Правда заключалась в том, что пришло время взять на себя ответственность за собственные поступки.

Пришло время повзрослеть.

Пришло время искупить то, что она натворила во имя зависти.

Айви подняла голову и, внутренне содрогаясь от страха, деревянной походкой, на негнущихся ногах, но все-таки заставила себя переступить порог гостиной и предстать перед отцом.

Сидя в одиночестве у камина, старый герцог разглядывал в монокль лежавшую у него на коленях газету. Сначала ей даже показалось, что он не слышал, как она вошла в комнату, но тут отец заговорил.

— Итак, ты вернулась, — проронил он, не глядя на нее.

— Вернулась.

Айви украдкой бросила взгляд на оттоманку, но присесть на нее не решилась, хотя колени у нее подгибались от страха и усталости.

— И что же ты имеешь сказать в свое оправдание, девочка моя?

Отец наконец-таки поднял на нее взгляд, выпустив монокль, и тот повис, раскачиваясь на шнурке. Старый герцог смотрел на дочь, как ей показалось, целую вечность и молчал.

Нельзя сказать, что она не ожидала подобного вопроса. Откровенно говоря, за время недолгой поездки от ассамблеи «Олмакс» до Гросвенор-сквер Айви даже заготовила несколько кратких объяснений. Но холодность отца привела ее в замешательство и заготовленные ответы вылетели из головы. Если бы герцог кричал на нее, то столь же горячий и резкий ответ выглядел бы вполне оправданным. Но он молчал.

Никакое объяснение, даже если бы оно у Айви было, не сгладило бы унижения, которое наверняка испытал ее отец. Его дочь бросила джентльмена, который уже ждал ее возле оркестровой площадки, чтобы объявить о предстоящей помолвке, и бросилась в объятия другого, признаваясь ему в любви прямо посреди танцпола.

Какую бы причину она ни назвала, он не примет и не поймет ее.

Грант, по обыкновению, оказался прав. Сейчас ей могла помочь только честность и полная откровенность.

— Папа, мне нет прощения за поведение на людях сегодня вечером. Я не ищу оправдания и прошу лишь простить меня за те страдания, что я причинила тебе своим танцем. — Айви, не зная, куда девать руки, нервно сжала их за спиной. — Я люблю Доминика Шеридана, маркиза Каунтертона. Сегодня вечером он попросил меня выйти за него замуж, и я намерена ответить согласием, если он еще не передумал.

Старый герцог внезапно резко наклонился к ней.

Айви вздрогнула и отшатнулась.

— А как же Тинсдейл?

— Я никогда не любила его. Я имела на него виды только потому, что знала: ты примешь его. Кроме того, если бы я вышла замуж за респектабельного члена общества, ты позволил бы мне, своей своенравной и беспутной дочери, вернуться в лоно семьи. Судьба вновь повернулась бы ко мне лицом, и я стала бы состоятельной и уважаемой дамой, как и полагается представительнице клана Синклеров. — Айви опустила голову, чтобы отец не увидел румянца жгучего стыда, который залил ее щеки. — Я убедила других людей совершить ужасные поступки, принять участие в не совсем законных деяниях — и все это только для того, чтобы отбить лорда Тинсдейла у другой женщины.

Она подняла глаза и смело встретила взгляд отца.

Старый герцог выглядел потрясенным.

— Тебе… стыдно!

— Да. Пожалуй, впервые в жизни я стыжусь того, что натворила… и тех причин, которые позволили мне найти оправдание своему недостойному поведению.

Внешне отец остался невозмутим, и по его лицу невозможно было прочесть, о чем он думает.

— Я знаю, что после сегодняшнего вечера ты желал бы, чтобы я навсегда ушла из твоего дома. Я не стану противиться твоей воле. Мне будет очень больно, если ты более никогда не пожелаешь увидеться со мной, но и жить без Доминика я тоже не смогу. Сегодня вечером я поняла это совершенно точно.

Она подошла к отцу и поцеловала его в щеку, как будто прощаясь, а потом повернулась, чтобы уйти.

— Куда ты собралась, Айви?

Старый герцог оперся на трость и встал.

Она обернулась.

— К себе в спальню, чтобы собрать кое-что из вещей. Я уложу их в саквояж, найду Доминика и постараюсь исправить то, что натворила. Я люблю его, папа. Впервые в жизни я полюбила по-настоящему.

Айви повернулась и направилась к лестнице.

— Оставь в покое саквояж! — распорядился он.

