– Я слушаю вас, матушка.

Ставший привычным вопрос, но мать Эвлалия, как обычно, заупрямилась:

– Вы принуждаете меня совершить неслыханный грех, милорд.

Ее гнусавый голос казался Ричарду вульгарным, а сама старая монахиня отвратительной. Однако он знал, что через минуту она так или иначе заговорит. Ему необходимо знать, что на душе у Анны, и, используя это, искать путь к ее сердцу. Впрочем, порой ему казалось, что он и без того достаточно изучил душу кузины. Она сама помогла ему своей искренностью и прямотой. Теперь она вовсе не была той непредсказуемой, строптивой девчонкой, которая когда-то обвела его вокруг пальца в Киркхеймском монастыре, нанеся нестерпимое оскорбление. Все возвращается на круги своя. Вновь он явился, чтобы увезти Анну из монастыря, но теперь все зависело только от него. Анна была почти ручной, послушной и доверчивой. Доверчивой? Пожалуй, это не так. В ней еще оставалось нечто, чего Ричард не понимал. И тем не менее он уже знал, как может влиять на нее. Анна, как и многие женщины, была склонна к состраданию, и это являлось слабым местом в броне фамильной гордости Невилей. Она была упряма, но и здесь Ричард нашел брешь. Анна становилась совершенно беспомощной, встретившись с обычной человеческой добротой. Тогда она делалась мягче шелка, и Ричард вскоре научился пользоваться этим рычагом. Анна была умна, и, убеждая ее, Глостер частенько обращался к доводам логики, но она оставалась женщиной, и поэтому герцог всегда подкреплял свои речи пылкими заверениями, заставляя Анну сердцем уступить там, где она сумела бы возразить ему рассудком. Он приручал ее, как дикого зверя, без спешки, шаг за шагом. Он был доброжелателен, мягок и настойчив. Он помнил, что прежде ее не испугали ни его угрозы, ни преследования, она никак не реагировала на его любовные речи, но всегда шла навстречу простой дружеской просьбе. «Ее легко мог бы обмануть каждый! Она уверена, что именно я отомстил за ее сына и мужа, разбив под Нейуортом шотландцев, сберег от взятия замок и тем сохранил ей дочь. Одно это уже располагает ее ко мне. Есть еще малышка Кэтрин Майсгрейв. Это также веский аргумент, так как девочка привязалась ко мне. Она может стать и той цепью, которой я прикую к себе Анну».

– Что вы сказали, матушка?

Настоятельница смиренно перебирала четки.

– Видите ли, сын мой, пастбища на склонах Халтонгильского холма некогда относились к нашему приходу. Но святые братья из соседнего Болтонского аббатства отыскали какую-то грамоту, подтверждающую их права на эти угодья. Я всегда готова покориться воле Господа, но нельзя ли похлопотать…

Ричард расхохотался.

– О преподобная мать, вы умеете торговаться не хуже барышников из Сити, несмотря на ваш сан и, казалось бы, полное пренебрежение земными благами!

– Милорд!

– Истинно так, матушка. Но простите, если я выказал непочтительность. Халтонгильские пастбища, вы говорите? Помилуй Бог, можете считать их своими! Если, конечно, поможете мне и дадите леди Уорвик понять, что брак со мной может оказаться для нее истинным благом.

Настоятельница бросила на Ричарда быстрый взгляд и снова принялась перебирать четки.

– Я давно разгадала ваши намерения, сын мой, но вы стали слишком преданным другом Сент-Мартинской обители, чтобы я осмелилась произнести «нет». И если только в моих скромных силах помочь вам, я это сделаю.

Она вздохнула и перекрестилась.

Ричард откинулся в кресле, вытянувшись всем телом. Ноги у герцога были сильные, мускулистые, лишь одна немного короче другой.

– А теперь, преподобная мать, я желал бы доподлинно узнать, что сейчас волнует нашу подопечную.

Раздвоенная губа настоятельницы жалко дрогнула, словно она пыталась что-то сказать. Щеки ее внезапно покрылись румянцем.

– Милорд… Видите ли, сын мой, если вы хотите осуществить задуманное, постарайтесь сделать это поскорее, пока стоят такие дни.

Она замялась. Ричард раздраженно переспросил:

– Как вас понимать, матушка?

– Видите ли… Леди Анна жила в миру… То есть она обреталась в монастыре лишь… usus facti… et naturaliter…[27] Ах, милорд, есть вещи, о которых мне трудно говорить с мужчиной…

Мать Эвлалия под взглядом герцога чувствовала себя, словно святой Лаврентий на раскаленных угольях. Однако он вдруг понял ее и, странное дело, тоже покраснел. Как он раньше не догадался? Глупейшее положение – обсуждать подобные вещи с богомольной старой девой!

