– Когда же вы изменили свое мнение?

– Когда понял, что за человек этот король, которому я так желал послужить. Он все еще оставался достаточно откровенен со мной, и он сказал… Одним словом, он потребовал от меня еще одной услуги в обмен на то, чтобы окончательно вернуть мне земли Богенов. Словно и без того я недостаточно сделал для его величия.

– В чем же заключалась эта услуга? – спросила королева, наблюдая, как темнеет лицо Генри Стаффорда.

Он устало отбросил со лба волосы. Глаза прятались под длинными ресницами.

– Я должен был вернуться в Лондон. Как маршал Англии я имею доступ к заключенным в Тауэре, и на меня возлагалась обязанность проследить за умерщвлением сыновей Эдуарда IV.

– Пресвятая Богоматерь! – испуганно воскликнула Анна. – Зачем ему это? Ведь парламент признал их незаконнорожденными.

– Об этом же и я тотчас сказал Ричарду. Это будет бессмысленной жестокостью, даже если не касаться того, что я не в состоянии поднять руку на ребенка – независимо от того, потомок он августейшей особы или отпрыск простого фермера.

– И что же Ричард?

– Он изменил свои намерения. Заявил, что поддался минутному порыву – видно, сам нечистый попутал его, если такая мысль могла прийти ему в голову. Но я уже не верил его словам. Мы расстались тепло, обменявшись на прощание поясами с кинжалами в знак дружеских чувств. Но в некий день Джон Мортон, мой пленник, попросил разрешения встретиться со мной и сообщил, что ему было видение, будто оба мальчика мертвы.

Анна встала.

– Милорд Бекингем, его преосвященство Джон Мортон слишком скверный священнослужитель, чтобы ему было ниспослано Божественное откровение. Зато он большой хитрец и незаурядный честолюбец.

Герцог тяжело вздохнул, привстал и, плеснув вина в бокал, сделал большой глоток.

– Вы, ваше величество, уже предупреждали меня об этом. Именно поэтому я здесь. Мне нужен ваш совет, Анна.

Королева еле сдержала вздох разочарования. Она-то надеялась, что причина приезда Генри Стаффорда была иной. Одиночество, видимо, лишило ее разума. Нельзя забывать, что Генри Бекингем влюблен во всех красивых дам. Давным-давно, в Нейуорте, он признался ей в любви, но это было шесть лет назад. Как много изменилось с тех пор, казалось, прошла целая вечность. Тогда она гнала его прочь, теперь мучительно нуждалась в его поддержке. В том кошмаре, в каком она пребывала, ей необходима была хоть капля тепла.

Она вздохнула и выпрямилась, вновь став холодной и сосредоточенной.

– Милорд Стаффорд, если Джон Мортон сказал, что именно таково было его видение, значит, все, что нам остается, – это молиться за упокой души юных принцев. Скорее всего, его заточение в Брэкноке не настолько строгое, что он не может видеться со своими шпионами. Они и донесли ему, что Ричард исполнил задуманное.

Бекингем глядел на нее с восхищением.

– Я поражен, моя королева! Право же, вы говорите то, что и было на самом деле. Я же, признаюсь, не сразу в это поверил. Я отправился в Лондон и потребовал, чтобы меня допустили к принцам.

– И вас не допустили, – холодно констатировала Анна.

– Разумеется, ваше величество. Несмотря на то что я упорно настаивал, комендант Тауэра Брэкенбери остался непреклонен. И это тот Брэкенбери, который всегда спешил первым склониться при моем появлении. Правда, он казался смертельно напуганным, и все же я ничего не смог от него добиться. Тогда я поступил иначе: отправил своего слугу послушать, о чем болтает прислуга в Тауэре. После этого сомнений у меня уже не осталось. Оказалось, что в конце лета в Лондон приехал Джеймс Тирелл со своими головорезами – Дайтоном и Форестом. Тирелл на одну ночь отобрал у Брэкенбери ключи и отправил коменданта в город. Потом… Словом, моему слуге удалось выведать у кухарки, что с того дня прекратили носить еду в Фонарную башню, где содержались принцы.

Он умолк. Королева медленно опустилась на колени и, сложив руки, стала читать заупокойную молитву. Бекингем молчал, вглядываясь в сгущающийся за окном сумрак, где по-прежнему лил дождь.

– Но даже и тогда я не хотел поверить в преступление. Они были одной крови с Ричардом, сыновья его родного брата. Я хотел думать, что их просто увезли и скрыли в ином месте. Однако страх, витавший над Тауэром, свидетельствовал о другом. И я беспрестанно ломал голову, зачем Ричард сделал это, зачем умертвил мальчишек, если они были ему вовсе не соперниками на пути к власти?

