Джулия Куинн - Тысяча поцелуев

Его лицо превратилось в обычную непроницаемую маску, он уставился на леди Данбери, пока та не заметила:

– Насколько я помню, это самая длинная фраза из всех, что я от вас слышала.

– Вы слышали от него много фраз? – осведомилась Сара.

Леди Данбери повернулась к ней с хищным выражением:

– Я и забыла о вас.

– Я была необычайно молчалива.

– Что приводит меня к исходному заявлению! – воскликнула леди Данбери.

– Что наша беседа не клеилась? – спросил лорд Хью.

– Да!

Это, вполне предсказуемо, было встречено неловкой паузой.

– Вы, лорд Хью, – объявила леди Данбери, – с самого рождения были неестественно неразговорчивы.

– Вы при этом присутствовали? – поинтересовался он.

Лицо леди Данбери сморщилось, но она, очевидно, ценила великолепную шутку, даже направленную на нее, поэтому спросила Сару:

– Как вы с ним ладите?

– Мне редко приходится это делать, – пожала плечами девушка.

– Хм…

– Она прикреплена ко мне, – пояснил лорд Хью.

Леди Данбери прищурилась:

– Для столь необщительного сегодня вы весьма красноречивы.

– Должно быть, все дело в обществе.

– Это верно. Я обычно пробуждаю в людях лучшие качества. – Леди Данбери хитро улыбнулась и повернулась лицом к Саре. – А что думаете вы?

– О, вы, без сомнения, пробуждаете во мне самые лучшие качества, – подтвердила Сара, которая всегда умела сказать именно то, что от нее хотят услышать.

– Должен заметить, – сухо проговорил лорд Хью, – что нахожу эту беседу весьма приятным развлечением.

– Но так и должно быть, верно? – парировала леди Данбери. – И не то чтобы вы особенно напрягали свой мозг, чтобы не отстать от меня.

Сара почувствовала, как рот снова раскрывается сам собой, и попыталась сообразить, что все это значит. Неужели леди Данбери только сейчас назвала его умным? Или оскорбила, сказав, что он не привнес в беседу ничего интересного?

Или это означает, что Саре приходится напрягать мозг, чтобы не отстать от нее?

– Вы выглядите озадаченной, леди Сара, – заметила леди Данбери.

– Я искренне надеюсь, что скоро нас позовут к ужину, – призналась та.

Леди Данбери весело фыркнула, а Сара, осмелев, сказала лорду Хью:

– Полагаю, я начала мысленно возносить молитвы дворецкому.

– Если на молитвы будет ответ, я точно услышу его раньше остальных.

– Вот это уже ближе к делу! – объявила леди Данбери. – Вы двое положительно ссоритесь.

– Ссоримся, – повторил лорд Хью, словно не понимая значения слова.

– Это меня не так развлекает, как беседа, которая не клеится, но, думаю, вы предпочитаете именно перепалки. – Леди Данбери, поджав губы, оглядела комнату: – Полагаю, пора найти еще кого-то, кто развлек бы меня. Это такое хрупкое равновесие, знаете ли: найти скованность без глупости.

Она стукнула палкой о ковер, фыркнула и удалилась.

– Она безумна, – вздохнула Сара.

– Должен напомнить, что совсем недавно вы сказали то же самое мне.

Сара была уверена, что на это существует тысяча различных ответов, но не смогла придумать ни одного, прежде чем рядом внезапно появилась Айрис. Сара стиснула зубы, все еще злясь на кузину.

– Я нашла ее, – объявила Айрис, все еще мрачная после пережитых потрясений. – Мы спасены.

Сара не могла найти в себе достаточно милосердия, чтобы сказать что-то жизнерадостное или поздравить, однако кивнула.

Айрис бросила на нее странный взгляд и слегка пожала плечами.

– Лорд Хью, – начала Сара, возможно, чуть более официально, чем было необходимо, – позвольте представить вам мою кузину, мисс Смайт-Смит, Айрис Смайт-Смит, старшая сестра которой недавно вышла замуж.

Айрис вздрогнула, явно только сейчас сообразив, что стоит рядом с кузиной. Это не удивило Сару: преследуя какую-то цель, Айрис редко замечала то, что считала несущественным.

– Лорд Хью! – опомнилась она быстро.

– Счастлив слышать, что вы спасены, – ответил тот.

Сара получила огромное удовлетворение от того факта, что Айрис, похоже, не знала, что ответить.

– От чумы? – осведомился он. – Эпидемии?

Сара молча уставилась на него.

