Анна еще не знала, хочет она этого или нет. Совместный побег связал бы их с Джеймсом навсегда. Ей хорошо и спокойно с ним, их ночи всегда так упоительны… Но Джеймс слишком любит ее, а она порой нуждается в одиночестве. Чтобы уйти в прошлое, чтобы остаться с тем, другим, о ком до сих пор томится ее сердце.

Однако когда Дебора тайно вывела Джеймса, Анна вдруг ощутила себя бесконечно беспомощной и испуганной. Теперь она осталась один на один со своим врагом, и не было рядом человека, который мог увести ее от этого чудовища через тайные ходы – в ночь и любовь.

И целый месяц, до самого начала Великого Поста, она прожила в невыносимом страхе и напряжении. Ее никуда не выпускали, содержа буквально под арестом, за ее дверью днем и ночью стояла, скрестив копья, стража. По ночам Анна боялась оставаться одна и просила поярче разводить огонь в камине, чтобы не так опасаться темных углов. Кросби-Холл был домом Ричарда, и она догадывалась, что здесь есть ходы, по которым может проникнуть к ней тайный убийца. Она ела крайне мало, опасаясь яда, и заставляла поваров и лакеев отведывать каждое кушанье, а затем в течение часа ожидала результата. Она многому научилась у Тирелла. Теперь она следила за запахом масла в светильниках, за дымком от свечей, опасаясь ядовитых паров. Король Ричард так ни разу и не явился к ней за это время, зато однажды пришел Джон Несфильд и заявил, что подобными подозрениями она денно и нощно оскорбляет его.

– Я был охранником при королеве Элизабет, и, когда мне делались подобные намеки, я тотчас отвергал их. Я не палач, а рыцарь.

Анна не знала, верить ему или нет. Но когда однажды утром ей стало дурно после завтрака, Джон Несфильд был напуган больше других и, даже не испросив дозволения у короля, послал за лекарем.

Королева, однако, наотрез отказалась его принять. Забилась с ногами в альков кровати и долго сидела там, глядя перед собой широко открытыми глазами, умоляя даже Дебору оставить ее.

– Этого не может быть! Этого никак не может быть, – шептала она, словно в забытьи.

Ибо теперь ее сомнения рассеялись. Происшедшее не было последствием прежнего отравления, нервного напряжения или скверного самочувствия. Причина была весьма проста и естественна. Она была беременна от Джеймса Тирелла. Уже почти два месяца, со времен Конингсбро. И этот ребенок не значился в росписи ее судьбы!

Она не сразу поняла это. Все ее мысли были заняты борьбою за собственную жизнь. Сначала отравление, потом болезнь, а теперь плен, который после угроз Ричарда еще неизвестно чем мог закончиться. И вот теперь это… Она вдруг истерически засмеялась. Ричард так жаждет наследника – вот она ему его и даст. Вот будет славная месть! Посмотрим, что он тогда станет говорить о неисполнении ею супружеских обязанностей! Но уже в следующий миг ее прошибал ледяной пот. При мысли о том, что произойдет с королем, когда все откроется, какое изощренное наказание может к ней применить этот дьявол, – ей снова становилось дурно. Пока что в их яростном поединке выигрывала она. И хотя Анна была заточена, как прокаженная, она знала от Оливера, что происходит в столице. По всему Лондону только и разговоров, что о готовящемся новом злодеянии, вослед Ричарду даже раздаются злобные выкрики, когда он приезжает в Сити отстоять мессу в соборе святого Павла. И вот теперь вдруг такой повод для ее разоблачения, для развода, для ее позора и полной погибели. Ибо всем отлично известно, что королева прибыла в Лондон больной, и его величество не провел с супругой ни единой ночи.

Она впала в такое оцепенение, что, даже когда Оливер принес ей радостную весть о том, что она все-таки обыграла Ричарда, не слишком радовалась. Король в последнее время действительно стал избегать очаровательную племянницу. А когда она вдруг явилась в последний день рождественских празднеств – в день святой Епифании – на торжественную мессу в знаменитом изумрудном колье королевы Анны, в соборе поднялся такой шум, что священник был вынужден прервать проповедь. Ричард же изменился в лице, а уже к вечеру стало известно, что он отправляет Элизабет в свое северное имение Шериф-Хаттон и ни о каком брачном союзе теперь не может быть и речи. Ричарду даже пришлось выступить перед подданными в большом холле госпиталя рыцарей-иоаннитов с оправдательной речью, а затем его гонцы повезли опровержение расхожих слухов по графствам и манорам Англии и в особенности на Север, где слухи эти уже приняли угрожающие масштабы.

– Миледи, вы выиграли! – ликовала Дебора. – Вы спаслись и остались королевой!

