«По телефону мы никаких сведений не даём, — отчеканила дежурная медсестра, — только при личном контакте, и только близким родственникам».


Понимая, что вся его напускная бодрость вызвана лишь желанием не нагружать её своими проблемами, Милена и сама не могла успокоиться. Всё, что рассказала им Наташа, никак не шло у неё из головы, и только таблетка успокоительного, от которого сам Женька отказался, позволила ей уснуть. Судя по Наташкиному рассказу, Настю без сознания увезли на скорой, поэтому о том, что же случилось на самом деле, никто пока не знал. Перед тем, как уехать, врач скорой помощи отзвонился в полицию, и Морозовым пришлось дожидаться опергруппу и давать показания. Ничего подозрительного в квартире обнаружено не было, везде царил порядок, но, судя по кровоподтёкам на лице и животе пострадавшей, кто-то явно был у неё в гостях.

— Жень… мне кажется, тебе лучше съездить в больницу и самому всё узнать, — Милена больше не могла смотреть на то, как Журавлёв вынужденно изображает спокойствие, то и дело роняя то зажигалку, то сигарету.

— Да, пожалуй, нужно… — он тут же согласно кивнул и, выйдя в комнату, открыл створку шкафа для одежды, — Я недолго…

— Ты только себя не вини… Слышишь?! — Милена тревожно смотрела, как он что-то ищет на полке, — Только не вини!

— Хорошо… ты не видела мою зелёную рубашку?

— Конечно, видела, — подойдя к шкафу, Милена закрыла дверцу и открыла соседнюю, — все твои рубашки здесь, на плечиках.

— Точно… — нервно вздохнув, Журавлёв окинул взглядом внутреннее пространство шкафа, — Что-то не вижу…

— Ну, вот же она, — Милена достала и подала рубашку, — надевай.

— Я недолго, правда… — одевшись, он махнул ей рукой с порога, — Не переживай!


Приехав в больницу, Женька через справочное узнал, что Настя сейчас находится в реанимации, и туда ему попасть нельзя, но можно поговорить с лечащим врачом.


— Вы кто — муж? — молодая женщина в салатовом костюме подняла голову от истории болезни, когда Журавлёв, заглянув в ординаторскую, объяснил цель своего визита.

— Нет… — окончательно войдя в кабинет, он приблизился к столу, — Я не муж, но я отец её ребёнка.

— Понятно, — врач смерила его пронзительным взглядом, — к сожалению, для вас плохие новости. Отцом вы уже не станете, во всяком случае, отцом этого ребёнка.

— А, что… почему?..

— Ребёнка спасти не удалось. Хорошо, что спасли саму мать. Правда, шансов стать матерью в следующий раз у неё теперь немного. К моему глубокому сожалению, практически нет.

— А что с ней — вообще?.. — Женька почувствовал, как губы мгновенно пересохли, — Она будет жить?

— Жить — будет. Рожать — вряд ли.

— Что произошло? — чувствуя, как мелкая внутренняя дрожь овладевает всем телом, Журавлёв невольно сжал кулаки.

— Я правильно понимаю, что вместе вы не жили?

— Нет. У меня другая семья.

— Понятно, — голос докторши стал строже, — Я могу лишь обрисовать картину последствий. Черепно-мозговая травма в лёгкой степени и повреждения других частей тела — в том числе и живота и некоторых внутренних органов — в более тяжёлой степени. Проще говоря, её избили.

— Кто?! — заранее зная, что не получит ответа на этот вопрос, Женька всё же не мог сдержаться.

— Этого я не знаю, этим занимаются органы. Думаю, больная сама скажет, как только придёт в себя.

— Я могу её увидеть?

— К сожалению, нет.


Выйдя из ординаторской, он не смог сразу покинуть больницу и присел на диван, стоящий в холле отделения. Посидев какое-то время, он уже собрался уходить, но его внимание привлекла женщина лет пятидесяти, в цветном летнем брючном костюме, торопливо семенящая в его сторону по коридору. Женщина была несколько полноватой, и быстрый шаг давался ей с трудом — она шла, слегка раскачиваясь и тяжело дыша. Глядя на зачёсанные назад волосы и такие же, как у Насти, черты лица, Журавлёв сразу её узнал…


— А… И ты — здесь?.. — вместо приветствия она уставилась на него полными слёз глазами, — Что, явился, женишок?!

— Здравствуйте, Ольга Семёновна, — поприветствовав Настину мать, Женька встал с дивана, — когда вы приехали?

— Сегодня я приехала! — женщина разговаривала с вызовом, по всему было видно, что в её глазах Журавлёв — основная причина всех несчастий её дочери, — А ты?! У тебя ещё совести хватает сюда приходить?!