На этот раз Айви не стала оборачиваться, чтобы взглянуть на герцога. Боль от унижения жгла ее как огнем. Отец выгонял ее из дому, не позволив взять с собой даже щетку для волос! Вместо лестницы девушка направилась к входной двери, на вешалке подле которой висела ее накидка.

У двери она остановилась и оглянулась, надеясь, что Грант еще не поднялся к себе и она сможет обнять его на прощание. К своему удивлению, за спиной она обнаружила отца.

Он сам снял ее накидку с вешалки.

— На улице прохладно. Надень это.

В глазах у него было странное выражение, когда он набросил накидку ей на плечи, и она растерялась, не зная, как истолковать его.

— Спасибо, папа.

— После того как поговоришь со своим молодым человеком, приведи его сюда.

— С-сюда? На Гросвенор-сквер? — запинаясь, пробормотала Айви, не веря своим ушам.

— Да. Если он намерен жениться на тебе, сначала я должен поговорить с ним.

И отец улыбнулся, чего не делал почти никогда. Айви решила, что мир перевернулся, и растерялась окончательно.

Она шагнула к отцу и крепко обняла его.

— Хорошо, папа.

Разжав объятия, Айви отодвинула засов и, выскочив наружу, захлопнула за собой дверь.

На тротуаре у городского экипажа Синклеров ее ждал Поплин. Он опустил для нее лесенку и распахнул дверцу.

— Лорд Грант решил, что вам может понадобиться карета, леди Айви.

Девушка широко улыбнулась.

— Она и в самом деле мне понадобится.


Резиденция Каунтертонов

Беркли-сквер


Когда экипаж Синклеров подъехал к городскому особняку Каунтертонов, Айви увидела, что в одном из окон малиновой гостиной горит одинокая свеча. Больше нигде света видно не было, и она решила, что если Доминик, то есть Ник, дома, то, значит, искать его следует именно там. Экипаж замедлил ход, и она постучала в переднюю стенку, а потом высунулась в открытое окошко и попросила возницу проехать чуть дальше и остановиться за углом.

Сырой прохладный ночной воздух заставил Айви зябко поежиться. Она плотнее запахнулась в накидку и осторожно поднялась по ступенькам к входной двери. Перегнувшись через чугунную кованую ограду, девушка заглянула в окно. Ник сидел к ней спиной. На столе перед ним стояла бутылка, рядом лежал сложенный листок бумаги. «Мое письмо», — догадалась Айви. Довершал живописный натюрморт пустой стакан.

Ник пошевелился, оперся локтями о стол и принялся рассматривать какой-то предмет. Девушка прильнула к стеклу и узнала его: в тусклом свете единственной свечи в руке у молодого человека блеснуло кольцо с изумрудом. Сердце у нее сжалось.

Айви не рискнула поднять дверной молоточек и постучать. Ей запросто мог открыть Феликс или, хуже того, Четлин, причем оба наверняка отказались бы впустить ее. Поэтому Айви нажала на ручку, пробуя, не заперта ли дверь, и — о счастье! — та отворилась.

Походка Айви была легкой и невесомой, и даже если случайная половица и скрипнула под ногой девушки, Ник этого не услышал. Он сидел понурив голову и закрыв глаза, но Айви видела, как нервно ходит у него кадык на горле и знала, что он не спит.

Она осторожно пробралась через гостиную и остановилась рядом с ним. Подняв руку, она бережно коснулась его волос, намереваясь погладить его по голове и успокоить, — совсем так, как он поступил с ней в экипаже давеча ночью.

В мгновение ока пальцы Доминика сомкнулись у нее на запястье, и он взглянул на нее с таким видом, словно она была злейшим врагом.

— Ник, — испуганно выдохнула девушка, — это я, Айви!

Он вскочил на ноги, не выпуская ее руки.

— Айви! — Ее имя прозвучало в его устах нежно, волшебно и ласково. — Господи, неужели это и впрямь вы?

Она взглянула ему в лицо и заметила, что глаза его в лунном свете отливают серебром. Морщины, четко прорисовавшиеся в уголках напряженно сжатых губ, разгладились. Он беззвучно пошевелил губами, словно собираясь сказать что-то, но она не расслышала, что именно.

— Ник… — Она провела руками по его груди и обвила его за шею, прильнув к нему всем телом. — Простите меня… за все, что я наделала. Я растерялась. А когда узнала, кто вы такой на самом деле, мне стало просто стыдно!