– Неизвестно, надолго ли эта отсрочка, – бесцветно отвечала Анна. Она постоянно пребывала в состоянии страшной растерянности и целые дни проводила у окна, глядя на низкое февральское небо.

«Этого ребенка не должно было быть», – вновь и вновь повторяла она, все больше убеждаясь, что жизнь преподнесла ей новый сюрприз. Она не могла определить, что чувствует к этому вновь зародившемуся в ней существу. Детей от Филипа она страстно желала, ребенок от Ричарда казался ей бременем… а этот… Она не ощущала при мысли о нем ничего, кроме панического страха.

«Джеймс, спаси меня! Я так жду тебя».

Она и в самом деле страстно его ждала, думала о нем непрестанно. Порой с досадой и ненавистью, обвиняя в своей новой беде, порой с удивительной нежностью.

Слава Богу, что они не виделись с Ричардом. После поражения его затеи с племянницей он не желал видеть королеву. Анна понимала, что, хотя между ними и произошел окончательный разрыв, некоторое время она может чувствовать себя в безопасности – пока все не откроется.

А потом Джон Несфильд доставил сообщение, что Ричард приказывает супруге покинуть Лондон и отбыть в Вудсток. Анна поначалу не поверила своим ушам, но потом вдруг развеселилась.

– Дебора, мы едем домой!

Вудсток! Она знала там каждый переход, каждую тропинку. И это вовсе не Лондон, где повсюду солдаты и офицеры со знаком Белого Вепря. Оттуда легче сбежать.

– Оливер, ты поможешь мне?

Он глядел на нее с испуганным восхищением. Она в последнее время была очень бледна, глаза стали тусклыми, о чем-то все время перешептывалась, запершись с Деборой. И вдруг – побег!

Уже в дороге Анна передумала.

– Ничего не надо предпринимать. За мной скоро приедут.

«Он любит меня. Он не оставит меня в беде. И потом – я сама назначила срок – через полтора месяца».

В Вудстоке она несколько ожила, поднималась на стены, гуляла в старом парке. Джон Несфильд, такой неумолимо бдительный в Лондоне, здесь, в этом старинном замке, как бы отмяк. Он и в самом деле оказался порядочным и весьма приятным человеком. И, несмотря ни на какие слухи, верил в своего короля Ричарда.

Порой, когда в окно стучал дождь со снегом, они сидели с Деборой, ее «кузеном» Оливером и Джоном Несфильдом у камина, и рыцарь втолковывал своим молчаливым слушателям, как мудр их государь, как много он сделал для блага Англии: это и мир с Шотландией, и упорядочение судопроизводства, и расправа с итальянскими грабителями-купцами.

«Все это так, – думала Анна, – но все это меркнет на мрачном фоне тех преступлений, которые совершил или еще совершит этот человек».

В середине февраля стало подмораживать, ветви старого парка покрылись инеем, в стылом воздухе пронзительно звучало карканье ворон. Именно в это время у ворот замка протрубил рог.

Она увидела его еще во дворе и едва не засмеялась от радости и облегчения. Джеймс держался невозмутимо, беседуя с Джоном Несфильдом. Затем, в развевающемся, как птичьи крылья, черном плаще, легко взбежал по ступеням. Нет, в нем действительно жило нечто, напоминавшее ей Филипа.

Анна опустилась в кресло, поставив ноги на резную скамеечку. Старалась успокоиться, но пальцы подрагивали на подлокотниках. Она не думала, на какой безумный шаг решается. Сейчас она сознавала лишь одно – время ее освобождения пришло. И она засмеялась от радости, что теперь у нее нет иного выхода.

– Ваше величество, прибыл сэр Джеймс Тирелл, – возвестил Несфильд.

– Хорошо. Оставьте нас, сэр Джон. А теперь говорите, Тирелл. В чем причина вашего визита?

Но едва дверь за Несфильдом закрылась, как Джеймс кинулся к ее ногам, схватил тонкие руки, стал осыпать их бесчисленными поцелуями. Анну словно окутала исходившая от него радость. Она смеялась, позволяя ему обнимать и целовать себя, сжимая так, что ей стало трудно дышать.

– Я сделал все, как ты велела. Я связался с Генри Тюдором, я указал Ричарду ложное место и время высадки его десанта. Я рассказал Тюдору, что король грозит тебе гибелью, и граф Ричмонд готов принять тебя на континенте. Я прибыл за тобой. Я спасу тебя!

– Подожди, Джеймс. Мне надо тебе что-то сказать…

Она все еще не могла отдышаться, и неожиданно, охваченная страстью, стала отвечать на его поцелуи, забыв на миг обо всем на свете, кроме этих сильных мужских объятий и жара в собственной груди.