— Ольга Семёновна, успокойтесь, пожалуйста…

— Бессовестный! — не выдержав, Ольга расплакалась, — И как тебя земля только носит?! Всю жизнь ты ей искалечил!.. Что с ней?!

— Настя сейчас в реанимации, но врачи говорят, что самое страшное позади.

— А ребёночек?.. — достав платок, Ольга Семёновна вытерла мокрые глаза.

— Ребёнка не спасли… — Женька ещё больше помрачнел и опустил глаза, — Я не знаю, что произошло, честное слово.

— Ой, боже-боже… — схватившись руками за щёки, она страдальчески прикрыла веки и закачала головой, — деточка ты моя!..

— Если бы я только знал, что случилось…

— Что-что… С кобелём связалась, вот что!.. — присев на диван, женщина окончательно разрыдалась, — Говорила я ей… брось… на черта тебе эти артисты, мы не одного поля ягоды… Нашла бы себе хорошего мужчину, и жила бы припеваючи. Так нет же!..

— Это вы про меня? — тяжело вздохнув, Журавлёв присел рядом.

— А про кого же?! — платок снова скользнул по заплаканному лицу, — Она же тебя любила… А я сразу поняла, что ты за фрукт! Каждый раз, как звонила, всё её отговаривала, а она — нет! Люблю, и всё! Вот, долюбилась. Осталась одна, с пузом… да теперь и пуза нет… Господи, бедненькая… доченька моя… как же она тут одна-то…

— Я старался помогать, чем мог, — Женька угрюмо рассматривал носки своих туфель.

— Боже-боже… — Настина мать, не переставая, тихо причитала, — Ведь говорила же… говорила…

— К ней сейчас не пускают. Если хотите, поедемте ко мне.

— Да нет уж… — с сарказмом усмехнулась Ольга Семёновна, — Я к дочери поеду. Вот только с врачом поговорю, и поеду.

— У вас же ключей нет…

— Всё у меня есть! — она достала из сумки ключи, — Вот они!.. Добрые люди помогли! И позвонили, и встретили, и ключи отдали!

— Понятно. Морозовы.

— Не знаю, парень с девушкой. Такие вежливые!.. она — Наташа, а он — Дмитрий. Это они вчера Настеньку спасли… Если бы не они…

— Давайте, я вас до дома довезу.

— Нет уж, — Ольга Семёновна обиженно качнула головой, — свою кралю новую вози, а я с тобой, с кобелём, даже если и приспичит, рядом не сяду!.. Иди, брякай на своей балалайке!


Попрощавшись с матерью Насти, Женька направился к выходу, но в конце длинного коридора неожиданно замедлил шаг. Вход в реанимационное отделение был прямо перед ним. Двери были плотно закрыты, и он, оглянувшись и убедившись, что за ним никто не наблюдает, осторожно потянул на себя ручку. Небольшое помещение, по обеим сторонам которого находились четыре палаты, было пусто, и он наугад шагнул к дверям одной из них.


— Вы — кто?! Сюда нельзя!.. — увидев его, девушка в медицинском костюме с бейджиком на груди испуганно пробежала через небольшую палату.

— Анастасия Харитонова здесь лежит? — пытаясь разглядеть из-за её плеча, кто лежит на кровати возле стены, шёпотом спросил Журавлёв.

— Вы — кто вообще?! — девушка возмущённо попыталась вытолкнуть его из помещения, — Сюда вход посторонним воспрещён!

— Я не посторонний, — не сдвинувшись с места, он перевёл взгляд с кровати на медсестру, — это же она… Настя.

— Выйдите немедленно! Я сейчас позову заведующего!

— Я сейчас выйду, — Женька с готовностью кивнул, — можно, я на неё только посмотрю?

— Вы — муж? — уже более мирным тоном спросила девушка.

— Нет… то есть, да… Бывший.

— Ну, хорошо… три секунды смотрите, и на выход.


То, что увидел Журавлёв, заставило его сердце сжаться в твёрдый комок. Настя была бледная, как мел, от чего фиолетовая гематома на лбу казалась ещё более ужасной. Небольшие гематомы и ссадины проглядывали и на её тонких руках, и даже на шее. Сама она спала, видимо, ещё под действием наркоза, плотно прикрыв синеватого оттенка веки.


— Всё, уходите, — медсестра легонько подтолкнула Женьку к выходу, — не дай Бог, врачи зайдут.

— Она не приходила в себя? — чуть придержав дверь, он обернулся к девушке, — Она же должна помнить, кто это сделал?

