Никто, кроме Риты. Девочка с толстой тёмной косой и светлыми голубыми глазами подсела ко мне и предложила свою игру – если помнишь, были такие отечественные игрушки, «Ну, погоди!», где волк ловил яйца. Рита тоже была тихоней, но не отличницей, а середнячком. Добрая и отзывчивая, она сразу протянула мне руку дружбы, которая находилась в моей, пока в седьмом классе не пришла ещё одна новенькая девочка – Катя. Она быстро взяла в оборот пассивную и внушаемую Риту, и я осталась практически одна. Меня Катя пыталась эксплуатировать в плане списывания, но с ней я проявила твёрдость. Не дала. Но врага в лице Кати я не приобрела: эта девочка была хитрой, но не злопамятной и не заносчивой, как некоторые «звёзды» нашего класса. На лидера она не тянула, лишь приспосабливалась там, где выгоднее.

К одиннадцатому классу Катя выросла в красотку с почти модельной внешностью, недалёкую в плане интеллекта, но изворотливую и практичную. Рита выглядела скромно, по-прежнему плетясь не совсем в хвосте класса, но и не в первых рядах, ну а я… Выкрасилась в блондинку и стала строить из себя неприступную леди. Катя с Ритой делали то, что было модным – восхищались Брэдом Питтом. Точнее, восхищалась им Катя, а Рита повторяла за ней. А меня не интересовали секс-символы. Я любовалась… нашей учительницей физики.

Ты можешь подумать, что Катя навсегда украла у меня дружбу Риты; нет, жизнь всё расставила по местам. После окончания школы их пути разошлись, чтобы больше не пересекаться, и вот тогда-то Рита вспомнила обо мне. Учёба в разных вузах не помешала нам снова стать подругами, ходить друг к другу в гости и гулять вместе. Мы пробовали пиво и сигареты, беседовали допоздна на философские темы, и само собой так выходило, что парней на нашем горизонте не появлялось. У Риты не было компьютера, а у меня был, и я, как преданная подруга, готовая поделиться всем – вплоть до последней дискеты, помогла ей с курсовой работой. Да что там помогла – я практически за неё всё продумала и написала, а она только прилежно печатала под мою диктовку на моём же компьютере и… получила «пять».

Рита принимала мою помощь как должное, а я, пропитанная высокими идеями, великодушно ей эту помощь оказывала. Правда, частенько я скатывалась в откровенно назидательный тон и покровительственное обхождение, но Рита смиренно принимала мои замашки патронессы как неизбежную издержку общения с умной подругой. Как раньше она восхищалась исполнителем роли вампира Луи вслед за Катей, так и сейчас она покорно кивала, слушая мои наставления. Суть её оставалась неизменной и сводилась к исполнению роли ведомой на верёвочке овечки, но я, прекрасно отдавая себе отчёт во всём, что касалось личности моей подруги, продолжала любить её… Или думать, что люблю. Как сказал классик: «Привычка свыше нам дана: замена счастию она».

Но чувство, что дружба с Ритой стала мне тесна, как детская одежда, безмолвно тяготило меня. Я «выросла» из этих отношений, а Рита не менялась. Но я молчала об этом, боясь ранить её. По той же причине я не высказывала ей своего искреннего мнения о её пении. Может быть, мне следовало откровенно сказать ей, что она поёт заурядно и второй Уитни Хьюстон из неё никогда не получится – пусть уж лучше она услышит горькую правду от друга, нежели от врага или просто равнодушного человека, но… Ведь у меня тоже была мечта. Каково было бы мне услышать, что я – посредственный писатель?

Сложно это всё… Не менее сложно, чем то, во что я вляпалась с тобой. Впрочем, «вляпалась» – не совсем точное слово.

В семь часов Рита разбудила меня телефонным звонком. Вьюжное декабрьское утро вдруг сразу охватило меня тоской сумерек: что-то случилось. А через полчаса или минут двадцать Рита, дрожа, пила чай на моей кухне: мне едва удалось убедить её зайти в квартиру. Она почему-то упрямо хотела поговорить со мной на крыльце. От моей подруги на три метра разило алкоголем, а из кармана её короткой кокетливой дублёнки торчала бутылка водки объёмом в 0,7 литра. Мне пришлось помогать Рите подняться по лестнице: её шатало.

– Не хочу я больше этой водки, – пробормотала она, прислоняясь спиной к стене в прихожей. – Дай мне чаю…

Я хотела помочь ей раздеться, но Рита испуганно схватилась за бутылку, пытаясь не дать мне до неё дотронуться.

– Осторожно… Не оставь свои отпечатки.

