Симона Вилар - Тяжесть венца

У Анны вдруг ослабели колени, и она медленно опустилась на каменный выступ.

– О небо! Что ты говоришь, Нол?

– Я говорю, что вы только что обнимали человека, который был правой рукой герцога Глостера, когда тот сделал все, чтобы погубить Филипа Майсгрейва. Это он был связным между Джоном Дайтоном и герцогом, когда готовилось покушение на Нейуорт. Я узнал об этом много позже, когда шаг за шагом исследовал преступления Джона Дайтона. Это с ним встречался Джон в Дурхеме и это с ним они обсуждали план сдачи Гнезда Орла шотландцам. Хозяин кабачка, где они встречались, поведал мне за кружкой эля, что они часами шептались в углу его заведения, что-то чертя на купленном в соседней лавчонке пергаменте. Слушая его, сразу можно было догадаться, кто был собеседником Джона Дайтона – Черный Человек, Джеймс Тирелл.

У Анны все плыло в глазах. Сердце так колотилось, что казалось, вот-вот разорвется.

– Мне он ничего не говорил об этом…

Она произнесла это едва слышно, словно поражаясь этой мысли.

– А что еще не говорил этот убийца? Его руки по локоть в крови, и есть там кровь Филипа и Дэвида Майсгрейвов.

Анна закрыла глаза и застонала. Но Оливер впервые в жизни был беспощаден.

– И это еще не все. Когда-то давно, в той страшной битве под Барнетом, на сэра Филипа напал неизвестный рыцарь. На его доспехах не было никаких отличительных знаков. Но я видел его лошадь – вороную с широкой белой полосой через всю морду. Позже я узнал этого коня. Подле него стоял юноша с секирой, удивительно напоминающей ту, какой пытались свалить с коня барона Майсгрейва. Я спросил его имя, и мне сказали – Джеймс Тирелл, оруженосец герцога Ричарда. Тогда я решил, что ошибаюсь. Позже я понял, что сэра Филипа пытался убить именно этот наемник горбатого Дика. И когда сегодня мне сообщили, что Тирелл прибыл в Вудсток… О, я ожидал самого худшего! Я как безумный бросился на выручку, вы же в это время ластились к этому убийце! О, королева Англии!

Он умолк, задыхаясь от ярости, обиды и отчаяния. Постепенно его дыхание стало более ровным и в глазах мелькнуло нечто похожее на сострадание. Анна сидела, слегка раскачиваясь, взгляд ее странно блуждал. Оливер ощутил страх за нее.

– Анна!..

Она подняла на него огромные глаза, и его поразило выражение затравленности в них. Оливер растерялся. Он хотел унизить, оскорбить ее, но не мог вымолвить больше ни слова. Анна отвела взгляд, судорожно сглотнула. Потом лицо ее стало необъяснимо меняться. Он не мог понять, как это произошло, но, когда она вновь посмотрела на него, этот взгляд походил на сверкающее лезвие клинка.

– Ступай за мной, – каменным голосом сказала она.

Она шла так прямо и твердо, словно ее вела сама судьба. Пересекла двор, поднялась в зал, где когда-то пыталась убить короля. Подняла взор под свод, где уже не было люстры. В этом месте родились ростки доверия к Джеймсу. Они поднялись по винтовой лестнице и вошли в покой, где возле камина беседовали Дебора и Джеймс.

– Леди Шенли, отойдите от этого человека, – спокойно проговорила Анна.

Дебора растерянно взглянула на королеву, потом на Тирелла, но повиновалась. Сэр Джеймс стоял не шевелясь, лишь его прозрачные глаза светились особым, напряженным светом. Потом в них мелькнуло еще что-то – страх, отчаяние.

– Ваше величество, ради всего святого, выслушайте меня…

Он шагнул было к ней, но остановился, словно натолкнувшись на ее взгляд.

– Сэр Джеймс, давал ли вам Ричард Глостер приказ убить Филипа Майсгрейва под Барнетом?

Теперь он отшатнулся. На лице Оливера играло жестокое торжество.

– Сэр Джеймс, вы встречались с Джоном Дайтоном, когда он вез горбуну известия о том, как сдать Нейуортский замок?

У Тирелла задрожали губы.

– Джеймс Тирелл, это вы помешали графу Нортумберленду послать помощь в Нейуортскую долину?

Она скорей почувствовала, чем увидела, как Тирелл дрожит.

– Я выполнял приказ, – глухо проговорил он. – Я был человеком с проклятой душой. И я еще не знал вас, Анна!

В его голосе слышалась мольба, но это еще больше разожгло ярость королевы.

– Будьте же вы прокляты!

Он вдруг рухнул на колени, простер к ней руки.

– Нет! Я люблю вас… Я не смогу жить без вас!..

