– И вот я здесь, – закончил свой рассказ герцог. Глаза его все еще сияли, он попытался что-то добавить, но осекся, заметив, что королева не глядит на него, задумчиво водя пальцем по цветным узорам на круглой столешнице.

Бекингем был несколько сбит с толку, однако промолчал. И неожиданно тоже заметил, что думает совсем о другом. Наклон ее головы, плавный изгиб белоснежной шеи… Он был круглым дураком, говоря с ней только о политике. Она прекрасна по-прежнему, и это одна из причин, почему он готов рискнуть своим блестящим положением при короле Ричарде. Однако, когда она подняла голову и Генри увидел, каким холодом полны ее русалочьи глаза, он проглотил готовые сорваться с языка слова.

– Что же вы молчите, моя королева? Я скакал несколько дней без отдыха, загоняя Молнию, ради того чтобы узнать, что вы думаете об этом.

– То же, что и ранее. Вам не следует доверять епископу Илийскому.

– Как это понимать?

Она чуть пожала плечами.

– Начнем с того, что Мортон никогда не согласится на союз со мной. Он отлично понимает, что я его враг и не прощу ему участия в заговоре Кларенса против моего отца.

Видимо, Стаффорд не считал это веским аргументом. Он лишь хмыкнул и улыбнулся.

– Личные счеты в политике зачастую отступают на задний план ради достижения цели. Даже ваш отец пошел на союз с Маргаритой Анжуйской, хотя именно она велела казнить его отца.

Анна вздохнула.

– Вы упомянули Уорвика. Надеюсь, вы хорошо помните его печальный конец? Я вижу, вы твердо решили стать новым Делателем Королей, но история имеет свойство повторяться. Это опасный, даже смертельный путь.

Герцог снова пожал плечами.

– Я вижу, отчаяние сделало вас смиренной. Я не узнаю вас. Где та Анна Невиль, которую я знал прежде и надеялся найти здесь? Послушать вас, то все, что остается делать, – это audi, vide, sile[76].

Королева резко вскинула голову.

– Ошибаетесь, милорд. Я предлагаю попусту не совать голову под топор и смотреть на все ut animo deliberato[77].

И, видя, что он ждет ее слов, Анна заговорила:

– Не кажется ли вам, Генри Стаффорд, что интриганы вроде Мортона просто используют вас в своих целях. Еще в Лондоне я предупредила вас, что этот человек кого угодно убедит в том, что сочтет нужным. Заговорщикам необходим второй человек в королевстве – герцог Бекингем, они видят, что вы уже раскаиваетесь в содеянном, видят ваши сомнения и решили сыграть на этом, показав, как использовал вас король-горбун. Странно даже, почему это Мортон не упомянул о вашем королевском происхождении и не намекнул, что и вы могли бы претендовать на трон в случае удачи.

И снова Бекингем был поражен.

– Силы небесные! Но ведь так оно и было! Главное – свалить горбатого кабана, говорил Мортон, а кто станет претендентом на трон – я или Тюдор, – еще предстоит решить.

Анна, неспешно приблизившись, легким движением убрала спадавшие ему на глаза волосы, но, едва Генри попытался поймать ее руку, отступила.

– Увы, мой прекрасный герцог, я вижу, вы и в самом деле ничего не значите для них. Кто стоит во главе заговора – Маргарита Бофор, Мортон, Дорсет и епископ Солсбери? И все они блюдут интересы одного – Генри Тюдора. Маргарита – его мать, и она всегда была необычайно честолюбива. Мортон… О, Мортон понимает, что при Ричарде III его карьера кончена, но, если он поможет получить престол честолюбивому изгнаннику, его ждет по меньшей мере кардинальская мантия. Дорсет и Лайонел Вудвили готовы стоять за Тюдора, если он даст клятву жениться на принцессе Элизабет. А от этого он не отступится, потому что, несмотря на парламентский эдикт о незаконности брака короля, именно она прямая наследница престола. Зачем им вы? Вы для них должны сыграть роль тяжелой мортиры, которую после боя волокут в самом хвосте обоза.

– Ну уж это черта с два!

Генри стремительно вскочил, но тут же, опомнившись, извинился.

– Так что же вы предлагаете?

Глаза Анны по-кошачьи прищурились. У нее уже сложился свой план. И теперь ей предстояло потягаться с Мортоном и привлечь герцога Бекингема на свою сторону. Но она начала издалека:

– Зачем вам Генри Тюдор? Его права на корону дважды перечеркнуты бастардной полосой. Не ему соперничать с венценосным горбуном. Даже брак с принцессой Бетси Йорк не откроет ему дороги к престолу. К тому же, как рассказывал мне граф Нортумберленд, турне Ричарда по Англии прошло с большим триумфом.

– Мне известны причины этого триумфа, – усмехнулся Генри Стаффорд. – Мы обсуждали это с королем еще до его отъезда. В места, куда должен был прибыть Ричард, заранее засылались верные люди, которые обстоятельно и осторожно внушали горожанам, сколь прекрасного государя послал им Господь. Потом несколько бочонков вина, ну и прочие мелочи. Тем не менее Ричарда шумно приветствовали одни лишь простолюдины, и он без конца повторял, что его трон крепок йоменами и горожанами. Знать и духовенство держались сдержанно – все еще слишком потрясены переворотом.

Анна согласно кивнула, но вернулась к прежней теме:

– Итак, если дочери Эдуарда IV считаются незаконнорожденными, то остается еще и потомок второго из Йорков – Эдуард Кларенс.

– Да, но он не имеет права…

– У него прав не меньше, чем у Тюдора. Напомню, что, когда были легитимированы Бофоры, незаконные дети принца Гонта и Кэтрин Суинфорд[78], оставалось условие, чтобы ни они, ни их потомки не претендовали на трон. Однако это не помешало Генриху VI и моей бывшей свекрови во времена их бездетности объявить своей наследницей именно Маргариту Бофор, отчего, кстати, уже тогда большинство знати повернулось в сторону куда более законных Йорков.

Бекингем тяжело задумался. Тогда Анна села рядом с ним так близко, что он почувствовал аромат ее любимых апельсиновых духов. От пламени камина ее глаза блестели, бледная кожа приобрела нежную золотистость. Она наклонилась и заговорила негромко, почти шепотом:

– Все они лишь претенденты, чьи права более или менее спорны. А Ричард уже король, помазанник Божий. И, тем не менее, он – дьявол, не признающий никаких божественных установлений. На его совести убийство Кларенса, убийство невесты Тюдора, совершенное дабы отсрочить его брак с дочерью герцога Бретонского, так пугающий Ричарда, – да-да, мой Генри, все это так, а кроме того, еще и попытка Ричарда сдать шотландцам крепость на границе, умерщвление сыновей Эдуарда IV… И это еще не весь перечень преступлений, которые числятся за венценосцем. Если все это обнародовать… Вспомните, Генри, когда Англия решила, что Эдуард II недостоин быть ее правителем, все права по закону достались его сыну… Подумайте, разве, подняв мятеж и, да поможет Господь, лишив престола короля-убийцу, не лучше возвести на трон его прямого наследника Эдуарда Уэльского?..

Теперь их лица были совсем близко, но Анну слепило пламя и она не видела глаз Бекингема. Но его дыхание слегка касалось ее губ, и это волновало ее. «Мне нельзя терять голову, – подумала королева. – Я обязана убедить его».

Она встала и направилась к окну, почти ничего не видя после яркого пламени камина. За спиной прозвучал голос герцога:

– Даже когда вас короновали в Вестминстере, я не подозревал, что вы настолько честолюбивы.

Анна чуть повернула голову.

– Вы считаете это недостатком для женщины?

– Отнюдь.

Он подошел ближе и встал почти вплотную за ее спиной. Анна ощущала тепло его дыхания у себя на затылке, на шее… По ее телу прошла медленная дрожь. Широко открыв глаза, она смотрела во мрак за окном. Сдерживая дыхание, произнесла ровно и отчетливо:

– Если мой сын станет королем Англии, я не потеряю голову от восторга. Я умею быть благодарной и, если вам удастся свалить Ричарда III… Обещаю, вы станете поистине вторым Уорвиком при Эдуарде VI. Немаловажно и то, что наши дети обручены. Ваша дочь однажды наденет королевский венец.

Ей все труднее удавалось контролировать свой голос. Она умолкла и почувствовала, как Бекингем склонился и, обжигая ее дыханием, страстно прильнул к ложбинке у ее плеча, затем, осыпая легкими поцелуями, стал медленно подниматься вверх по стройной шее. У него были нежные, мягкие, теплые губы. Анна забыла обо всем на свете, ее охватила дурманящая истома. Она непроизвольно наклонила голову, подставляя шею его поцелуям. И тогда он тихо шепнул ей, касаясь губами мочки уха:

– А получу ли я еще и королеву Анну?

Она не могла больше сдерживаться. Резко повернулась:

– Да! О да!

Все слова замерли на слившихся в поцелуе губах. Анна не заметила, как обняла его, как подчинилась его рукам, когда он поднял ее и перенес на кушетку у камина. Его поцелуи были быстрыми, страстными, ее пальцы ласкали его волосы, шею, скользили по плечам. Стаффорд был искусным любовником, прикосновения его были нежными, губы горячими, руки ласковыми и настойчивыми. Анна и не заметила, когда он освободил ее плечи от платья, стал ласкать грудь. Прижимая к себе его голову, она изогнулась, словно требуя новых и новых ласк. Сквозь полуприкрытые веки увидела его улыбающееся лицо над собой.

– Моя сладостная фея…

Это было невероятно, но именно так называл ее Филип. Струна боли вдруг заныла в ней.

Генри еще раз поцеловал ее. Но это был не тот поцелуй. Филип целовал ее нежно и осторожно, не спеша, словно желая насладиться каждым мгновением, словно впереди у них была целая вечность… Поцелуи Бекингема были страстными и поспешными. Он слишком торопил ее, и она это отметила.

«Не думай, не сравнивай», – мысленно сказала себе Анна, но уже было поздно. Где-то в глубине груди опала и схлынула волна тепла. Анна опустила веки, попыталась представить, что ее целует Филип, что это его губы, его руки, его дыхание.

«Я должна сделать это! – приказала она себе. – Бекингем должен стать моим союзником!»

Она покорно подставила ему губы, но руки ее уже застыли у него на плечах. «Не он, нет, не он», – шептало сердце. Она невольно сжалась, уперлась руками в грудь Генри. Он не сразу это почувствовал, но, наконец ощутив сопротивление, поднял голову и взглянул на Анну с укором и недоумением.

– Анна?!

Она стремительно отвернулась, спрятала лицо в пятнистом мехе барса и залилась слезами. Она плакала, захлебываясь, ненавидя себя за глупость и упрямство, за тоску по Филипу, которую ничто не может истребить, за то, что, оттолкнув Бекингема, теряла союзника, но все же не могла заставить себя любить его. И еще она плакала из-за муки, которая плавала в синих глазах Генри Стаффорда.

Она услышала, как хлопнула за ним дверь. Через силу заставила себя подняться, привести в порядок волосы, наряд, потом долго сидела у камина, давая огню высушить неиссякающие слезы.

– Ваше величество, вы дура! – с яростью сказала она сама себе. – Вы глупы и не знаете, чего хотите!

В этом она уверилась, когда ночью, свернувшись калачиком в своей постели, старалась согреться в ледяном одиночестве.

– Ты потеряла союзника, – шептала она себе, стуча зубами. – Этот человек никогда не простит тебе того, что ты его оттолкнула!

Спустя какое-то время она попыталась успокоить себя. Завтра она все исправит. Нельзя раздумывать и колебаться. Ей необходимо заручиться поддержкой герцога Бекингема любой ценой. От этого зависит ее свобода, а главное – месть Ричарду. Она сделает это даже вопреки воле собственного тела. Однако внезапно Анна поняла, что все обстоит совершенно иначе. Тело здесь ни при чем. Наоборот, оно исходит томительным и жгучим желанием. И тогда она засмеялась, глядя в поблескивающий золотом полог над кроватью. Как же она глупа! Она вспомнила поцелуи Стаффорда – и у нее заныло все тело, заколотилось сердце.

– Завтра, – шепнула она в темноту. – Прости меня, Генри, я еще не до конца уверовала, что прежнего уже не будет. Завтра я стану иной.

Она улыбалась, оживляя в памяти короткие и сладкие мгновения, которые провела с Бекингемом, и вскоре согрелась и уснула…

Анна проснулась раньше обычного, не понимая, что ее разбудило. Дождь кончился, но пронзительно завывал ветер, налетая яростными порывами. Дребезжали стекла в оконных переплетах. И сквозь эти звуки она отчетливо расслышала громкое ржание лошади.

Резко отбросив пуховое одеяло, Анна босиком кинулась к окну. Распахнула его, и ее обдало мокрым ледяным шквалом. Стуча зубами, она придержала створку и сквозь утренний сумрак увидела силуэты людей во дворе, высокого коня у самого крыльца, нетерпеливо перебирающего ногами в белых чулках. Молния!

Захлопнув окно, она стала торопливо обуваться. Это была катастрофа! Генри уезжает, не простившись, не сообщив ей своего окончательного решения. Неужели он так зол на нее, что не хочет больше видеть? Теперь он примет предложение Мортона, лишив ее единственной возможности отомстить!

Она натянула подбитые войлоком боты, прямо на рубаху набросила широкий плащ на меху белой лисы и выскочила из опочивальни. Миновав нижний зал, где спали Дебора и фрейлины, Анна оказалась в переходе, который вел во двор.