– Ладно, когда определитесь – дайте знать, – улыбнулась Ксения, делая глоток кофе. – Но в любом случае вам не следует оставаться одной, не советую.

Придя домой, я почти сразу плюхнулась в постель и уснула так крепко и хорошо, как уже давно не спала. Помню даже, во сне мне очень хотелось торта со взбитыми сливками и шоколадным бисквитом.

На следующий вечер Ксения снова встречала меня с работы. По моей просьбе она в этот раз ничего не принесла в качестве подарка, но «подарочек» сделали мне другие люди.

Я как раз села в машину и ещё не успела закрыть дверцу со своей стороны, когда рядом притормозил, скрипя колёсами по снегу, джип Александры – подкрался из сумрака, как огромная чёрная пантера. Стекло опустилось, и я увидела её глаза с холодным стальным блеском.

– А, вот оно что, – проговорила твоя сестра. – Ну, не буду вам мешать.

– Саш, подожди…

Я не успела ничего сказать: джип укатил. Когда его габаритные огни исчезли за поворотом, я нагнулась вперёд, на бардачок.

– Лёнь, вас что-то расстроило? Я чего-то не знаю? – спросила Ксения обеспокоенно.

– Ничего, всё… нормально, – ответила я глухо, выпрямляясь и откидываясь на спинку сиденья.

Не знаю, что сподвигло Александру без предварительной договорённости приехать за мной: может, она хотела сделать сюрприз… Мда, сюрприз удался, только не очень весёлый. То, как она уехала – молча, стремительно и неотвратимо, было гораздо страшнее, чем та драка в мой день рождения. Честное слово, лучше бы снова произошла стычка – хоть какие-то понятные эмоции и определённость. Жуткое чувство чего-то непоправимого пронзило моё нутро, как раскалённый железный штырь.

Пару дней я ходила расстроенная и озадаченная – ни сна, ни покоя в душе. Холодно-стальной блеск глаз Александры ранил меня в самое сердце, и только теперь я оценила по-настоящему ту теплоту и грустную нежность, с которой она обычно на меня смотрела. Что имеем – не храним… Это было ужасно. И с этим следовало что-то делать.

В самом преддверии Нового года, двадцать девятого или тридцатого декабря, я решилась ей позвонить. Едва придя домой, даже не переодеваясь и не ужиная, я сразу же набрала номер Александры. Я собиралась сказать ей, что она – мой самый родной человек после тебя, и мне невыносимо видеть этот холод в её глазах…

Ответил мне чужой, но смутно знакомый женский голос:

– Да? Саша сейчас в ванной, не может подойти… Ей что-то передать?

– Н-нет, не надо, – пробормотала я и разъединилась.

Ну, похоже, с планами Александры на Новый год всё было ясно. В компании этой девицы скучать она не будет: увлекательный досуг ей обеспечен. Надо и мне как-то заполнить эту жуткую околопраздничную пустоту…

Я набрала другой номер.

– Слушаю, – ответил голос Ксении.

Слава Богу, хоть здесь никаких неприятных сюрпризов…

– Добрый вечер, – довольно бодро сказала я. – Помните, вы просили меня дать знать, когда я определюсь с новогодними планами? Я определилась. Ваше приглашение ещё в силе?

– О, Лёнечка, здравствуйте… Приятно вас услышать! Конечно, всё в силе. Значит, вы придёте?

– Да, я хотела бы.

– Прекрасно. Тогда я жду вас… Начало – в восемь вечера. Вы помните, где я живу?

– Напомните адрес, пожалуйста. Я по ДубльГИСу посмотрю и сориентируюсь.

Я кликала мышью по электронной карте, выясняя номера маршруток и автобусов, на которых я могла добраться до Ксении, а в горле пульсировала солёная боль. Дубльгисовская карта услужливо выдала все возможные варианты проезда, но в каком справочнике найти ответ на вопрос, почему мне так невыносимо тоскливо и плохо? Утёнок вытирал мне слёзы мягким крылышком, но и он понятия не имел, как мне быть.

Впрочем, одну вещь я уже уяснила с совершенной определённостью: Александра сейчас была мне нужна более, чем кто-либо на свете. Почему я так сопротивлялась этому чувству? Почему отвергала даже мысль о том, что она может стать для меня кем-то большим, чем только твоя сестра? Нет, твоё место не занять никому – оно навсегда останется за тобой, но человеческое сердце – большое, оно вполне может вместить в себя больше одной привязанности. И всё-таки я презирала себя за то, что не могу сохранить тебе лебединую верность, не могу похоронить себя вместе с тобой, как преданная индусская жена, что желание жить, любить и быть любимой во мне побеждает. Почему моё сердце оказалось такой живучей заразой? Почему оно не разорвалось в тот же миг, когда остановилось твоё?