– О, знаю! – сказал он куда более веселым тоном, чем она когда-либо от него слышала. – Саранча. Нет ничего лучше хорошей стаи саранчи.

Айрис несколько раз моргнула и подняла палец, будто только сейчас подумала о чем-то.

– Я вас оставлю.

– Разумеется, – пробормотала Сара.

Айрис едва заметно подмигнула и стала пробираться сквозь толпу.

– Должен признать, мне стало любопытно, – сказал лорд Хью, как только она исчезла из вида.

Сара молча смотрела перед собой. Но он был не из тех, кого могло бы остановить ее молчание, так что особо ответа и не ждал.

– От какой жуткой судьбы спасла вас кузина?

– Очевидно, что не от вас, – отрезала Сара, не успев подумать о сдержанности.

Он хмыкнул, и она решила, что вовсе не обязана говорить ему правду.

– Моя кузина Дейзи, младшая сестра Айрис, хотела организовать специальное выступление квартета сестер Смайт-Смит.

– И в чем же проблема?

– Так вы не посещали наших музыкальных вечеров? – уточнила Сара.

– Не имел удовольствия.

– Удовольствия, – повторила Сара, постаравшись не выказать недоверия.

– Что-то не так?

Она открыла было рот, чтобы объяснить, но тут вошел дворецкий и объявил, что ужин подан.

– Ваши молитвы услышаны, – насмешливо сказал лорд Хью.

– Не все, – буркнула Сара.

Он предложил ей руку.

– И я по-прежнему для вас бремя, верно?

Что тут скажешь?

На следующий день

Итак, граф Чаттерис и леди Хонория Смайт-Смит соединились священными узами брака. Солнце сияло, вино текло рекой, и, судя по смеху и улыбкам за свадебным завтраком (который плавно перетек в свадебный обед), веселились все.

Даже леди Сара Плейнсуорт.

С того места за главным столом, где сидел Хью (один, поскольку остальные пошли танцевать), она казалась истинным воплощением беспечной английской девушки: мило болтала с другими гостями, много смеялась (но никогда слишком громко), а танцевала так энергично и выглядела такой чертовски счастливой, что того гляди подожжет комнату своим весельем.

Когда-то Хью тоже любил танцевать, и умел это делать великолепно. Музыка не так уж отличается от математики: тоже состоит из схем и последовательностей, с той лишь разницей, что они висят в воздухе, а не начертаны на бумаге.

Танец – блестящее уравнение: одна часть – звук, другая – движение, и дело танцора – их уравнять.

Хью мог не чувствовать музыку так, как того требовал хормейстер в Итоне, но, несомненно, понимал.

– Здравствуйте, лорд Хью. Не хотите кусочек свадебного торта?

Хью поднял глаза и улыбнулся. Перед ним оказалась маленькая леди Френсис Плейнсуорт с двумя тарелками: на одной лежал гигантский кусок торта, на другой – просто большой. Оба были щедро залиты глазурью сиреневого оттенка и украшены крошечными засахаренными фиалками. Хью видел торт во всей его первозданной красе, поэтому попытался угадать, сколько яиц потребовалось для создания такого монументального сооружения, а когда понял, что вычислить это невозможно, подумал о том, сколько времени ушло на то, чтобы испечь торт, потом перешел к…

– Лорд Хью? – прервала течение его мыслей Френсис, чуть приподняв тарелки, дабы напомнить, зачем подошла.

– Обожаю торт!

Девочка села рядом и поставила тарелки на столик.

– Выглядите одиноким.

Хью снова улыбнулся. Взрослый никогда бы так не сказал, поэтому Хью предпочел поболтать с ней, а не с кем-либо другим.

– Не одинок, а один. Был.

Френсис нахмурилась, обдумывая сказанное. Хью уже собирался объяснить разницу, когда она склонила голову набок и спросила:

– Уверены?

– Один – это физическое состояние, а вот одиночество…

– Знаю, – перебила девочка.

Он пригляделся к ней.

– В таком случае, боюсь, не понял вас.

– Я просто задалась вопросом, всегда ли человек сознает свое одиночество.

Ну прямо философ!

– Сколько вам лет? – спросил Хью, решив, что не удивится, если она откроет рот и признается, что вообще-то ей сорок два.

– Одиннадцать. – Она вонзила вилку в торт, умело выбирая глазурь между слоями, и добавила: – Но я развита не по годам.

– Это очевидно.

Она ничего не ответила, но он заметил ее хитрую улыбку.

– Вы точно любите торт? – прожевав и осторожно промокнув салфеткой уголки губ, спросила Френсис.

