парка, она думала, что жизнь кончена, и что счастье улетело навсегда вместе с лепестками отцветающей сирени… Если бы кто-нибудь, тогда, сказал ей, что пройдёт время, и новая встреча будет совсем другой, она бы не поверила. А вот — случилось!.. И даже Алёнка — «виновница» их тогдашнего разрыва с Женькой, стоит рядом с ней, боясь подойти к матери…


Кира что-то хотела сказать дочери, но, скользнув взглядом по лицу Милены, внезапно осеклась. По её резко побледневшему лицу было видно, что она поняла — та, которую Журавлёв назвал своей женой, вовсе не «буфетчица» Настя, с которой он был последние годы… Нет, она тоже узнала эту женщину с красивым, утончённым лицом, с огромными карими глазами и копной каштановых волос… Нет, она никогда не видела её «вживую»… Но однажды, ещё будучи женой Журавлёва, она нашла у него фотографию девушки, как две капли воды похожей на его нынешнюю спутницу… Да, это и есть — т а с а м а я Милена. Так было подписано фото. Женькина невеста, которой он изменил с ней, с Кирой. Которая его так и не простила — тогда…

Так что же, выходит, теперь — простила?

Все эти мысли пронеслись у Киры в голове с невероятной скоростью, так, что она напрочь забыла, о чём хотела сказать дочери.

Опомнившись, наконец, она сердито дёрнула девочку за руку.


— Немедленно едем домой!

— Мама, а я теперь буду ездить вместе с папой в студию, учиться вокалу! — первая новость, которой захотела поделиться Алёнка с матерью, была именно такой.

— Ни в какую студию ты ездить не будешь! — мать всё ещё сердилась, и девочка сразу как-то сникла от её тона, — Скоро у тебя будут совсем другие заботы. Всё, идёмте на стоянку!

— Какие заботы? — семеня рядом, Алёнка осторожно поглядывала на Киру, — Ну, мама… Какие?

— Вот придём домой, я тебе всё расскажу.


— Что-то не нравятся мне её новые заботы, — проворчал Женька, наблюдая, как Алёнка вместе с матерью и отчимом скрываются в подземном переходе.

— По-моему, ты слишком близко принимаешь к сердцу житейские проблемы своей прежней семьи, — Милена постаралась произнести эти слова как можно мягче, чтобы не обидеть Журавлёва.

— Знаешь, с Кирой мы прожили всего два года, и я бы даже не назвал это жизнью. Времяпровождение в одной квартире, и не более того. Она без конца пропадала у своих родителей, я… — он хотел что-то сказать, но, покосившись на Милену, запнулся на слове, — я… тоже у своих… Алёнка чаще оставалась у дедушек и бабушек, чем в своём родном доме. По сути, семьи у нас не было, и меня совершенно не задевает, как устроилась жизнь Киры. Но Алёнка — моя дочь.

— А она очень на тебя похожа… особенно глаза…

— Ты ещё не раздумала выходить за меня замуж?.. — пассажиры разошлись, и они стояли, обнявшись, на опустевшей платформе, в свете ночных прожекторов, — Ленка?..

— Я никогда не раздумаю, — счастливо жмурясь, Милена прижалась к его плечу, — даже если окажется, что у тебя ещё целая куча детей…

— Правда, что ли?..

— Плавда… — вспомнив Валерика, она тихо рассмеялась, — плавда-плавда…

* * *

Несмотря на то, что он твёрдо пообещал Милене не скрывать от неё свои визиты к Насте, в этот раз Журавлёв решил смолчать. Обстоятельства складывались именно таким образом, что Милена должна была двое суток провести с детьми Морозовых, пока те гастролировали в сочинском пансионате. Анну Сергеевну срочно вызвали на работу, поэтому Наташе ничего не оставалось, как попросить Милену побыть с детьми до их возвращения. Присутствие Журавлёва ночью в доме Морозовых как бы не оговаривалось, но негласно «одобрялось» — и Димка, и Наташа прекрасно понимали, что Женька не усидит дома один и всё равно приедет к любимой женщине, поэтому этот вопрос даже не обсуждался, а оставался закрытым лёгкой ширмой «неразглашения». И он, естественно, собирался приехать ночью, когда Милена уже уложит детей. Проводив её вечером к Морозовым, он отвёз их самих в аэропорт, а затем вернулся домой. Время было ещё не совсем позднее — часы показывали восьмой час вечера, и Женька, послонявшись по квартире, на всякий случай позвонил Милене, а затем решительно вышел в прихожую…


Подъехав к Настиному дому, он ещё издали увидел свет в кухонном окне. На его звонок она вышла довольно быстро, и, увидев, кто стоит на пороге, широко распахнула дверь.


— Заходи, — каким-то непривычно грубым голосом произнесла Настя и, резко развернувшись, прошла в кухню.


Ещё переступая порог квартиры, Женька почувствовал какой-то странный запах… Настя всегда была страшной чистюлей, и порядок в доме не зависел ни от её настроения, ни от её самочувствия. Но теперь что-то явно было не так… Нет, беспорядка не было, но всё же что-то настораживало… Какой-то дискомфорт чувствовался в каждом уголке небольшой квартиры, и в первый момент Журавлёв никак не мог понять причину этого дискомфорта.


— Садись, — Настя как-то размашисто махнула рукой на кухонный стул и сама плюхнулась напротив, — чего пришёл?