Жизнелюбие или легкомысленность? Просто человеческое желание быть счастливой и кого-то любить или неверность и распущенность?

Как бы то ни было, больше всего я хотела отмотать время назад и сказать Ксении: «Простите, сегодня я хочу пойти домой одна». А потом дождаться Александру и сесть в машину к ней. Увы, это было невозможно.

Первого января приблизительно к обеду новогодний ветер сдул все бумажные фигурки: время их отбытия зависело от того, когда гость проснулся и в каком состоянии. Последнее, в свою очередь, напрямую соответствовало количеству выпитого в новогоднюю ночь. Что касается автора этих записок, то она вообще не смогла заснуть и к утру чувствовала себя неважно.

Праздник прошёлся по местности с апокалипсическим размахом, оставив после себя заваленный грязной посудой и остатками пиршества стол, усыпанный конфетти и серпантином пол, подавившуюся бычками и скончавшуюся от удушья пепельницу… Чьё-то забытое в ванной нижнее бельё. Надкусанный торт в холодильнике и использованная для новогоднего салюта бутылка кетчупа (точнее, уже из-под него), а также всеми забытый одинокий гость, похрапывающий под кухонным столом с упаковкой туалетной бумаги «Зева» вместо подушки – вот далеко не полный список разрушительных последствий этого катаклизма…

Кроме меня, дольше всех в гостях у Ксении задержались Эля со своей подругой. Немного ослабевший градус веселья был восстановлен небольшими дозами горячительных напитков, но вот вопрос: чем заняться уставшим до состояния зомби «последним героям», когда менее выносливые гости уже расползлись по домам, как нюхнувшие дихлофоса тараканы? Правильно – сыграть в фанты! Более абсурдную идею родить было сложно, но других просто и не водилось в отяжелевших головах «героев». Предупреждение! Автор не несёт ответственности за нижеописанный сюр и фарс: развлечения счастливчиков, переживших новогодний «армагеддец» – не для трезвомыслящих и разумных.

– Короче! Игра старая-престарая, но смешная! – сказала Эля. – А нам как раз надо взбодриться. Кто не помнит или не знает: пишем на бумажках задания… ну, желательно смешные, складываем всё в шапку, перемешиваем и тянем. Примерно так.

Кисловатое настроение и неважное самочувствие не способствовали искромётности фантазии, и меня хватило только на то, чтобы родить такое задание: «Жонглировать сырыми яйцами, в случае неудачи убрать за собой». Эля же, видимо, выдумала что-то обалденно уморительное, потому что писала у себя на бумажке с хихиканьем и ужимками.

Бумажки с заданиями были свёрнуты и брошены в шапку, перемешаны несколько раз, после чего каждая из нас вытянула по фанту. Я не спешила разворачивать своё задание, ждала, пока откроются другие.

– Блин, я не умею танцевать стриптиз, – фыркнула Элина подруга Маша.

– Что значит «не умею»? – нахмурилась Эля. – Задание есть задание, надо выполнять! Ну-ка, а мне что досталось? – Она развернула свою бумажку и уже сама недовольно скривилась. – Жонглировать яйцами? Пффф… Кто придумал этот бред? Я что вам – ковёрный клоун?

– Задание есть задание, – передразнила её Маша.

Мне было предписано исполнить танец живота.

– О, ё-моё, давай поменяемся, а? – Эля жадно протянула руку к моей бумажке. – Я это просто обожаю! Бляхо-мухо, это должен был быть мой фант! Ну пожалуйста, плиз, плиз, плиз-з-з-зз!

Она так умоляла, что я сдалась и согласилась выполнить собственное задание. Вслед за ней ко мне обратилась Маша:

– А может, лучше я яйцами пожонглирую? А то стриптизёрша из меня та ещё.

– Нет уж, всё, – твёрдо отказала я, не желая больше проявлять уступчивость. – Кому что досталось, то и выполняем.

Ну и, наконец, Ксения прочла своё:

– Поцеловать Лёню.

Судя по торжествующему хихиканью Эли, автором этого задания была она.

– Йессс, – прошипела она с соответствующим жестом.

– Ты придумала? – усмехнулась Ксения.

Но это и так было понятно. Теперь предстояло выполнить задания, и между нами разгорелся спор: кто первый? После минуты бестолкового кудахтанья я предложила следовать алфавитному порядку наших имён. Все с этим согласились.