На ее лице появилась гримаса отвращения.

– Убирайтесь!

– Нет! О, умоляю, выслушайте меня!..

Он пополз к ней, из его глаз текли слезы, но Анна отшатнулась, и Оливер заслонил ее.

– Разве ты не слышал, мерзавец, что тебе велела королева?

Тирелл закрыл глаза, с тяжким стоном втянул воздух.

– Ради Спасителя, позвольте мне увезти вас из Англии. Потом я исчезну.

– Убирайся, – снова сказала Анна. – Я скорее вверю свою судьбу воле провидения, чем такому презренному лжецу!

Он тяжело дышал, горбился, руки его бессильно свисали вдоль тела.

– Моя королева… О моя королева, я готов умереть за вас! Что мне совершить, чтобы вы поверили мне? Что совершить, чтобы вы хоть на миг сменили гнев на милость? Неужели нет ничего такого, чем бы я хоть на миг не мог заслужить вашу благосклонность?!

Анна вдруг шагнула к нему и, схватив за волосы, резко вскинула его лицо.

– Есть! Вы спасли Джона Дайтона, отослав его подальше. Докажите же свою преданность. Мне нужна его голова!

В глазах Тирелла мелькнуло нечто похожее на надежду.

– Да! О да! Я сделаю это!

Анна разжала пальцы и брезгливо вытерла руку о складки платья машинальным движением.

– Но это еще не все, палач. Выполни еще один мой приказ. Мне нужна еще одна голова – короля Ричарда Третьего!

Дебора испуганно ахнула, даже Оливер вздрогнул, взглянув на королеву, словно опасаясь, в своем ли она уме. Лицо Анны было словно из мрамора, глаза лихорадочно блестели. Тирелл же тотчас успокоился и встал.

– Да. Клянусь своим последним дыханием, я исполню ваш приказ, моя королева.

Он поклонился и молча вышел. Анна бессильно опустилась в кресло.

– Дебора, умоляю, дай мне воды!

После этого она погрузилась в какое-то странное оцепенение. Ее перестало интересовать все происходящее вокруг. Она так устала сносить бесконечные удары судьбы, что в ней как бы что-то надломилось. Дебора уже видела, как с ней происходило нечто подобное, но на сей раз это было куда страшнее. Исчезла даже жажда мести. Душа Анны, казалось, умерла. Она не думала ни о будущем, ни о прошлом. Она была уничтожена настолько, что не могла ни плакать, ни молиться.

Однажды, как сквозь сон, она услышала, как Дебора выговаривает Оливеру:

– В вас просто заговорила ревность! Как вы осмелились открыть это королеве? Она верила этому человеку, и он мог ее спасти, ибо любил ее. Вы же окончательно погубили ее своей правдой.

– Анна Невиль должна была узнать все. Джеймс Тирелл был одним из убийц ее мужа и сына. Когда-то я скрыл от Анны это предательство, и она оказалась в руках чудовища. Тирелл такой же изверг, как и его господин. Он мог бы стать ее убийцей!

– Но он готовился ее увезти, и я уверена, что так бы и сделал. Теперь же она вновь беззащитна перед королем.

– У короля сейчас другие заботы. Он даже перестал присылать гонцов в Вудсток. И сейчас, когда вся Англия говорит о Тюдоре и еще бродят слухи, что король хотел убить Анну Невиль, – он не рискнет запятнать себя этим преступлением. Именно сейчас она в безопасности.

– Вы так говорите, чтобы успокоить свою нечистую совесть. Ах, зачем я привела вас к королеве, Оливер Симмел!

– Разве было бы лучше, чтобы она и дальше пребывала в неведении и служила игрушкой в руках этого исчадия ада?

– Да. Тысячу раз – да! Даже вы всего не знаете, сэр Оливер.

Анна нахмурилась. Она понимала, что имеет в виду Дебора. Ребенок. Ее ребенок от Тирелла. Чудовищно! Она сжималась, обхватывала живот и начинала стонать. Когда-то ребенок от Ричарда вызывал у нее чувство неприязни. Теперь ей казалось, что внутри нее поселился сам Сатана.

– Я не рожу тебя, дьявол! Ты умрешь во мне…

И только эта глухая ненависть давала ей силы что-то делать. Она не верила, что Тирелл вернется, она не верила в его клятву и не ждала его. Но она страстно не желала носить в себе это дитя.

Март выдался восхитительным. Пахло свежими травами, лесной сыростью, набухающими почками. Анна стояла у открытого окна и хмурилась, вглядываясь в лес.

– Дебора, я хочу погулять.

Баронесса вздрогнула. Это были первые слова королевы за минувшие три недели.

– О да, конечно! Я доложу сэру Несфильду.