Дублёнку она так и не дала с себя снять, и пришлось усадить её за стол в ней. Услышав про отпечатки, я похолодела, но решила сперва, что Рита бредит. Но когда она вытащила бутылку из кармана и с диким блеском в глазах показала мне на её прямоугольном донышке кровь, я так и села.

– У него висок треснул, – сказала Рита, откручивая пробку. – Как вафля… Там есть такое место, где кость тонкая.

И она сделала из горлышка глоток, а в моей голове проплыла до жути отстранённая и чужая мысль: как бутылка, сломав чью-то кость, сама не разбилась? Впрочем, стекло было толстым. Однажды мне случилось разбить такой бутылкой унитаз… Не спрашивай меня, при каких обстоятельствах, это было достаточно глупо. Главное – от белого друга человека отлетел приличный кусок, а бутылке – хоть бы хны. Но я-то думала, что голова прочнее унитаза. Или нет?

Как бы то ни было, Рита пила из окровавленной бутылки водку, морщась и кашляя, а я сидела и смотрела на неё, окаменев.

– Всё, хватит… – Риту передёрнуло, и она с трудом сдержала рвотный позыв. – Чаю… Дай мне чаю.

Бутылку она снова сунула в карман, а я, пытаясь успокоить себя привычными монотонными действиями, принялась заваривать чай.

– Что случилось? – спросила я, стараясь говорить как можно спокойнее.

– Я убила его, – только и сказала Рита, уронив голову на стол.

Она отключилась. Растерянно стоя с заварочным чайником в одной руке и пачкой чая в другой, я не знала, куда теперь всё это девать.

Но через пятнадцать минут моя подруга очнулась. Подняв на меня остекленелый взгляд, она повторила:

– Чаю мне… Чаю, понимаешь?

Со второй попытки она всё же дождалась, пока он заварится. Я подвинула ей сахарницу, но она, поморщившись, отрицательно качнула головой и стала пить несладкий.

– Тебе бы проспаться, Рит, – неуверенно предложила я.

– Это да, – кивнула она, зацикленно глядя в одну точку перед собой. – Это надо.

Я проводила её в комнату отца и снова попыталась снять с неё дублёнку, но Рита опять не позволила, охраняя бутылку от моих рук. Так она и уснула с ней на диване, не снимая верхней одежды. Сапоги с неё я сняла после – Рита только мычала в полузабытье. Бросив их в прихожей, я рухнула в кресло.

Не знаю, сколько я так просидела в оцепенении. К реальности меня вернул звонок мобильного: на экране высвечивалось твоё имя. Вздрогнув всем телом, я глянула на часы: ё-моё! Ты ждала меня в скверике у кафе, как обычно, а я… Чёрт.

– Утён, прости меня, – пробормотала я. – Сегодня я не смогу… У меня тут… происшествие.

– Что случилось? – В твоём голосе прозвучало искреннее беспокойство.

– Да тут… авария, в общем. Трубу прорвало, – зачем-то соврала я. – Сама понимаешь, отлучиться не могу, жду сантехника.

– Понятно, – сказала ты. – Ладно, позвони мне, как только всё утрясётся. Целую тебя, птенчик.

Это была моя первая ложь тебе, и мне стало так противно от неё, что ноги подкосились, а к горлу подступило что-то горькое и тошное. Но то, что случилось с Ритой, было ещё ужаснее.

…Вчера они с девушками выступали в клубе, как обычно. После выступления к ним подошли двое сильно выпивших парней и откровенно попытались их снять. Парни трясли у них перед лицами деньгами, но девчонок это оскорбило.

«Мы вам что – девушки по вызову?» – сказала Лариса.

Парни продолжали приставать и настаивать, и пришлось звать охрану. Дюжие вышибалы скрутили буянов, и девушки спокойно отправились по домам. Но когда подъехало такси, у Риты вдруг прихватило живот, и она, сказав Ларисе и Оле, что вызовет себе другую машину, бросилась в туалет.

Дожидаясь такси на улице, Рита увидела, что к ней направляются те самые парни – ещё более пьяные и настроенные решительнее прежнего. В клубе их обломали, но сейчас они желали завершить начатое – хотя бы с одной Ритой.

Надо было бежать обратно в клуб, к людям, но с перепугу Рита кинулась прочь по улице, поскользнулась, и её догнали. У одного из преследователей торчала из кармана почти полная бутылка водки, и Рита, недолго думая, выхватила её и изо всех сил ударила… Парень свалился замертво с окровавленным виском, а Рита снова побежала. Второй погнался за ней, но на сей раз сам растянулся на ледяной корке и не смог подняться. В общем, мою подругу спасла пьяная неловкость этих отморозков и гололёд.