– А зачем погубили Генриха VI? – поднимаясь с колен, негромко проговорила Анна. – Дети и полоумные всегда лакомая добыча для заговорщиков. Наш король отлично сознает, что уж слишком сложен и замысловат был его путь к трону. И принцы – дети его брата – куда более законные в глазах англичан наследники престола, чем человек, взошедший на трон посредством интриг и крючкотворства. Король Эдуард IV считал наследником трона своего первого сына от Элизабет. Именно за него он просил лордов, собравшихся у его смертного одра. И хотя, как оказалось, все эти годы он прятал Стиллингтона, но и ему не приходило в голову, что это давно забытое дело можно так переиначить.

– Когда вы так говорите, королева, мне хочется провалиться в преисподнюю от стыда. Ведь я и был тем человеком, который громче всех кричал о незаконнорожденности принцев. Но, клянусь памятью предков, я не ведал тогда, что за человек Ричард Йорк.

– Я верю вам. У Ричарда тысяча обличий, и он дьявольски умеет перевоплощаться. Я и сама ему верила, хотя мой отец и раскрыл мне некогда, что это за человек. Но, как и вы, я угодила в расставленную им ловушку, как и вы, верила ему. По крайней мере, когда согласилась стать его женой.

И она рассказала герцогу о том, что давно знала о ненависти, которую Ричард питал к старшему брату. Начав говорить, она уже не могла остановиться, и поведала о том, какую роль сыграл Ричард в гибели Филипа Майсгрейва, как спрятал ее здесь, в Вудстоке, распространяя слухи о том, что королеве необходимы для здоровья тишина и уединение, как шантажировал ее жизнью маленькой Кэтрин. Теперь по лицу королевы бежали слезы. Бекингем бережно привлек ее к себе, но слов, чтобы успокоить, у него не было, он словно окаменел. Он был слишком поражен, и, когда Анна умолкла, в комнате было слышно лишь гудение огня да нервное всхлипывание королевы.

– Вы обрели ад уже здесь, на земле, Анна. Как я сожалею, что не знал об этом раньше! Господи, воистину, если ты хочешь покарать, то делаешь нас слепыми и бесчувственными. И вот я, вольно или невольно, стал соучастником грязного преступления и погубил свою честь…

Он взял лицо королевы в ладони, заглянул в блестящие от слез глаза.

– И все же – salvavi animam meam![74] И я смогу отомстить за вас, моя королева! Теперь-то наверняка смогу.

– Что вы имеете в виду?

Он не успел ответить, ибо в дверь постучали. Анна торопливо отошла подальше от освещенного места у камина, чтобы не было видно ее слез. Бекингем позволил войти. Роберт Рэтклиф покорно поклонился ему и окинул комнату подозрительным взглядом.

– Прошу прощения, но уже время вечерней трапезы. По случаю вашего прибытия, милорд, я велел накрывать в большом зале.

Генри Стаффорд заметил, что Рэтклиф косится в сторону стоящей поодаль королевы. Он не должен был заметить ее заплаканное лицо.

– В такую-то сырость? Сэр Рэтклиф, мне по душе эта маленькая и теплая комната. Велите-ка подавать сюда. Я прибыл с неофициальным визитом и полагаю, что мы вполне можем отужинать здесь.

Однако Рэтклиф все-таки что-то заподозрил. Он следил за тем, как лакеи накрывали на стол, велел подбросить больше дров в камин, сам прислуживал королеве за столом, нарезал мясо и наливал вино.

Анна уже справилась с собой. Она сидела прямо, с надменным и строгим лицом. Герцог же, наоборот, казался оживленным, шутил и посмеивался. Анна завидовала его умению владеть собой. Он с аппетитом отведывал все блюда, хвалил повара замка и как бы между прочим сообщал королеве последние новости. Ее августейший супруг по-прежнему ведет переговоры с Элизабет Грей, все еще пребывающей под защитой Вестминстера. Король же настаивает, чтобы она не компрометировала его своим поведением и покинула убежище, уверяя, что ни ей, ни ее очаровательным дочерям ничего не угрожает. Однако эта леди чересчур упряма. Говорят, она даже пыталась совершить побег, переодевшись вместе с дочерьми в мужскую одежду. Но Вестминстерское аббатство слишком хорошо охраняется, чтобы этот безрассудный план мог увенчаться успехом. Они не успели покинуть внутренний клуатр, как поджидавших ее людей схватили. Куда Элизабет намеревалась бежать? Во Францию, разумеется. Христианнейший лис Людовик XI наконец-то отдал Богу душу, а регентша Анна де Бож[75] не слишком торопится наладить отношения с Ричардом Английским, открыто объявляя его узурпатором. Хотя, возможно, беглянки стремились в Бретань, где при дворе герцога Франциска находится Генрих Тюдор. Говорят, он писал королеве, прося у нее руки ее старшей дочери принцессы Элизабет. Он все еще надеется вернуться в Англию, и этот брак пришелся бы ему весьма кстати. Однако благодетель Тюдора, Франциск Бретонский, в известной мере обескуражен этим предложением, ибо он-то надеялся, что если Тюдор и вознамерится бороться за корону, то не иначе как с тем, чтобы возвести на трон его дочь Анну. Герцог разгневался и даже хотел было заточить Тюдора в темницу, причем потребовал у короля Ричарда денег на его содержание. Его величество, конечно, с негодованием отверг эти нелепые притязания.