Когда Ричард, прихрамывая, спустился по ступеням в монастырский дворик, там по-прежнему было тихо, лишь Джон Дайтон с угрюмым видом сидел на камнях под сводом галереи. Он неторопливо поднялся, когда герцог приблизился к нему. В своей грубой, окованной металлом куртке, со спутанными, пегими от проседи волосами, он казался этаким неуклюжим деревенским увальнем, рейтаром-наемником, от которого разило потом и оружейной смазкой, и даже подстриженная аккуратным квадратом короткая борода никак не облагораживала его внешности. Особенно это бросалось в глаза, когда он встал рядом с роскошно одетым, благоухающим мускусом и свежестью герцогом.

Дайтон сумрачно оглядел Глостера. На Ричарде был великолепный, ниспадающий до шпор на сапогах упланд[28], казавшийся на расстоянии бархатным, но на самом деле из светло-рыжей кожи, тонкой и шелестящей, и так искусно прошитой золотой нитью, что она словно переливалась солнечным блеском. Широкие отвороты рукавов были подбиты черно-серебристым бархатом. Из такого же бархата были ножны длинного, не менее фута, кинжала, свисавшего с дорогого пояса, набранного из золоченых медальонов, а также небольшой берет с жесткой тульей, почти сливавшийся с иссиня-черными волосами герцога.

– Вы смотритесь словно жених, мой лорд.

Из всех людей Ричарда лишь Дайтону дозволялась такая фамильярность. Глостер рассмеялся.

– А я и есть жених. Мой славный Джон, недолго тебе осталось гнить в этой глуши.

Под мышкой у Дайтона был дорогой чеканный ларец, и он неуклюже подал его Ричарду, когда тот властно протянул руку.

– Вы все-таки решили связаться с дочкой Уорвика, милорд?

Ричард глядел через голову Дайтона на воркующих на черепичном навершии монастырской стены голубей. Он был совершенно спокоен и уверен в себе.

– Я решил это давным-давно. Еще до того, как сделал ее самой богатой невестой в Англии.

– Вот уж этого она не оценит, клянусь обедней. Я давно догадался, что в леди Уорвик сидит бес, еще когда, загоняя коней, носился за ней по всему королевству. По-моему, взять ее в жены – все равно что вместо кошки держать в спальне охотничьего леопарда. Никогда не знаешь, чего от такой твари ждать. Зачем вам эта морока?

Ричард снова засмеялся.

– Когда леопард хорошо приручен, от него в охоте большой толк.

Дайтон словно не слышал, думая о своем. Потом негромко проговорил:

– Вы ведь сами сказали, что ее наследство не сыграло такой уж важной роли в том, чтобы разделаться с Джорджем.

– Пожалуй, и так, Джон. По дороге сюда я и сам об этом думал. Однако жребий брошен. Вся Англия знает, что она моя невеста, и я не хочу стать посмешищем в глазах знати, если, после того как в качестве жениха Анны Невиль я отстаивал ее интересы в Вестминстер-Холле, она не пойдет со мной под венец. К тому же Всевышний сказал: плодитесь и размножайтесь, и рано или поздно мне придется жениться, хотя бы ради продолжения рода. Так уж пусть герцогиней Глостер станет самая богатая леди королевства.

Джон задумчиво почесал в затылке.

– Если речь идет только о вашей чести… Стоит Анне Невиль скончаться, и вы сможете избежать скандала…

– И лишиться огромных владений и замков на Севере, которые я уже считаю почти своими? Любопытно, за что ты так возненавидел ее, Джон?

Дайтон слегка повел плечом.

– Бог его знает. Иногда она так поглядывает на меня, словно ей все ведомо о том, что случилось в Нейуорте.

Ричард хмыкнул.

– Клянусь раем и адом, Джон, будь ей известна хоть малая толика, она не ограничилась бы холодными взглядами. Она дочь своего отца, а Уорвик умел мстить.

– Вот я и говорю, ваше высочество, зря вы хотите сделать ее своей супругой.

– Довольно, Джон! Дело решенное. Разве тебе не хочется поскорее покинуть Литтондейл?

– Чтобы вернуться в услужение к Джеймсу Тиреллу? Нет, сэр, увольте. Здесь я начальник отряда, а не чей-то конюший.

– Ты служишь мне одному, Джон. Сэр Тирелл в Лондоне, и ты, хоть и считаешься его человеком, всегда состоишь при моей особе. Иначе твое неожиданное возвышение может вызвать подозрение у будущей герцогини Глостер.

Он умолк, увидев вереницу направлявшихся к церкви монахинь в черных одеждах и развевающихся покрывалах. Ричард учтиво поклонился им и кивком велел Дайтону следовать за собой.