– Как все, – пробормотал Хью.

Она скептически взглянула на его тарелку:

– Почему же не едите?

– Я думаю, – задумчиво ответил Хью, устремив взгляд в другой конец комнаты, где весело смеялась ее старшая сестра.

– Вы что, не можете одновременно есть и думать? – удивилась Френсис.

Весьма смелый вопрос.

Подцепив вилкой кусочек торта. Хью прожевал, проглотил и сообщил:

– Пятьсот сорок один, умноженное на восемьдесят семь, равно сорока семи тысячам шестидесяти семи.

– Вы это придумали, – немедленно отреагировала Френсис.

Он пожал плечами:

– Можете проверить сами.

– Думаю, вы понимаете, что я могла бы проверить ответ, будь у меня для этого средства, – задорно бросила Френсис, но тут же нахмурилась: – Вы действительно вычислили это в уме?

– Совершенно верно, – подтвердил Хью, отправляя в рот очередной кусочек торта, оказавшегося очень вкусным: в глазурь, похоже, положили настоящую лаванду, – и вспомнил, что Маркус всегда любил сладкое.

– Блестяще! Жаль, что я так не умею!

– Это может пригодиться в жизни. – Хью съел еще кусочек торта. – А может и нет.

– Я очень способна в математике, – деловито заметила Френсис, – но устно считать не умею: мне нужно все записывать.

– В этом нет ничего плохого.

– Нет, конечно, нет. Я куда лучше Элизабет, – уверенно улыбнулась Френсис. – Она никогда не признает ничего подобного, хотя и знает, что это чистая правда.

– Которая из вас Элизабет?

Хью, возможно, вспомнил бы каждую из сестер, но память, способная запечатлеть слова и цифры с математической точностью, не была так надежна, когда речь шла об именах и лицах.

– Моя старшая сестра. Вторая за Сарой. Иногда бывает крайне неприятной, но по большей части мы ладим.

– Иногда все бывают неприятными, – вздохнул Хью.

– Даже вы? – ахнула девочка.

– Особенно я.

Она удивленно заморгала, но потом, должно быть, решила вернуться к прежней теме:

– У вас есть братья и сестры?

– Только брат.

– Как его имя?

– Фредерик. Я зову его Фредди. Но видимся мы не часто.

– Почему?

Хью не желал перечислять все причины, поэтому назвал одну, наиболее подходящую для ушей девочки:

– Он живет не в Лондоне в отличие от меня.

– Как жаль. – Френсис лениво отправила вилку в торт, ломая глазурь. – Возможно, увидитесь на Рождество.

– Возможно, – солгал Хью.

– О, я забыла спросить! Вы лучше, чем он, разбираетесь в математике?

– Так и есть, – подтвердил Хью.

– Как Харриет. Она на пять лет старше меня, но я способнее.

Хью кивнул, а Френсис продолжила:

– Она пишет пьесы, а цифры ее не привлекают.

– Зря: заниматься математикой очень интересно, – заявил Хью, глядя на танцующих.

Леди Сара сейчас танцевала с одним из братьев Бриджертон. Хью не мог хорошенько разглядеть, с каким именно, но вспомнил, что трое из четырех братьев женаты.

– Она прекрасно танцует, – заметила Френсис.

Хью не мог не признать, что танцевала она прекрасно. Глядя на нее, забываешь про ее осиное жало вместо языка.

– Она даже вставила единорога в свою новую пьесу.

– Еди… что? – Хью в недоумении воззрился на Френсис.

– Единорог.

Она ответила пугающе пристальным взглядом.

– Вы с ними знакомы?

Господи боже! Она что, смеется? Ведь это же абсурд…

– Конечно.

– Я помешана на единорогах, – блаженно вздохнула Френсис. – По-моему, они просто удивительные.

– Их не существует.

– Это мы так считаем! – воскликнула она театрально.

– Леди Френсис, – начал Хью самым наставительным тоном, – вы должны знать, что единороги – персонажи мифов.

– Но мифы ведь откуда-то произошли?

– Они плод воображения бардов.

Френсис пожала плечами, продолжая ковырять вилкой торт.

Хью не мог поверить, что действительно обсуждает существование единорогов с одиннадцатилетней девочкой. Попытка сменить тему ни к чему не привела.

– Нет ни одной задокументированной записи о том, что кто-то видел единорога, – возразил Хью и, к своему величайшему раздражению, понял, что говорит так же сухо и чопорно, как Сара Плейнсуорт, когда бесцеремонно обсуждала его намерение состязаться в стрельбе с ее кузеном.