— Пока не приходила, — та покачала головой, — но, как только придёт, мы сразу сообщим следователю. Наше дело — спасти, а расследует пусть полиция.


Вернувшись домой, Журавлёв вкратце рассказал Милене о визите к врачу, при этом умолчав о разговоре с Ольгой Семёновной. Услышав о том, что Настя потеряла ребёнка, Милена не смогла сразу найти слова для Журавлёва… Она не знала, какие слова сейчас она должна произнести… Ей по-женски было искренне жаль Настю, и именно ей она бы смогла высказать своё сочувствие и оказать помощь, которая была бы в её силах. Но вот для Женьки таких слов она найти не смогла. В то же самое время, она с ужасом прислушивалась к себе, понимая, что в глубине души испытывает какое-то подобие облегчения от того, что ушла серьёзная проблема, мешающая их счастью. Она боялась признаться самой себе в том, что рада тому, что Журавлёв теперь принадлежит только ей, ей одной… Она прислушивалась к своим ощущениям и приходила от них в настоящий тихий ужас…


— Женя, — отчаянно борясь с собой, Милена положила ему на плечи ладони, — я понимаю, что в том, что произошло, есть и моя вина. Она даже больше, чем твоя, и не спорь. Я не знаю, что сказать. Правда, не знаю… Но я хочу, чтобы ты знал. Я всю свою жизнь буду помнить о том, какой ценой мне досталось моё счастье.

— Не надо, Ленка… — он накрыл рукой её ладошку, — Не надо тебе ничего помнить. Что случилось, то случилось… А вина — она только моя. И… ты была права. Я слишком близко принимаю всё, что происходит вокруг меня. А это — неправильно. Кстати, это касается и тебя. Поняла? — он впервые за последние сутки улыбнулся и, обернувшись к ней, легко притронулся пальцем к кончику её носа.

— Поняла, — она кивнула не совсем уверенно, — только, Жень… мы всё равно должны что-то сделать, как-то помочь Насте, когда она выйдет из больницы. Она осталась жива — и это самое главное.

— Да… — Журавлёв задумчиво опустил глаза, — Ещё бы узнать, кто это сделал.


Вечером, приехав в «Золотой Лев», где «патрули» в последние полгода стали практически штатной группой, Журавлёв был как никогда молчалив. Отыграв первое отделение, он сразу вышел в зал и присел у барной стойки.


— Привет! — знакомая девушка-бармен игриво улыбнулась из-под каштановой пышной чёлки.

— Привет, — хмуро кивнул Женька.

— Слушай, что там с Настей случилось? Девчонки сказали, она в больнице…

— Да, — выпив глоток водки, Журавлёв мрачно сидел за стойкой, положив на неё локти и уставившись в широкий стакан.

— Так что с ней?! Говорят, её чуть не убили?

— А ты откуда знаешь? — не поднимая глаз, он что-то выстукивал пальцами по гладкой поверхности стойки.

— У нашей посудомойки сестра в том роддоме уборщицей работает, они с Настей из одного города. Вот она рассказала. Так что случилось-то?

— Не знаю, — Женька покачал головой и снова уставился на чуть подрагивающую прозрачную поверхность алкогольного напитка, — пока ничего не знаю.

— Так это правда, что вы больше не живёте? — по тону девушки было понятно, что она заранее знает ответ на свой вопрос.

— Можно подумать, что ты не знала? — усмехнулся Журавлёв, — Мы уже месяца четыре не живём.

— Н-нуу… я слышала… — она слегка замялась, — Но наверняка не знала.

— Теперь узнала? — он, наконец, поднял на неё глаза.

— Ну, да, — девушка улыбнулась, как ни в чём не бывало, — а ты, говорят, женишься?

— Все люди когда-нибудь женятся.

— Да ладно тебе, — она рассмеялась уже совсем весело, — мне же всё интересно, что у вас происходит. Женишься, и правильно делаешь. Настя ведь тоже, говорят, с кем-то жила.

— Вот видишь, сама всё знаешь, а спрашиваешь.

— Кстати, вчера её тут какой-то парень искал. Я ещё удивилась, она у нас уже давно не работает.

— Какой парень? — Женька залпом выпил водку и громко опустил стакан на стойку.

— Такой страшный… Почти лысый, губастый такой…

— Лысый?!

— Ну, не то, что бы совсем лысый, просто волосы очень короткие, совсем короткие… И наколка вот тут, — девушка показала на своё плечо.

— Вчера?! — Женька буквально встрепенулся, услышав описание парня, — Точно вчера?

— Ой! — девушка на мгновение застыла, — Не вчера! Позавчера!