– Ты должна быть благосклоннее к Дику[3], – говорил ей Эдуард, и королева, как верная жена, подчинялась. Однако ни фальшивые любезности, ни показная дружба не мешали обоим понимать: они враги.

Королева не доверяла Глостеру, она видела, как все больше власти и могущества приобретает этот Йорк, которому, казалось, не на что было рассчитывать. Но титул следовал за титулом, должность за должностью, манор[4] за манором. Элизабет замечала, как мало-помалу Ричард оттягал у ее венценосного супруга полкоролевства. Теперь от Ноттингема до границ с Шотландией, не считая кое-каких владений Кларенса, простирались лишь подвластные Глостеру земли. Король Эдуард, заметно сдавший в последнее время, редко заезжал так далеко, и люди на Севере считали младшего Йорка более влиятельным правителем и именно в нем видели силу. Даже гордый Перси, граф Нортумберленд, единственный, кто мог противостоять Ричарду, и тот должен был смириться перед мощью горбатого Дика.

– Не кажется ли вам, государь, – несколько нервно говорила королева мужу, – что неразумно давать Глостеру подобные полномочия над половиной королевства? Пусть бы на Севере у него был достойный противник в лице Перси.

Но Эдуард не уступал.

– Бог свидетель, Бетти, я доволен, что поставил Дика наместником Севера. Он загнал в угол последних непокорных ланкастерцев, он прекрасно контролирует неспокойное Пограничье, заставил повиноваться Нортумберленда, того самого Нортумберленда, для которого всегда существовал лишь один девиз: «Перси должны служить только Перси!» Нет уж, если Белый вепрь загонит в клетку Синего льва[5], я буду только доволен.

Так обстояли дела в королевской семье и при дворе, когда в начале осени 1480 года король Эдуард решил собрать парламент. На него должен был приехать и герцог Глостер. Он написал Эдуарду, что хотел бы наконец жениться, чему король обрадовался, хотя и был несколько обескуражен, поскольку младший брат не назвал имени своей избранницы, сообщив лишь, что вопрос об этом браке должен быть поставлен в парламенте. И это Дик, который всегда твердил царственному брату, что никому, даже королю, не позволит вмешиваться в свою личную жизнь и сам выберет себе невесту.

1. Anguis in herba[6]

Ричард Глостер прибыл в Лондон в первые дни сентября. Встреча трех братьев Йорков прошла с показной приветливостью, но все равно многие разглядели за улыбками и объятиями некоторое напряжение.

Ричард Глостер держался лучше других, на устроенном в его честь пиру был общителен и весел, много шутил, но его внимательный взгляд холодно подмечал все перемены. Он видел, как постарел и обрюзг король. Эдуард почти не поднимался с кресла, а его любовница – кареглазая Джейн Шор – проплясала весь вечер с лордом Гастингсом и с красавчиком маркизом Дорсетом. Ричард заметил, что эти двое готовы не на шутку схватиться из-за нее, а она лишь смеялась да поглядывала в сторону короля.

Джордж Кларенс много пил, а потом, как водится, завел разговор о собственном могуществе и о том, что Яков Шотландский уже почти готов отдать за него свою сестру. Как бы не так! Яков и не помышляет об этом, в особенности после того как Ричард передал весть об отравлении жены Джорджа, Изабеллы Невиль, и о том, насколько зыбко положение самого Джорджа при дворе. Что ж, пусть пока веселится, пьяный болтун, а уж он, Ричард, сумеет преподнести ему сюрприз, объявив парламенту, что считавшаяся погибшей дочь Уорвика, Анна Невиль, жива и Кларенс незаконно владеет ее землями.

Ричард не сводил взгляда с лица Джорджа и поэтому не замечал, как внимательно наблюдает за ним самим королева. Элизабет знала о ненависти между Джорджем и младшим Йорком, и ей пришло на ум, что в Ричарде она может приобрести сильного союзника в борьбе против Кларенса.

Поздно ночью, кода гости разъехались и на всех башнях Лондона отзвучал сигнал гасить огни, королева призвала к себе своего второго сына, Ричарда Грея, и велела ему подать лодку к Воротам Изменников[7].

– Матушка, прикажете взять охрану? – спросил мальчик еще ломающимся голосом.

– Нет, сын мой. Мы будем одни, и ни единая душа не должна знать об этой поездке.

