Подвижное золото солнечных зайчиков играло на моих руках, блестело на румяных яблочных боках. В длинном дачном платье Натальи Борисовны я собирала яблоки и складывала в фартук, рискуя чебурахнуться со стремянки.

– Вы лучше лестницу поддержите, – сказала я.

Ксения, снова в своей ковбойской шляпе, клетчатой рубашке и джинсах, крепко взялась за стремянку, расставив ноги пошире для устойчивости.

– Слушаюсь и повинуюсь… Кстати, у вас уже полный фартук. Может, пора в корзину высыпать?

– Вообще-то, да, – согласилась я.

Одной рукой придерживая оттянутый яблочной тяжестью фартук, а другой хватаясь за стремянку, я слезла и высыпала плоды в большую корзину из тонких металлических прутьев. Субботний день выдался жарким и солнечным, словно захотел ненадолго вернуться июль. Остаток августа я решила отдохнуть, а с сентября начать искать новую работу. Пока же я целыми днями пропадала на даче, занимаясь варкой сока и повидла, как когда-то Наталья Борисовна: больше мне делать было нечего, а сидеть дома и слушать плач боли-вдовы я уже не могла – сходила с ума. Впрочем, в саду мне тоже всё напоминало о тебе, и к горлу то и дело подступал ком… Казалось, ещё вчера мы с тобой собирали здесь вишню и малину, и твои лопатки ходили ходуном под футболкой, когда ты помогала мне закатывать банки с вареньем…

Александра была сегодня, как обычно, на работе, зато позвонила Ксения и буквально напросилась со мной на дачу, предлагая свою помощь. Я охотно согласилась – надеялась, что при ней моя боль не будет так громко кричать, выворачивая мне душу наизнанку.

– Простите, я была в таком состоянии, что себя-то не помнила, не то что…

Оборвав себя, я снова начала карабкаться на стремянку, чтобы сорвать высоко висящие яблоки – душистые, красивые, наливные. Те, что созревали на свету, были намного румянее – пропитанные летом, жарой, солнцем. Ксения, сдвинув шляпу на затылок, смотрела на меня снизу такими восхищённо-влюблёнными глазами, что мне стало неловко и совестно. Вся надежда была только на то, что это увлечение мною у неё продлится не слишком долго.

– Ой…

У меня с ноги свалилось сабо. Ксения тут же услужливо подняла его и надела мне снова – с таким видом, словно оно было хрустальной туфелькой, а я – Золушкой. Стремянка качнулась подо мной, и я ухватилась за яблоневую ветку, взвизгнув.

– Всё в порядке, я держу вас! – воскликнула Ксения, фиксируя лестницу.

Когда лёгкий холодок испуга схлынул, я снова потянулась за яблоками. Рвать их было одно удовольствие – так и хотелось впиться зубами в их бока. Не устояв перед соблазном, я обтёрла один особенно красивый экземпляр о ткань платья на груди и с хрустом откусила. Сок так и брызнул.

– Не угостите яблочком, Ева-соблазнительница? – попросила Ксения, лукаво прищурив на солнце один глаз.

– Стремянку держите, – с набитым ртом засмеялась я. – Потом угощу – как слезу на землю.

Корзина наполнилась с горкой, и мне её было, конечно же, одной не под силу поднять: она весила килограммов двадцать. Ксения помогла мне затащить яблоки в дом и в награду получила самое большое и румяное. Повертев его в руках, она протянула его мне назад с просьбой:

– Ммм… А можно об ваше платье обтереть? Так будет несравнимо вкуснее!

Она смешила меня каждые пять минут. Честное слово, я не могла удержаться, хотя то и дело задумывалась, не слишком ли много я сегодня хохочу… Неприлично много для вдовы. Внутренне одёргивая себя и думая о тебе, я стирала улыбку с лица.

Вымыв яблоки, я принялась резать и чистить их от сердцевин и плодоножек. Сидя за столом напротив меня, Ксения помогала мне, быстро и ловко орудуя ножом. Закатанные до локтей рукава открывали её покрытые лёгким бронзовым загаром руки. Солнечный свет лился в окно, где-то лаяла собака, чирикали птицы, шумела листва… Роковой август прикинулся самым обычным – беспечным, ласковым и щедрым.

– Спасибо вам, Лёня, – сказала вдруг Ксения серьёзно.

– За что? – удивилась я.

– Просто за то, что вы есть, – ответила она, разрезая яблоко пополам. – Красавица, хранительница очага, светлая, как лесная фея… Всё это – вы. Обладать такой женщиной – счастье. За это можно всё на свете отдать. И просто находиться рядом с вами – уже блаженство.

В это время нож в её руке сделал круговое движение, и вырезанная конусом сердцевина яблока полетела в миску для отходов.

– Ох, Ксения, перед вашим красноречием не устоит ни одна дама, – усмехнулась я. – Вы мастер говорить комплименты. Право же, вы мне льстите. Не стоит.

– Это не комплименты и не лесть, а чистая правда, – сказала она со вздохом. – Но вы правы, меня опять несёт… Впрочем, в вашем присутствии по-другому и невозможно себя чувствовать.