Когда открылась дверь, они не успели оторваться друг от друга. На пороге стоял Оливер. Застыв с округлившимися глазами, он смотрел на них, и на его лице сменялась целая гамма чувств: беспокойство, изумление, растерянность, гнев, и наконец – безграничное отвращение.

Анна медленно убрала руки с плеч Джеймса.

– Оливер, послушай меня…

Она не знала, что сказать. Он всегда был ее другом, но она привыкла к его немому обожанию настолько, что перестала замечать его. Он был как брат, и она знала, что между ними ничего не может быть. Он был свидетелем ее любви и жизни с Филипом, но даже он не имел права так смотреть на нее.

– Послушай, Нол…

Она шагнула к нему, но он резко отпрянул. Лицо его исказилось.

– Шлюха!..

– Как вы смеете! – загородил королеву Тирелл, но Оливер вдруг бросился на него, схватил за ворот и, резко рванув, отбросил от Анны.

– Ты пес, убийца! Ты не смеешь прикасаться к этой женщине! На тебе кровь ее мужа.

Теперь и лицо Тирелла исказила ярость. И, прежде чем Анна опомнилась, они уже выхватили мечи.

– Остановитесь! – вскричала Анна. – Эй, кто-нибудь, сюда! На помощь!

Ворвались охранники и растащили их. Суровый Джон Несфильд сам отобрал у противников мечи. Оливера увели, Тирелл остался стоять бледный как мел.

– Этот человек оскорбил королеву, – только и сказал он.

На лице Анны была написана совершенная беспомощность. Она странно взглянула на Тирелла.

– Что хотел сказать Оливер?

Тирелл пожал плечами, отвел взгляд.

– Для него я просто верный пес короля.

Анна вдруг ощутила ужас.

Когда-то давно Оливер так же, как сейчас на Джеймса, бросился и на Джона Дайтона. Анне показалось, что острые ледяные когти сжимают ее сердце. Тирелл, не глядя на нее, стоял, отвернувшись к окну. Черный Человек Ричарда Глостера. В услужении у которого когда-то был Дайтон. Нет, это слишком чудовищно. Это невозможно!

Он почувствовал ее взгляд.

– Ваше величество, я все объясню.

Но королева уже направлялась к коменданту.

– Сэр Джон Несфильд, могу ли я поговорить с Оливером Симмелом без свидетелей?

Все еще ничего не понимая, Несфильд согласно кивнул.

– Ума не приложу, что вдруг нашло на такого мирного и рассудительного парня, как Симмел?

Оливер понуро сидел у камина в башенке у ворот. Когда зашелестело платье королевы, он даже не повернулся в ее сторону.

Королева приказала стражникам удалиться.

– Я никогда не прощу вам этого, – тихо сказал Оливер, когда дверь за комендантом закрылась.

– Нол! – побледневшими губами прошептала Анна. – Тирелл давно уже не человек короля. Он не раз спасал меня от него, он мне предан. И один Бог, видящий мою душу, может судить меня, когда я поступаю так, а не иначе.

Рыцарь нехорошо усмехнулся.

– Бог!.. Нет, моя прекрасная королева. Есть еще и честь, и память, и верность. Вы же… Здесь не только грех телесной похоти, но и худшее из предательств, какое я встречал. И подумать только – это совершили вы… Вы!

Он глядел на нее потемневшими от гнева и горечи глазами.

– Вы были самым удивительным существом в моей жизни. Ни одна другая женщина не могла что-то значить для меня после вас. Я так любил вас, что готов был отдать ради вас всю свою кровь каплю за каплей…

Несмотря на острую жалость к Оливеру, Анна испытала некоторое облегчение. Ревность! Так, значит, все это только ревность?

Оливер же продолжал, глядя на нее все тем же уничтожающим взглядом:

– Давным-давно я заставил замолчать свою любовь. Ибо я слишком чтил сэра Филипа, слишком гордился тем, что его полюбила такая женщина, как вы. В этом ужасном мире я был свидетелем столь редкостного чуда, как прекрасная любовь. Она была настолько глубокой и прекрасной, что я принес себя и свою жизнь в жертву вашей любви. А потом вы стали супругой Ричарда Глостера, супругой демона, погубившего это чудо. Но он был исчадием ада, и вы были слишком беззащитной перед ним. Если он обманул вас, то в этом я винил лишь себя. Меня не было рядом, я, и никто другой, не уберег вас от этого чудовища. Вы были жертвой и вы… вы все еще любили Филипа Майсгрейва. А сейчас… Зачем вам понадобилось так унижать память сэра Филипа? Почему из всех мужчин вы выбираете лишь тех, у кого на руках его кровь?