Комендант, которого также беспокоило странное поведение королевы, даже обрадовался.

– Прикажете принести паланкин или оседлать лошадь, ваше величество?

– Нет. Я хочу прогуляться пешком.

В лесу охранники и Оливер едва поспевали за нею. Анна шла торопливо, словно точно знала, куда направляется, и спешила. Лесную землянку едва можно было различить под грудой пожухлых прошлогодних листьев. Здесь она впервые протянула убийце руки. «Этот человек черен. Он проклят. Остерегайся его», – сказала тогда Мэдж. Анна не придала значения ее словам.

Оставив охрану в лесу, королева решительно постучала в двери вудстокской ведьмы.

– Я не сделаю этого, – решительно сказала Мэдж, когда королева сообщила ей о цели своего визита. – Избавляться от ребенка – величайший грех.

– И все же ты поможешь мне. Ты ведь не хочешь, чтобы я сама вспорола себе живот кинжалом.

Мэдж, сгорбившись, сидела подле слабо тлевшего очага. Королева в меховом плаще стояла перед нею, и лицо ее выражало отчаянную решимость. Мэдж угрюмо взглянула на нее из-под нависавших косм.

– Убить еще не родившегося ребенка – грех. Закончить свою жизнь раньше намеченного срока еще больший грех. Что произошло с Анной Невиль, если она стала прислужницей нечистого?

– Нечистый сидит внутри меня! – зло возразила Анна. – И с каких это пор ведьма Ульрика стала такой богобоязненной? Мне ведь известно, что ты не отказываешь в этой просьбе за малую плату даже простым селянкам. Я же по-королевски награжу тебя.

Мэдж отрицательно качала косматой головой.

– Зачем? Когда-нибудь это дитя будет тебе в радость. Ты ведь искала и обрела утешение в объятиях его отца.

Королеву передернуло.

– Нет! Я ненавижу его! И ты сама говорила, что он проклят. А проклятой оказалась я сама. Умоляю, Мэдж, сделай то, о чем я тебя прошу. Помоги мне!

– Нет. Это опасно. От этого нередко и умирают.

– Я наверняка обречена, если оставлю его. Король убьет меня.

– Король этого не сделает. Сейчас хромой Ричард боится за твою жизнь. Твоя смерть подрубит и без того тонкий ствол его власти.

– О, тогда меня тем более ничего не страшит! Но и ты пойми меня. Сколько я могу предавать свое прошлое? Сколько я должна рожать детей от убийц Филипа! Помоги, Мэдж. Он не должен увидеть свет. Вспомни, ты сама предрекла мне когда-то, что у меня будет только трое детей.

Почему-то это напоминание по-особому подействовало на ведьму. Она вдруг вскочила и оскалилась так, что Анна даже попятилась.

– Вон отсюда! Вон! И никогда больше не приходи сюда. Никогда не жди от меня помощи!

Старая и немощная, она едва ли не вытолкала королеву за дверь. А когда та ушла, набросала столько валежника в очаг, что пламя поднялось до самой кровли землянки. Согнувшись у огня, колдунья долго разглядывала свою скрюченную темную ладонь. По ее морщинистым щекам текли слезы.

– Я никогда не сделаю этого, моя девочка. Никогда. Иначе случится то, что предначертано. И я стану твоей убийцей. Но порой стоит попробовать и поспорить с судьбой!..

На следующий день королева пришла к ней вновь.

Они галопом неслись между еще голыми весенними деревьями – всадник в черном плаще и, чуть поотстав, мальчик на светлой соловой лошадке с откинутым на спину капюшоном наплечья. Когда они проезжали через небольшой овраг, прямо над головой у них резко закричала сойка, лошадь второго всадника испуганно шарахнулась, и мальчик, не удержавшись в седле, свалился в ворох прошлогодней листвы. Всадник в черном плаще тут же оказался рядом.

– Как ты, Дэвид?

Мальчик хмуро глянул на него из-под падающих на глаза темно-каштановых густых волос. Глаза были слегка раскосые, ярко-зеленые. Чуть вздернутый нос усыпан веснушками. На его темном шерстяном наплечье ярко выделялась расшитая золотом ладанка. Мальчик поправил ее, стал подниматься.

– Лучше помогите мне поймать мою лошадь, сэр Джеймс.

Когда мальчик вновь оказался в седле, Тирелл решил, что не следует так гнать. В конце концов, в этом мальчике заключалось все его будущее, все надежды на счастье. И не дай Господь, чтобы из-за спешки с Дэвидом что-то случилось.

Теперь они ехали почти шагом. Лошади устало всхрапывали. Под их копытами похрустывали раздавленные желуди.

– Далеко ли еще?

– Сейчас покажется постоялый двор, там мы передохнем, а за ним уже начинается Вудстокский лес.