Загрузив первую порцию яблок в соковарку, я отправилась в огород. Нарвав спелых помидоров, огурцов и зелени для салата, я прислонилась к теплице, глотая слёзы. Как и дома, всё здесь было пропитано тобой – каждая веточка, каждый комок земли, каждая травинка. А вот и мята под вишней… Здесь, в волнах её запаха, ты играла на мне симфонии блаженства. Вот на краю грядки след твоей ноги – вмятина на аккуратном земляном бортике. Вот пенёк от спиленного тобой засохшего вишнёвого ствола… Смахнув слёзы, я с корзинкой овощей побрела обратно в дом.

Соковарка дышала паром на плите, Ксения всё так же сидела за столом, задумчиво ероша волосы, подстриженные заметно короче, чем в нашу предыдущую встречу.

– Сейчас сделаю салат, – стараясь придать голосу бодрое звучание, сказала я. – Хотите?

– С удовольствием, – улыбнулась Ксения. Но следы слёз на моём лице не укрылись от неё, и улыбка тут же угасла.

– Всё нормально, – поспешила заверить я.

Всё-таки в присутствии Ксении мне было чуть-чуть легче. Её остроумное, позитивное, сияющее обаяние снова затягивало меня под власть своих чар, и я, закрывая глаза, вновь слышала искристый перезвон-перешёптывание кроны золотого дерева. Солнце просто вытапливало из души боль и высушивало слёзы, жарко целуя мои намокшие ресницы.

– Слушайте, Лёнечка! – воодушевлённо воскликнула вдруг Ксения. – Вы достойны быть увековеченной на картине… Жаль, я не умею рисовать. Так хотя бы сфотографировать! Встаньте под яблоню, пожалуйста. Пойдёмте, прошу вас! Мне очень хочется вас запечатлеть… Можно?

– Ой… Да я как-то… выгляжу не очень подходящим для фотосессии образом, – засомневалась я, оценивая свой вид: длинное цветастое платье твоей мамы и большой фартук с карманами, уже старый и засаленный, кое-где запятнанный ягодным соком.

– Нет, нет, всё замечательно! – убеждала Ксения, блестя глазами и улыбкой. – Вы изумительны в любом облике, в любой одежде, поверьте.

У меня не получилось сопротивляться её ласково влекущей руке. Овощи остались в мойке, и я вышла под струящиеся с неба потоки солнечного тепла. Для пущей колоритности Ксения наложила мне полный фартук яблок и заставила снова влезть на стремянку, как будто я только что нарвала их.

– Великолепный кадр! – восторгалась она, щёлкая меня на мобильный. – Лёня, вы бесподобно смотритесь… Этакая сельская романтика! А распустите волосы, а? Будет просто потрясающе!

– Ох ты, Господи, – обречённо пробормотала я, убирая зажим-краб и встряхивая окутавшими мои плечи волосами. – Тяжела доля фотомодели…

Стремянка, которую никто не держал, между тем опасно покачивалась подо мной, и мне для страховки пришлось крепко вцепиться в ветку, одновременно пытаясь принять эффектную позу.

– Может, достаточно? – с опаской спросила я. – А то мне тут как-то… не очень устойчиво.

– Сейчас, сейчас, одну секундочку, подержитесь ещё, – отозвалась она, увлечённо продолжая меня снимать. – Эх, надо было нормальный фотик взять – качество было бы лучше!.. Ну, что уж есть. Так, чуть назад подайтесь и голову чуть поверните на меня, пожалуйста.

Выполняя её указания, я отклонилась назад, стараясь придать голове кокетливый поворот. И допозировалась: стремянка угрожающе качнулась подо мной, и я, выпустив край фартука, схватилась за ветку второй рукой. Яблоки со стуком посыпались на землю, а мои ноги начали неумолимо терять под собой опору.

– Ай, ай, ай, я падаю! – истошно завопила я, изо всех сил цепляясь за яблоню.

Стремянка, побалансировав пару секунд в положении Пизанской башни, всё-таки решительно брякнулась вслед за яблоками. Я непременно повисла бы на ветке в глупейшем положении, если бы руки Ксении не обхватили нашедший на себя приключения нижний сантиметраж моей фигуры.

– Тихо, всё! Я держу! Отпускайте ветку.

– Ой, нет, я упаду! – зажмурившись, пищала я.

– Да нет же, я вас крепко держу! – успокаивала Ксения. – Тут совсем не высоко! Разжимайте руки, я вам помогу спуститься.

О да, держала она меня крепко – ниже талии. Как только я разжала руки, её объятия ослабели, и я с визгом соскользнула вниз.

Когда я открыла зажмуренные глаза, мои ноги чувствовали землю, а Ксения обнимала меня уже более традиционным способом – за верхнюю часть тела.

– Ну, вот и всё, – сказала она с улыбкой.

– Уфф, ну и фотосессия, – пробормотала я. – Травмоопасная…

Фотосессия закончилась, но фотограф не спешил опускать меня из объятий. Я осторожно попыталась высвободиться, но руки Ксении держали меня железно, а из её зрачков на меня веяло жаром.