Анна бросила пытливый взгляд на Бекингема, и тот сделал ей незаметный знак, продолжая светскую болтовню. Он поведал, что его верный оруженосец Ральф Баннастер наконец-то женился на богатой вдове из Шропшира и уехал в ее поместье. Он сообщил последние новости о модах и о том, что Джон Ховард ныне возглавляет Королевский совет в Лондоне. Грозный же шотландский граф Ангус, с которым у юного Генри Стаффорда когда-то вышли неурядицы, теперь носит нелепейшее прозвище – Кошачий Бубенчик. И все из-за того, что первым нанес удар всесильному фавориту Якова III Кохрейну. Есть у шотландцев какая-то сказочка, где мыши долго бегают от кота, пока одна из них, похрабрее, не решается подвесить коту бубенчик, чтобы слышать приближение хищника. И вот теперь грозный граф Ангус, великан с громоподобным голосом, стал Кошачьим Бубенчиком. Генри Стаффорд говорил без умолку, так что Рэтклиф, не любивший суесловия, едва дождался, пока ужин закончится, и поспешил удалиться, оставив герцога наедине с королевой.

Однако едва за поверенным Ричарда закрылась дверь, как лицо Генри вмиг стало серьезным.

– А теперь я поведаю вам, Анна, почему я уверен, что смогу отомстить за вас. Я решил исправить свою ошибку и лишить Ричарда короны.

И, чуть наклонясь вперед, он поведал, как однажды он вернулся в Брэкнок в ужасном расположении духа и метался, не находя себе места. В это время ему передали, что Джон Мортон просит аудиенции. Анна была права, говоря, что заточение епископа Илийского не такое уж суровое. Ему позволялось охотиться в окрестностях и совершать пешие прогулки, порой даже в полном одиночестве.

– Признаюсь, вы были правы, говоря о присущей епископу необычайной силе убеждения. Не прошло и двух часов, как он открыл мне глаза на мою ошибку, убедив, что я – аристократ столь же родовитый, как и Ричард, – выступил в роли мальчика на побегушках. Он был так последователен и логичен, этот Мортон, что я упал перед ним на колени и просил исповедовать и отпустить мне грехи. Мне просто необходимо было тогда открыть перед кем-либо душу. Засим он вдруг запер все двери и рассказал, что не у меня одного открылись глаза и что есть в Англии немало честных людей, готовых взяться за мечи и выступить против захватившего трон короля-убийцы.

Анна слушала, затаив дыхание. Оказывается, скрывающиеся от короля Вудвили все это время не дремали. Они возмутили против Ричарда множество графств – восстание готово вспыхнуть в Кенте, Эссексе, Сассексе, Хемпшире, Девоншире и Сомерсете. Все это дело рук сына королевы маркиза Дорсета и его дяди епископа Солсберийского Лайонела. Поначалу они ратовали за возвращение трона законному наследнику Эдуарду V, но после гибели наследных принцев появился иной претендент на трон, тот самый Генри Тюдор, о котором он говорил сегодня за ужином. У Тюдора есть опора на континенте, ибо полубезумный Франциск Бретонский вновь занедужил и в герцогстве всем распоряжается его казначей, некий Пьер Ландуа, который симпатизирует беглому Тюдору и готов обеспечить его кораблями и наемниками. И если вспыхнет мятеж внутри страны (а мать Генри Тюдора Маргарита Бофор, пока ее супруг Стэнли находился подле короля, немало сделала, чтобы завербовать в южных графствах сторонников для сына), а Тюдор ударит с моря, то они смогут нанести сокрушительное поражение Ричарду. Тюдор в родстве с Ланкастерами, к тому же, женившись на старшей дочери Эдуарда IV, он будет иметь право на корону и благодаря жене. Все это Мортон поведал Генри Стаффорду, а затем устроил ему свидание с Дорсетом и епископом Лайонелом. Оба они убеждали Бекингема примкнуть к заговорщикам, говоря, что если Вудвили и не популярны среди лондонцев, то одно имя Генри Стаффорда привлечет к ним массу сторонников. Когда же Бекингем довел до их сведения, что отношения между Ричардом и королевой напряжены до крайности и король держит ее в Вудстокском замке в изоляции, поэтому не исключено, что они могут и ее привлечь на свою сторону, заговорщики пришли в полный восторг. Если к ним примкнет дочь легендарного Уорвика, они приобретут сторонников не только на Юге, но и на Севере Англии.