– Я уже все решил. Сейчас мы попросим настоятельницу привести леди Анну.

– Ее нет в монастыре. Бродит, как обычно, у ручья, будто привидение.

Спустя несколько минут Ричард, опираясь на трость и удерживая ларец, осторожно спустился по склону к ручью. Он испытывал возбуждение, сходное с хмелем от легкого светлого вина. За глыбами осыпи он увидел Анну, сидящую у воды.

Она не заметила его приближения, погруженная в свои мысли. Ричард не стал ее окликать. Что ж, он сумел добиться ее расположения и доверия, теперь же, когда в его ларце лежит документ, делающий Анну богатой и могущественной, он вправе рассчитывать на благодарность. Пусть знает, что всем этим она обязана только ему. После этого ей будет труднее сказать «нет».

Анна встала, когда он был уже совсем рядом. Замерев, Ричард смотрел, как она закинула руки, сцепив пальцы, как сладко потянулась всем телом. Анна не догадывалась, что за ней наблюдают, и в ее движениях было столько томительной медлительности, руки касались тела так сдержанно-страстно, что у Ричарда перехватило дыхание и мгновенно пересохли губы.

Наконец Анна оглянулась. Он увидел ее миндалевидные зеленые глаза, полыхнувшие румянцем щеки. Неожиданно для себя Ричард отвел взгляд. Черт! Похоже, что он, словно мальчишка, украдкой подглядывал за ней. Это было невыносимо унизительно. Он волен сделать с этой женщиной все, что захочет, а вынужден довольствоваться взглядами исподтишка.

Анна опомнилась первой. Она улыбнулась, поначалу смущенно, потом, беря себя в руки, все более приветливо.

– Рада вновь видеть вас, Дик Глостер. Слава Иисусу Христу!

– Во веки веков, – заученно ответил Ричард и, сделав еще несколько шагов, подал ей руку, помогая подняться по склону. Когда его сильная, огрубевшая от меча и поводьев рука сжала ее тонкие пальцы, он обрел прежнюю уверенность. Анна в его власти, а смущение было просто минутной слабостью.

– Как обстоят наши дела, милорд? – спросила Анна.

Она пребывала в добром расположении духа, и Ричард тут же решил этим воспользоваться.

– Лучше и быть не может! С Божьей помощью мы выиграли, кузина, вы слышите – это победа!

Ричард даже вскинул руку, взмахнув тростью. Заразившись его воодушевлением, Анна засмеялась, и в глазах ее появилось любопытство.

Герцог открыл крышку ларца и протянул ей тугой свиток, с которого на шелковых шнурах свисало несколько печатей.

– Взгляните, миледи.

Он отошел в сторону, ловко сбив тростью головку какого-то цветка.

Руки Анны слегка дрожали, пока она читала, и Ричард понимал ее волнение. Перечень титулов, замков, имений был весьма внушителен. Когда же Анна подняла глаза, они были подернуты влагой.

– О милорд… Благодарю вас…

Ричард сдержанно кивнул. Анна вновь пробежала глазами свиток.

– Пречистая Дева… Шериф-Хаттон! Мы там справляли Рождество, когда я была совсем ребенком. А Мидлхем! Это любимое поместье моей матушки. Когда же состоится акт инвестуры?[29] Когда я смогу посетить свои земли?

Она была очень возбуждена, но неожиданно посерьезнела и внимательно взглянула на Глостера.

– Но что же Кларенс? Как он воспринял этот поворот судьбы?

Они неторопливо двинулись вдоль берега ручья. Ричард поведал, что Кларенс заточен в Тауэр и ожидает казни – таково решение парламента, и теперь ничто не в силах спасти Джорджа. Анна шла, не произнося ни слова. Ричард засмеялся.

– Раны Христовы! Миледи Анна, что вас обеспокоило? Свершился праведный суд, и вы, как никто другой, должны радоваться его решению. Вспомните, какую роль сыграл мой беспутный брат в судьбе вашей семьи. Смерть Изабеллы, предательство вашего отца…

Ричард, как всегда, добился желаемого результата. Лицо Анны стало жестким, глаза сверкнули, и даже в том, как она свернула шелестящий пергамент, чувствовалась решительность. Да, она истинная Невиль, не прощающая обид, умеющая мстить и наслаждаться местью.

В этот момент со стороны откоса донесся звонкий голос Кэтрин, и они увидели девочку, вприпрыжку бегущую от монастыря.

– Ричард Глостер! Ричард Глостер! – кричала Кэтрин, перепрыгивая с камня на камень и спотыкаясь. Она непременно упала бы, если бы герцог не поддержал ее. В тот же миг она радостно обхватила его шею, и Ричард, отбросив трость, поднял ее на руки.