Она притянула его к себе и поцеловала.

Когда Айви наконец оторвалась от его губ, он откинул голову и несколько долгих мгновений молча смотрел на нее, прежде чем увлечь на диван, куда они и уселись вместе.

— Мне следовало раньше рассказать вам, кто я такой.

— Почему вы этого не сделали?

— Я попытался сказать вам в экипаже на Друри-лейн, но тогда вы не позволили мне этого. А когда я узнал, что вы ищете актера, который стал бы изображать меня самого и жить в моем городском особняке, то решил подыграть вам и посмотреть, что из этого получится. Мне хотелось узнать, что стоит за вашим планом. Почему-то я никак не мог поверить, что вы разработали столь хитроумный план только для того, чтобы вернуть себе расположение Тинсдейла.

— Так оно и было. — Айви на мгновение опустила глаза. — Но почему же вы, как только убедились в этом, не остановили меня?

— Потому что я понял, что получаю истинное удовольствие, находясь в обществе такой очаровательной женщины. — Ник согнутым пальцем приподнял ее подбородок и заставил взглянуть себе в глаза. — Вы не похожи ни на кого из тех, кого я встречал в прошлом или встречу в будущем.

— Это я еще могу понять, но почему вы все-таки не признались мне в том, кем являетесь на самом деле… когда поняли, что любите меня?

Айви в ожидании ответа изо всех сил прикусила нижнюю губку, стараясь сдержать свои чувства.

Он взял ее руки в свои и, не отрывая от них взгляда, заговорил:

— Я уже любил однажды, но ее отец потребовал, чтобы она вышла замуж за человека намного более высокого положения. Наследником титула Каунтертонов был мой брат, а не я. Я всего лишь управлял нашим поместьем. Занимался сельским хозяйством. Для ее отца я был слишком мелок и ничтожен. Она умерла год спустя во время родов, но я так и не смог избавиться от мысли, что если бы она любила меня чуточку сильнее, то смогла бы противостоять требованиям отца и вышла замуж за меня.

Айви, растерянно моргая, уставилась на него.

— Простите, но я не понимаю.

— В самом деле? — Ник сделал глубокий вдох, тщательно подбирая слова. — Когда мы впервые встретились с вами, вы хотели, чтобы я помог вам вернуть симпатии мужчины, к браку с которым ваш отец отнесся бы одобрительно, — а не мужчины, которого бы вы любили. Одобрение отца значило для вас много больше.

— Так и есть. Я признаю это. Его одобрение значило для меня все — пока я не полюбила вас. — Девушка ласково погладила его по щеке. — И с этого момента единственным, о ком я все время думала и переживала, были вы, любовь моя.

Ник закрыл глаза, наслаждаясь прикосновением ее руки.

— Я чувствую себя круглым дураком, оттого что слишком поздно осознал всю глубину ваших чувств ко мне. К тому времени я едва не потерял вас, потому что вы любили меня и готовы были пожертвовать всем, своим счастьем и своим будущим, чтобы защитить меня. — Он открыл глаза. — Простите меня, Айви.

— Простите и вы меня. Но все это в прошлом. Что сделано, то сделано. Теперь мы можем быть вместе, — негромко сказала Айви. — Я люблю вас, Ник. Очень сильно люблю.

— Я тоже люблю вас. — Ник с облегчением вздохнул, и девушка ощутила, как расслабилась у нее под руками его напряженная спина. — Боже мой, вы и представить себе не можете, как я счастлив! А ведь когда вы сняли кольцо…

— Я не снимала его! Оно соскользнуло само, когда я отнимала у вас руку. — Айви прижалась щекой к его груди. — Я ничего так не хочу, как стать вашей женой и быть с вами всегда.

Ник вскочил с дивана, подбежал к столу и схватил кольцо с изумрудом. Опустившись перед девушкой на колени, он нежно взял ее за руку.

— Выходите за меня замуж, Айви. Скажите же, что вы выйдете за меня завтра!

И он надел ей кольцо на палец.

— Я выйду за вас замуж, — сказала она и рассмеялась от восторга, будучи не в силах сдержаться. — И если это возможно, то хоть завтра!

Ник передвинул кольцо пониже.

— Значит, завтра. Договорились.

И в это мгновение часы на каминной полке пробили полночь. Ник обернулся и молча смотрел на них, пока в гостиной не замер перезвон двенадцатого удара. А потом он поцеловал ее.

— Сегодня день нашей свадьбы, Айви.