– Э-э… – Я снова сделала движение, намекающее, что я хотела бы оказаться на свободе. – Я уже стою на ногах, можете отпустить.

– Мм… А я вот не уверена, что стою, – касаясь меня дыханием, проговорила Ксения. – По-моему, я где-то летаю… в облаках.

– Ну, тогда поскорее спускайтесь, потому что пора обедать, – сказала я.

Ещё никогда в жизни я так не рвалась к огурцам и помидорам, чтобы порезать их для салата. Я чувствовала себя… грязно, потому что позволила до себя дотрагиваться чужому человеку спустя ничтожно малое время после твоих похорон. «Башмаков ещё не износила…»* Нож неистово и зверски рубил ни в чём не повинные овощи, а Ксения с виноватым видом стояла напротив, скрестив на груди руки и озадаченно теребя подбородок. Нас с ней разделял кухонный стол – и хорошо, что разделял, на мой взгляд.

– Простите, Лёня. Вам сейчас и так тяжело, а я слишком много себе позволяю… Всё это оттого, что вы мне безумно нравитесь. Но я постараюсь держать себя в руках.

В морозилке обнаружились голубцы, сделав лёгкий салатный перекус полноценным обедом. Тем временем настала пора сливать сок в банку. После этого тяжёлую и горячую ёмкость с яблочной мякотью нужно было освободить, но у меня отчего-то ослабели руки, и я не смогла её даже приподнять.

– Давайте, я помогу, – предложила Ксения.

Распаренные яблоки шмякнулись в тазик, исходя чудесным, тёплым и уютным ароматом, напомнившим мне о тебе. Сентябрьский день, наша годовщина, яблочный шашлык. И снова – ком в горле.

– А из этого вы что-то тоже будете делать? – спросила Ксения, кивая в сторону тазика с горячей яблочной массой.

– Протру лопаточкой через сито, и получится замечательно вкусное повидло, – ответила я.

Солнце лилось в кухонное окно прямо на мои руки: роковой август задабривал, прося прощения. Обшитые деревом стены, впитывая рассеянный солнечный свет, наполняли кухонную атмосферу янтарным теплом. Протирание яблок – работа монотонная и скучная, молчать во время которой просто невыносимо тошно, и мы с Ксенией снова разговорились. На неё невозможно было сердиться: её ясная и лучистая улыбка с ямочками на щеках могла растопить любой лёд и прогнать самую лютую обиду. Неловкость понемногу уходила, и вот – я уже рассказывала ей о том, как увольнялась.

– И тут она такая выходит, вся облитая кофе, трясущаяся… «Сама овца!!!»

Глаза Ксении от смеха сузились до блестящих щёлочек, и она, откинувшись на спинку стула, захлопала в ладоши.

– Браво! Просто браво… Вы неподражаемы, Лёнечка. Я-то думала, что вы ангел, а вы, оказывается, умеете быть и чертёнком!

– Ну, так терять-то мне было уже нечего, – смущённо усмехнулась я. – Вот и оторвалась напоследок.

Яблочное пюре оставалось только прогреть на водяной бане, помешивая, чтобы растаял сахар. Ксения с любопытством наблюдала, как я водружаю трёхлитровые кастрюли с пюре на пятилитровые – с кипящей на медленном огне водой.

– Интересная технология… А почему не просто на огне?

– Просто на огне – пригорает, – объяснила я. – А на водяной бане хоть и чуть дольше готовится, но зато можно не бояться, что пригорит.

Сидя на стуле верхом и облокотившись на спинку, Ксения смотрела на булькающее варево на плите. Помешивая пюре, я спросила:

– Вам не скучно? Все эти заготовки – довольно нудный процесс…

– Нет, что вы! – заверила она. – Честно говоря, мне всё это в новинку: у меня дачи нет.

– Что, и не видели, как варит варенье мама или бабушка? – удивилась я.

– Бабуля умерла, когда мне было полтора года, – сказала Ксения. – А мать ушла из семьи ещё через два… Дачи своей у нас не было. У матери, видите ли, любовь великая на стороне приключилась… Морской офицер, бравый красавчик… Вот она за ним во Владивосток и укатила. Отец через два года женился. Богатую невесту отхватил: её отец был подпольным дельцом, из цеховиков… В восьмидесятые годы дело было, в СССР ещё. Мачеха моя была единственной дочкой, вот мой новый дедуля отца в свой бизнес и припахал – в качестве наследника. Удачно. Дела пошли в гору… В лихие девяностые – сами знаете, что творилось: бандитская кровь лилась рекой. Но отцу везло: не только жив остался, но и выплыл как-то, преуспевал. Мачеха белоручкой была, для домашних дел постоянно нанимали экономок. Какой уж там сад… Кто бы в нём стал работать? Даже если бы отец и купил дачу, она бы там только отдыхала. Детей она отцу так и не родила, потом начала выпивать… Развелись они с отцом, в общем. Сейчас он с новой, молодой женой живёт, а два года назад у них родился сын. Ну, а я… Сама по себе. После того как отец узнал, что меня интересуют только девушки, мы с ним перестали общаться… Сейчас, правда, снова потихоньку наводим мосты.