Рита бежала, бежала… поскальзывалась, падала, снова вставала и бежала, пока не выбилась из сил. За ней уже никто не гнался. Рухнув на скамейку автобусной остановки, она поняла, что всё ещё стискивает бутылку. Вместо того чтобы просто выбросить её, она зачем-то открутила пробку и сделала глоток…

…Всё это она рассказала мне, когда проснулась далеко за полдень. Выпила она много для своей комплекции, но не достаточно, чтобы совсем отшибло память.

– Вот ты такая умная… Как ты мне посоветуешь поступить? – спросила она то ли с горечью, то ли с усмешкой. – Ты всегда знала, что делать… Скажи! Как ты скажешь, так я и сделаю.

В этот раз я не могла дать ей никакого ответа, кроме одного:

– Это решать только тебе.

– А, не хочешь брать ответственность на себя? – усмехнулась Рита. – Правильно. Зачем тебе ещё одна тяжесть на душе?

Я нахмурилась.

– Ты о чём, Рит?

Она достала бутылку, взболтала остатки водки до вспенивания, но пить не стала – только посмотрела их на свет.

– Да о том… Я ведь знаю, что ты обо мне на самом деле думаешь. Тебе скучно со мной. А Яна… Она интересная, талантливая. По-настоящему талантливая – не то, что я.

– Рит, ты… – начала я.

– Да ладно, не парься, – перебила она, устало поморщившись. – Я реально себя оцениваю. Певица из меня – как из бегемота Волочкова.

– Никогда нельзя сдаваться. – Что ещё я могла сказать?!

– Да при чём тут сдаваться… – Рита хмуро разглядывала этикетку бутылки, будто читая там что-то. – Тут хоть лоб расшиби – а ничего не выйдет. Ничего мне не светит, потому что я – обычная, каких миллионы. Никакого таланта у меня нет.

Я присела на корточки и хотела накрыть её руки своими, но она тут же отдёрнула их, пряча бутылку. Я вздохнула.

– Рит… Дело не в таланте. Ты просто такая, какая есть… Если Бог создал тебя такой, значит, так нужно. Я тебя люблю и принимаю именно такой. Просто… будь собой. И всё. И делай то, что подсказывает тебе сердце.

Рита наконец поднялась.

– Хорошо, – сказала она, застёгиваясь. – Я сделаю то, что оно мне подсказывает.

– Что? – спросила я встревоженно.

– Пойду домой, – улыбнулась она.

Я отпустила Риту, ни о чём не подозревая и полагая, что с ней всё будет в порядке. Но когда я позвонила ей на следующий день, её мобильный был выключен. Тогда я набрала её домашний номер.

Её мать, плача, сказала мне, что Рита под стражей. От меня она сразу пошла в милицию и сдалась, предъявив орудие преступления – бутылку.

Это был скверный Новый год. Отец оставил меня в праздничную ночь одну: ещё летом он начал встречаться с женщиной – коллегой по одной из бывших работ, и она пригласила его к себе. Меня тоже звали, но я не пошла. Не только потому, что мне не нравилась пассия отца – из-за событий с Ритой мне было вообще не до праздника.

Возможно, я проревела бы всю ночь одна, если бы не ты. Да, это был грустный Новый год, но я провела его с тобой и твоей семьёй. Наталья Борисовна испекла большой пирог, а Александра зачаровывала меня тёплым взглядом. Они пока ничего не знали и удивлялись, почему у меня такие печальные глаза. Ты тоже замечала, что со мной творится что-то странное, но я отмалчивалась.

Парень, которого Рита ударила, умер на месте. Надо же было так сложиться звёздам, что удар попал именно в то место – и с наихудшими последствиями! Вскрытие показало, что у парня была аневризма одного из крупных мозговых сосудов, и удар спровоцировал её разрыв. Смерть наступила от массивного кровоизлияния в мозг. Оба отморозка не были вооружены – если не считать за оружие ту роковую бутылку.

Вскоре стало известно, что Риту хотят судить по сто пятой статье – за простое убийство. Ей грозил срок до пятнадцати лет… Этого я уже не могла вынести.

Мы с тобой сидели в нашем кафе. Передо мной стояла чашка с рисунком кошачьей мордочки на кофейной пене, но из-за комка в горле я не могла глотать.

– Может, уже расскажешь, что случилось? – спросила ты. – Ты в последнее время сама не своя. И не отнекивайся. Я чувствую. Что-то не так.

Сейчас роднее и ближе тебя у меня никого не было. Ужасно, но отца я в этот момент таковым не считала. Да, он достаточно долго вдовствовал и мог устать от одиночества – всё это было вполне понятно, но эта чужая женщина… Я никак не могла её принять. Что-то не нравилось мне в ней, была в ней какая-то «червоточина», а отец не видел. А может, просто закрывал глаза на это. Как бы то ни было, мы с ним в последнее время сильно отдалились друг от друга.