Ричард Грей провел лодку под нависающей громадой ворот. Одинокий факел, горевший в железной клетке под аркой, осветил их. Королева с улыбкой глядела на сына. Она любила всех своих детей, но не могла побороть особой трепетной нежности к этому не по годам рослому и красивому подростку. Он был сильным и высоким, с пышными и волнистыми пепельными волосами, прямым носом, резко очерченными скулами и ярко-синими глазами под прямыми темными бровями. Внешне он очень напоминал королеве… Она вздохнула и отвела взгляд. То было в далеком прошлом, о котором она запретила себе вспоминать.

Лодка плавно шла по течению Темзы. Юный Ричард греб легко, и вскоре они миновали арку Лондонского моста. Вдоль берега проступали темные очертания уснувшего города, над рекой клубился туман. Мерно ударял колокол в соборе Святого Павла. Королева всматривалась в северный берег, пока не различила стоявшее почти у самой воды каменное строение. Ярусы черепичных крыш, высокие окна, башенки по углам и удобный причал со ступенями, омываемыми водами Темзы. Байнард-Кастл! Прежде этот особняк принадлежал матери короля, Сесилии Йоркской, но Глостер при явном попустительстве Эдуарда попросту вытеснил оттуда старую герцогиню. И теперь это была только его резиденция.

– Риччи, сверни к Байнарду, – велела сыну королева. Она видела, что за окнами теплился свет, а значит, Глостер еще не ложился.

В это время герцог сидел перед украшенным мраморной резьбой камином, слушая доклад Джеймса Тирелла. Этот человек представлял Ричарда в Королевском совете, был его глазами и ушами при дворе, его ближайшим поверенным.

Тирелл имел привычку всегда одеваться в черное, за что и был прозван Черным Человеком. Его недолюбливали за скрытность и нелюдимость, но он был близок к сиятельному герцогу Глостеру, и перед ним надлежало заискивать. Джеймсу не исполнилось еще и тридцати, но странная неподвижность черт делала его старше. У него были черные, довольно коротко подстриженные волосы и желтые, как патока, непроницаемые глаза. Голос его звучал мягко, и Ричард внимал ему, машинально водя кончиком трости по узорам ковра на полу.

Уже в который раз герцог убеждался, что этот Тирелл просто находка для него. Хотя когда-то было не просто приручить мальчишку… Но то уже в прошлом, ныне же Глостер видел в нем преданного человека, которому можно поручить любое, даже самое щекотливое дело, и сэр Джеймс неизменно справлялся с блеском. Он был неглуп, умел держать язык за зубами, но мог, когда надо, и сказать веское слово.

Сейчас Джеймс Тирелл посвящал своего герцога в последние новости двора. Сообщил, что король по-прежнему поддерживает торговцев, посещает Гилдхолл и отдает дань коммерции, чем наносит ущерб своему достоинству в глазах знати. Из лордов двора Эдуард более других приблизил к себе Гастингса, хотя тот и встречается украдкой с фавориткой короля Джейн Шор. Королева Элизабет в последнее время странно нервозна, возможно, оттого, что она вновь на сносях. Как стало известно, ее величество недавно тайно ездила в Саутворк к местной гадалке и услышала предсказание: пока жив брат короля, детям Элизабет не бывать на троне.

При последнем сообщении Ричард поднял глаза, и в отсвете камина они неожиданно сверкнули красноватым волчьим блеском.

– Продолжайте, Джеймс.

Но едва Тирелл начал докладывать о необычной популярности при дворе ученого епископа Илийского Джона Мортона, как в дверь постучали. Герцог чуть повел перекошенным плечом, его брови недоуменно поползли к короткой черной челке. Кто мог потревожить его в столь поздний час? Тирелл, уже вернувшийся от дверей, в своей обычной холодной манере сообщил, что в Байнард-Кастл прибыла сама королева.

Ричард был озадачен поздним визитом Элизабет, тем не менее тотчас распорядился ввести ее.

И вот королева и герцог восседали друг против друга в высоких резных креслах у разведенного камина. Лакей придвинул инкрустированный перламутром столик, на котором стояли серебряный кувшин с подогретым вином и два узких бокала. В посудине для лакомств, по форме напоминающей раку – ларец для хранения святых мощей, горкой лежали засахаренные фрукты.

Ричард и королева остались одни, и герцог с самой любезной улыбкой наполнил бокал королевы. Ее величество огляделась. Тепло камина поглощало речную сырость, а мягкие ковры приглушенных тонов придавали комнате уют. В полумраке поблескивали тяжелые бронзовые вазы на поставцах, полные цветов. Странно было видеть в жилище этого сурового воина такое множество цветов, но королева уже давно знала, что Глостер неравнодушен к ним, как и к дорогому оружию, инкрустированной посуде, породистым, обязательно белым, лошадям.