– Ну, целуйтесь, – сказала Эля нам с Ксенией, потирая в предвкушении руки.

Ксения выполнила задание с нескрываемым удовольствием. Хоть это был и не французский поцелуй, но мои губы словно перцовой настойкой обожгло. Чтобы поскорее прогнать смущение, я потребовала:

– Так, ну, где мои яйца?

Эля, побагровев от смеха, придушенным голосом ответила:

– Так ты это у Боженьки спроси, который предписал тебе родиться девочкой, а не мальчиком!..

– Очень смешно, – буркнула я. Мне уже вообще хотелось поскорее попасть домой и завалиться спать.

Яйцо в холодильнике нашлось только одно. На замену мне был предложен банан, яблоко или мандарин – на выбор. Я отдала предпочтение мандарину и приступила к выполнению сего циркачества, а поскольку была не в лучшей форме для каких-либо трюков, то продлилось оно не слишком долго. После второго подбрасывания яйцо улетело… и упало между диванными подушками, естественно, не разбившись. На этом я предпочла благополучно закончить своё выступление и откланяться перед зрителями. На «бис» проделать то же самое я из осмотрительности отказалась, желая сохранить яйцо целым, а пол – чистым. В награду мне было позволено съесть мандарин, которым я жонглировала.

Настал черёд стриптиза. Маша долго ломалась и смущённо отнекивалась, но после поднесённой ей Элей стопки водки решилась. Врубили соответствующий музончик, и Маша начала выполнять своё задание очень даже недурственно. Эля подбадривала её:

– Шикарно двигаешься, зай! Ну вот, а говорила: «Не умею!»

Войдя в раж, Маша повертела над головой своей чёрной водолазкой и зашвырнула её на люстру. Мешковатые джинсы-шаровары никак не хотели расстёгиваться, и вышла заминка… Заело молнию. Горе-стриптизёрша уже сама покраснела и сгибалась от смеха пополам, а о нас, зрителях, и говорить нечего: мы просто валялись в истерике.

– Вся эта ситуация напоминает мне фильм… Ну, там… «Лёгким движением руки брюки превращаются… превращаются брюки…» – вытирая выступившие на глазах слёзы, смеялась Ксения.

– Ну ладно, короче, – решила выйти из положения Маша, переходя к лифчику.

Его она сняла успешно, вызвав бурное одобрение Эли. Та, разрумянившись и сально поблёскивая глазами, даже сунула ей в карман джинсов пятисотку.

Для исполнения зажигательного восточного танца нужно было хоть как-то подчеркнуть бёдра и оголить живот, что Эля и сделала, раздевшись сверху до лифчика и повязав на своё нижнее танцевальное орудие собственный шарфик. Будучи уже давно не семнадцатилетней девушкой, она обнаружила при этом довольно упругое и красивое тело, без дряблых складок и лишнего жира, на которое было приятно смотреть. «Зажгла» она весьма энергично и умело, продемонстрировав явное наличие навыков в этом виде танца. Больше всего впечатлил финальный штрих, когда она сделала мостик, после которого сумела разогнуться снова без посторонней помощи.

– Вау, вау, вау, – выразила восхищение Ксения, медленно и весомо аплодируя. – Ты прямо профи! Занимаешься, что ли?

– Ага, ходила одно время в кружок, – ответила слегка запыхавшаяся Эля.

Её большая мягкая грудь вздымалась и колыхалась от тяжёлого дыхания. Плюхнувшись на диван, Эля потребовала стакан чего-нибудь прохладительного. Маша поднесла ей сок, но та царственно-небрежным жестом отказалась:

– Он тёплый… На столе стоял. В холодильнике ничего нет?

Из холодного была только минералка, но это устроило всех наилучшим образом. Усталость всё сильнее стискивала меня в объятиях, сердце то принималось бешено колотиться, то замирало.

– А пойдёмте, погуляем! – вдруг предложила Эля, подойдя к окну и обозрев открывавшийся из него вид на парк. – На улице сейчас так хорошо!..

В целом, она оказалась права. Мороз не слишком свирепствовал, небо сияло глубокой и холодной синевой, а солнце уже клонилось к закату, озаряя снег оранжево-розовыми лучами. Мы шли двумя парами: Эля – с Машей, Ксения – со мной. Эля, выглядя в своей шубе румянощёкой боярыней, травила анекдоты и сама же над ними смеялась своим заразительным, светлым контральтовым смехом, упругим, как скачущий мяч. В её исполнении даже заезженные и бородатые шутки звучали как новые. Вышагивая чуть впереди осанистой походкой царицы, она то и дело оборачивалась на меня с Ксенией: