– Моя сладостная фея…

Это было невероятно, но именно так порой называл ее Филип. Струна боли вдруг заныла в ней.

Генри еще раз поцеловал ее. Но это был не тот поцелуй. Филип целовал ее нежно и осторожно, не спеша, словно желая насладиться каждым мгновением, словно впереди у них была целая вечность… Поцелуи Бэкингема были страстными и поспешными. Он слишком торопил ее, и она это отметила.

«Не думай, не сравнивай», – мысленно сказала себе Анна, но уже было поздно. Где-то в глубине груди опала и схлынула волна тепла. Анна опустила веки, попыталась представить, что ее целует Филип, что это его губы, его руки, его дыхание.

«Я должна сделать это! – приказала она себе. – Бэкингем должен стать моим союзником!»

Она покорно подставила ему губы, но руки ее уже застыли у него на плечах. «Не он, нет, не он», – задыхаясь, шептало сердце. Она невольно сжалась, уперлась руками в грудь Генри. Он не сразу это почувствовал, но, ощутив наконец сопротивление, поднял голову и взглянул на Анну с укором и недоумением.

– Анна?!

Она стремительно отвернулась, спрятала лицо в пятнистом мехе барса и залилась слезами. Она плакала, захлебываясь, ненавидя себя за свою глупость и упрямство, за тоску по Филипу, которую ничто не может истребить, за то, что, оттолкнув Бэкингема, теряла союзника, но все же не могла заставить себя любить его. И еще она плакала из-за муки, которая плавала в синих глазах Генри Стаффорда.

Она услышала, как хлопнула за ним дверь. Через силу заставила себя подняться, привести в порядок волосы, наряд, потом долго сидела у камина, предоставляя огню сушить неиссякающие слезы.

– Ваше величество, вы глупы! – с яростью сказала она сама себе. – Вы глупы и не знаете, чего хотите!

В этом она уверилась еще более полно, когда ночью, свернувшись в клубок в своей постели, старалась согреться в ледяном одиночестве.

– Ты потеряла союзника, – шептала она себе, стуча зубами. – Этот человек никогда не простит тебе того, что ты его оттолкнула!

Спустя какое-то время она попыталась успокоить себя. Завтра она все исправит. Нельзя раздумывать и колебаться. Ей необходимо заручиться поддержкой герцога Бэкингема любой ценой. От этого зависит ее свобода, а главное – отмщение Ричарду. Она сделает это даже вопреки воле собственного тела. Однако внезапно она поняла, что все обстоит совершенно иначе. Тело здесь ни при чем. Наоборот, оно исходит томительным и жгучим желанием. И тогда она засмеялась, глядя в поблескивающий золотом полог над кроватью. Как же она глупа! Она вспомнила поцелуи Стаффорда – и у нее заныло все тело, заколотилось сердце.

– Завтра, – шепнула она в темноту. – Прости меня, Генри, я еще не до конца уверовала, что прежнего уже не будет. Завтра я стану иной.

Она улыбалась, оживляя в памяти короткие и сладкие мгновения, что провела с Бэкингемом, и вскоре согрелась и уснула…

Она проснулась раньше обычного, не понимая, что ее разбудило. Дождь кончился, но пронзительно завывал ветер, налетая яростными порывами. Дребезжали стекла в оконных переплетах. И сквозь эти звуки она отчетливо услышала громкое ржание лошади.

Резко отбросив пуховое одеяло, Анна босиком кинулась к окну. Распахнула его, и ее обдало мокрым ледяным шквалом. Стуча зубами, она придержала створку и сквозь утренний сумрак увидела силуэты людей во дворе, высокого коня у самого крыльца, нетерпеливо перебирающего ногами в белых до колен чулках. Молния!

Захлопнув окно, она стала торопливо обуваться. Это была катастрофа! Генри уезжает, не простившись, не сообщив ей своего окончательного решения. Неужели он так зол на нее, что не хочет больше видеть? Теперь он примет предложение Мортона, лишив ее единственной возможности отомстить!

Она натянула подбитые войлоком короткие сапожки, прямо на рубаху набросила широкий плащ, подбитый мехом белой лисы, и выскочила из опочивальни. Миновав нижний зал, где спали Дебора и фрейлины, Анна оказалась в соединяющем башню Розамунды с замком переходе.

– Я желаю немедленно говорить с милордом Бэкингемом! – бросила она перепуганным стражникам.

Она застала Генри на ступенях. Уже в дорожном плаще, он стоял внизу лестницы, надевая перчатки.

– Сэр Генри!

Он оглянулся и увидел королеву, удерживающую у горла белый мех плаща. Порыв ветра разметал ее длинные волосы.

– Почему вы так спешите уехать? – спросила она, когда герцог повернулся к ней.

– У меня ведь есть и иные дела, не так ли?

В его улыбке была грусть. Анна опустила глаза.

– Я хочу попросить прощения за вчерашнее.

– За что вам просить прощения? Вам ведь и по сей день нужен один лишь Филип Майсгрейв, не так ли? Разве я могу сетовать на небеса, что они остались глухи к моим мольбам и я так и не сумел занять достойное место в сердце Анны Невиль?

– Это не так, Генри! Вы должны меня понять. Слишком много потрясений пришлось пережить мне в последнее время.

Позади послышались шаги. Роберт Рэтклиф приближался, чтобы сообщить, что мосты уже опущены и его светлость может выезжать. Бэкингем поблагодарил его кивком, а когда Рэтклиф остался стоять подле них, таким же кивком велел ему отдалиться. А затем сделал то, чего не должен был делать, – подошел к Анне совсем близко, бережно надел ей на голову капюшон плаща и легким движением откинул упавшие на лицо растрепанные ветром волосы.

– Возвращайтесь к себе, моя королева. Здесь зябко и сыро. Я знаю, что я никогда не заменю вам Майсгрейва. Однако надеюсь, что, если мне удастся освободить вас от дьявола, который превратил в руины вашу жизнь, вернуть вам свободу и величие, вы найдете и для меня немного нежности в своем сердце.

Порыв ветра окатил их ледяным холодом. У Анны на глаза навернулись слезы.

– О Генри…

Но он сделал жест, требующий, чтобы она молчала.

– Я еще не заслужил вас, моя сладостная фея. Но вскоре я вернусь, чтобы доказать вам, сколь много значит для меня ваша любовь.

Он отошел столь быстро, что Анна так ничего и не успела сказать. Прямо со ступеней крыльца Бэкингем прыгнул в седло и оглянулся. Ветер развевал его белый плащ. Молния заплясал под ним, но герцог не сводил глаз с королевы.

У Анны сжалось сердце.

– Да пребудет с вами милость небес, Генри Стаффорд, – сказала она, но порыв ветра унес ее слова.

– Генри!

Она сбежала с крыльца, не замечая, как пристально наблюдает за ней Рэтклиф.

– Генри! Будьте осторожны, ради всего святого, будьте осторожны. Я буду ждать вас.

Он склонился с седла, пытливо заглянул ей в лицо.

– Вам так надоело оставаться узницей Вудстокского замка?

– Нет. Просто – я буду очень ждать вас.

И тогда он улыбнулся. В этой улыбке была счастливая уверенность.

– Тогда мне ничего больше не грозит в этой жизни. Souvente me[57].

Намотав поводья на кулак, он круто развернул коня и навстречу рвущемуся в арку ворот ветру выехал из замка…

Потянулись долгие дни полной неизвестности. Анна подолгу молилась в замковой часовне, где, как и повсюду в Вудстоке, царила всепроникающая сырость. Дрова в каминах отсыревали и источали больше дыма, чем тепла. Анна подолгу простаивала у окна, глядя на льющиеся с небес потоки воды, словно Божий гнев вновь обрушился на землю, дабы водами всемирного потопа омыть ее от всяческой скверны. Дождь не прекращался уже целый месяц с того самого дня, когда ее навестил Генри Стаффорд.

В Вудстоке все шло по-прежнему, только Рэтклиф теперь не преследовал Анну по пятам. Он уехал через пару дней после Бэкингема, и из замка сразу как бы выветрился запах тюрьмы. Оставленный Рэтклифом комендант стал разрешать королеве покидать внутренние покои и совершать недолгие прогулки по стенам замка. Анну не пугала непогода. Закутавшись в утепленный плащ, она неторопливо бродила по стене среди приготовленных для ремонта осыпающихся амбразур груд камней и известки. Из-за дождей все строительные работы были приостановлены. Часто она останавливалась, глядя вдаль, где ветер срывал с деревьев последние листья да отливали свинцом разлившиеся от дождей ручьи.

По вечерам они с Деборой подолгу молча сидели у камина. У Анны давно не было секретов от баронессы, и все свои тревоги она поверяла ей. Бэкингем уехал слишком торопливо, и она не успела его предупредить. Заговорщики могли использовать ее имя и имя Генри Стаффорда, но не должны были и догадываться, что эти двое отнюдь не желают видеть Генри Тюдора на троне. Если Бэкингем по неосторожности проговорится… Помоги ему, Боже, быть до конца осмотрительным! Порой с нижнего этажа башни долетали взрывы хохота, женский визг. Пользуясь отсутствием Рэтклифа и тем, что королева безразлична к их занятиям, фрейлины впускали в нижний зал охранников, и там порой шло настоящее веселье. Дебора недовольно хмурилась.

– Крест честной! Разве мало того, что король приставил к вашему величеству девиц из захудалых семейств, но ведь они все еще и настоящие распутницы!

Анна не придавала ее словам значения. Если кто-то может веселиться, пусть веселится. Ей не было до них дела. Истекал месяц с момента отъезда Генри Стаффорда, и она не могла ни о чем думать, кроме событий, которые должны были решить ее судьбу.

Неизвестность угнетала. Анна глядела на дождь и ломала голову – что же происходит там, где должен зародиться мятеж, направленный против ее мужа. Она ждала гонца, хоть крохотной весточки – но окрестности были удручающе пустынны.

Однажды под вечер, когда дождь начал стихать, она услыхала лязг цепей опускаемого моста. Дебора расчесывала ей на ночь волосы. Молча переглянувшись, обе женщины, не сговариваясь, кинулись к окну.

Во дворе замелькали силуэты людей, в руках у них были фонари, в которых металось желтое пламя, но света было недостаточно, чтобы что-либо разглядеть. И все же Анна различила темный силуэт коня с белыми чулками до колен. У нее бешено забилось сердце.

– Это Бэкингем, Дебора! Слава Иисусу Христу – наши молитвы услышаны!

– Еще неизвестно, какие новости он привез… Но что это, миледи? Посмотрите!

Анна не сразу поняла, на что указывает подруга. Она видела лишь всадника на коне в темном плаще с надвинутым на лицо капюшоном. Но Бэкингем любил белый цвет – цвет легендарного уэльского короля Артура. Но кто же это? Только Генри Стаффорд может сидеть на красавце Молнии.

Всадник медлительно слез с седла и, прихрамывая, стал подниматься по ступеням. Анна испытала испуг, равный по силе боли. Ее дыхание на миг замерло.

– Это король! – только и смогла вымолвить она.

– Миледи, вам необходимо быть мужественной, – воззвала к ней Дебора, когда Анна бессильно опустилась на скамью у стены. – Это еще ничего не означает. По-видимому, король наконец-то решил навестить супругу.

Глаза Анны ничего не выражали. Она покачала головой.

– Нет, Дебора. Если Ричард верхом на Молнии, значит, с Генри случилась беда.

В дверь постучали. Анна вздрогнула, увидев Джеймса Тирелла.

– Ваше величество, король ожидает вас в большом зале.

Пожалуй, только гордость придала ей сил, чтобы встать и идти, гордость и жгучая ненависть потребовались, чтобы стоять перед королем, глядя ему в глаза.

Ричард сидел в большом зале. Несколько коптящих факелов источали слабый зловещий свет. Камин не успели разжечь, и было пронзительно холодно. В полумраке поблескивала позолота люстры. Ричард велел поставить кресло прямо посреди огромного помещения. Без слов, жестом, он приказал королеве встать перед ним. За его плечами, как две безмолвные тени, стояли Джон Дайтон и Майлс Форест. Одно их присутствие не оставляло ни проблеска надежды.

– Итак, моя бесценная супруга, вы все еще не готовы смириться и, несмотря на данную вами клятву, продолжаете строить козни.

– Не понимаю, о чем вы говорите, государь? – надменно произнесла Анна. Она решила держаться до конца, даже если Ричард прикажет подручным пытать ее. В полумраке она видела, как поблескивают в улыбке зубы короля.

– Не так давно вас посетил в Вудстоке Генри Стаффорд, герцог Бэкингемский, не так ли?

Анна не отвечала, и Ричард продолжил:

– Мой верный Рэтклиф тотчас заподозрил неладное и немедленно явился ко мне с сообщением. Из его слов, правда, вытекало, что все это было обычным любовным свиданием, и я, возможно, не придал бы этому значения, если бы меня не поразило поведение Стаффорда, прекратившего со мной всякие сношения, едва только он удалился в свой уэльский замок. А потом ко мне прибыл гонец, сообщивший, что человек, которого я так облагодетельствовал, оказался самым неверным существом из всех живущих под небом старой доброй Англии. Подумать только, он возомнил себя новым Делателем Королей, этот блудливый уэльский пес!

– Милорд, разве не вы пресмыкались в Лондоне перед человеком, которого сейчас так оскорбляете? Вы, видимо, позабыли, что сами нарекли его вторым Уорвиком.

Ричард засмеялся.

– Красавчик оказался жидковат, чтобы стать вторым Делателем Королей. Да вы и сами, Анна, должны были это понимать.