Она прямо взглянула на Ричарда. Он несколько изменился за минувшие годы: возмужал, от крыльев носа к тонкогубому жесткому рту легли резкие складки, а темные глаза стали еще более непроницаемыми. Младший из Йорков оставался все тем же хромоногим калекой с перекошенными плечами и искривленной спиной. Однако, как слышала королева, он очень много внимания уделял своему увечному телу, физическими упражнениями развивая ловкость и всячески стараясь, чтобы его недостатки были не так очевидны. Элизабет отметила, что Ричард почти не расстается с тростью, хотя эта черная с золотым набалдашником трость скорее служила дополнением к его одеянию из темного с золотым шитьем бархата, и опирался он на нее даже с некоторым изяществом.

– Я слышала, Ричард, что вы наконец-то намерены связать себя узами брака. Рада за вас.

Герцог улыбнулся одними уголками губ. Он не спешил поддерживать беседу, выжидал, когда Элизабет заговорит о цели своего визита, тем временем внимательно изучая ее. Некогда лицо Элизабет Вудвиль имело задумчивое, мечтательное выражение, а слова она произносила медленно, слегка растягивая, так что речь ее лилась словно музыка. Но годы у власти наложили на это красивое лицо свой отпечаток, мечтательность исчезла, взгляд стал твердым, а спокойствие черт только подчеркивало властность. Сказались на ее внешности и частые роды. Элизабет утратила свежесть, краски ее поблекли, даже холеная, чуть золотистая кожа приобрела некий нездоровый оттенок. Хотя королева сохранила благородную осанку, тело ее располнело, что она всячески старалась скрыть широкими одеждами. И она опять была беременна. Может, этим объяснялись и усталый вид, и нервозное состояние. Однако пока Элизабет будет рожать от Эдуарда, она будет иметь над ним власть, ибо признанная фаворитка Джейн Шор бесплодна, как сухая смоковница. И все же, несмотря на некоторую вялость, королева все еще привлекательная женщина: эти большие фиалковые глаза, гордый разлет каштановых бровей, светло-золотистые волосы, изящным плетением уложенные вдоль висков и открывающиеся взору благодаря откинутой за плечи дымчато-фиолетовой вуали. Элизабет всегда умела одеваться со вкусом, даже для столь незначительного повода, как поздний визит к брату мужа. Но, черт возьми, что вынудило ее прийти?

Наконец королева заговорила, как обычно неторопливо, чуть растягивая слова.

– Мы не всегда были в добрых отношениях, Дик, не всегда ладили. Однако сейчас у нас появился общий недруг. Я говорю об известном возмутителе покоя герцоге Кларенсе. Ради блага королевской семьи и династии мы с вами должны заключить перемирие. Вы понимаете, о чем я? Я хочу, чтобы мы сообща выступили против Джорджа Кларенса.

Если Ричард и был поначалу обескуражен неожиданным предложением королевы, то уже в следующую секунду оценил все его выгоды.

Их беседа затянулась. Ожидавший мать юный Ричард Грей, чтобы не уснуть, мерил шагами пустынную галерею, примыкающую к кабинету герцога Глостера. Почти все канделябры, кроме одного, висевшего подле высокой двустворчатой двери кабинета, были погашены, и, когда юноша доходил до конца галереи, он оказывался почти в полнейшей тьме, если не считать слабого света луны, проникавшего сквозь частые переплеты готического окна, а когда возвращался, то неподалеку от двери при желтоватом пламени оплывавших свечей видел застывшую, как изваяние, фигуру Джеймса Тирелла. Кроме них, здесь больше никого не было, и Грей дорого бы дал, чтобы получить возможность подслушать у дверей. Но присутствие Черного Человека сковывало. Тирелл стоял не шевелясь, чуть расставив ноги в высоких сапогах и перебросив через плечо полу широкого плаща. Лицо его было скрыто в тени глубоко надвинутого капюшона, но юноша был уверен, что Тирелл внимательно наблюдает за ним.

И все-таки, каждый раз оказываясь у двери, юноша замедлял шаги и напрягал слух.

– Я пришла не за тем, чтобы брать у вас уроки красноречия, Ричард, – говорила королева. – И если я уйду без ответа, вы потеряете в моем лице союзника, тогда как вместе мы могли бы наконец уничтожить Кларенса. Король оберегает его, но мы сумели бы противопоставить Кларенсу парламент, своих сторонников, знать. В одиночку Джордж ни на что не способен, будь он хоть трижды брат короля и трижды богат как Крез.