– Думаю все дело в том, что он не слишком общителен.

– А мне кажется более вероятным, что он попросту застенчив, – возразила Хонория.

Харриет, все еще сидевшая у письменного стола, восторженно охнула.

– Мрачный герой. Самый загадочный тип мужчины! Я изображу его в своей пьесе!

– Той, что с единорогом? – поинтересовалась Френсис.

Харриет показала пером на Сару:

– С героиней, которая ни слишком розова, ни слишком зелена.

– Он подстрелил твоего кузена! – рявкнула Сара, круто разворачиваясь лицом к младшей сестре.

– Это было сто лет назад! – протянула Харриет.

– И он наверняка сожалеет, – добавила Френсис.

– Помолчала бы: в твои одиннадцать еще рано судить о характере мужчины, – резко оборвала ее Сара.

Френсис парировала, хитро прищурившись:

– Зато не рано судить о твоем.

Сара перевела взгляд с сестер на Хонорию. Неужели никто не понимает, как он ужасен? Уже забыли, что он едва не уничтожил семью? Он кошмарен. Стоило поговорить с ним две минуты…

– Он часто чувствует себя не в своей тарелке в людных местах, – признала Хонория, бесцеремонно вторгаясь в полные негодования мысли Сары. – Стало быть, надо сделать все, чтобы он чувствовал себя здесь как дома. Я… – Оглядев комнату, девушек, наблюдавших за ней с нескрываемым интересом, она осеклась было, но потом сказала: – Прошу меня простить.

Подхватив под руку, Хонория вывела Сару из гостиной и потащила по коридору в другую комнату.

– Я что, должна теперь нянчится с Хью Прентисом? – взорвалась Сара, как только кузина закрыла дверь.

– Конечно, нет! Но я прошу тебя сделать все, чтобы он почувствовал себя желанным гостем, хотя бы сегодня вечером.

Сара издала стон негодования, а Хонория как ни в чем не бывало продолжила:

– Думаю, он весь вечер простоит в углу, один.

– А может, ему так нравится…

– Но ты любого умеешь разговорить, – настаивала Хонория. – Всегда найдешь что сказать.

– Только не ему.

– Ты ведь даже не знаешь его! Неужели он так ужасен?

– Конечно, мы с ним встречались: вряд ли в Лондоне остался хоть один человек, с кем я не была бы знакома, но он мне кажется таким жалким…

– Я не сказала, что вы не знакомы, я сказала: ты его не знаешь, – поправила Хонория. – Это не одно и то же.

– Если ты решила придираться к пустякам, так и быть, – неохотно пробормотала Сара.

Хонория чуть склонила голову, давая понять, что вся внимание.

– Я его не знаю, но встреча наша была не особенно приятной, хотя все последние месяцы я старалась быть дружелюбной.

Хонория недоверчиво хмыкнула.

– Но это так! – запротестовала Сара. – Не могу утверждать, что пыталась так уж усердно, но должна тебе сказать, что этого человека не назовешь блестящим собеседником.

Хонория едва сдерживалась, чтобы не рассмеяться, и это лишь подогрело раздражение Сары:

– Я пыталась с ним поговорить, как это принято в светском обществе, но он никогда не отвечает так, как следует.

– А как следует? – поинтересовалась Хонория.

– В его присутствии мне не по себе, – призналась Сара. – И я совершенно уверена, что он меня терпеть не может.

– Не говори ерунду, – отмахнулась Хонория. – Тебя все любят.

– Нет, это тебя все любят: я же лишена твоей доброты и чистоты сердца.

– О чем ты?

– Всего лишь о том, что ты в каждом человеке ищешь лучшее. У меня более циничный взгляд на мир. – Сара помолчала. Какие слова найти? – На свете есть люди, которые находят меня крайне неприятной.

– Неправда! – воскликнула Хонория, но скорее механически.

Сара была совершенно уверена: если бы кузине дали больше времени, чтобы обдумать ее заявление, та поняла бы, что это правда, хотя все равно ответила бы то же самое, поскольку была на удивление преданной.

– Это правда, – кивнула Сара, – но меня это не особенно волнует, особенно в отношении лорда Хью, учитывая, что я испытываю к нему те же чувства.

Осознав слова кузины, Хонория закатила глаза, не так уж картинно, но Сара слишком хорошо знала ее, чтобы не понять смысл жеста: добрая и мягкая, она была явно близка к истерике.

– Думаю, тебе стоит дать ему шанс, – сказала наконец Хонория. – Ты никогда не беседовала с ним по-настоящему.

Еще бы, мрачно подумала Сара. Дело едва не дошло до драки! И она уж точно не знала, что ему сказать. Ей становилось плохо каждый раз, когда она вспоминала их встречу на празднике по случаю помолвки Данвуди. Она только и делала, что говорила банальности. И, кажется, даже топнула ногой. Он, возможно, посчитал ее полной идиоткой, и, по правде говоря, она и сама считала, что вела себя как таковая.

Впрочем, ей все равно, что он о ней думает: не стоит придавать слишком большого значения его мнению, – но в тот ужасный момент в библиотеке Данвуди несколькими короткими словами Хью Прентис низвел ее до личности, которая ей не слишком нравилась.

И это было непростительно.

– Не мне указывать тебе, с кем ладить, а с кем нет, – продолжила Хонория, после того как стало ясно, что Сара не собирается отвечать. – Но уверена, что ты сможешь найти в себе силы вынести общество лорда Хью хотя бы день.

– Сарказм тебе идет, – с подозрением заметила Сара. – Когда только ты этому научилась?

– Я знала, что могу на тебя положиться, – улыбнулась Хонория.

– Разумеется, – пробормотала Сара.

– Не так уж он и неприятен. Если честно, мне он нравится. И я считаю, что он довольно красив.

– Мне нет дела до его внешности.

Хонория ухватилась за сказанное:

– Значит, ты все-таки заметила, что он красив.

– Я этого не говорила. – парировала Сара. – И если ты пытаешься играть в сваху…

– Вовсе нет! – Хонория подняла руки, будто сдаваясь: – Клянусь, я просто пошутила. У него очень славные глаза.

– Он нравился бы мне куда больше, будь у него лишний палец на ноге, – буркнула Сара.

– Лишний… что?!

– Да, но глаза у него действительно славные, – поспешно подтвердила Сара. И это правда: очень красивые, зеленые как трава и поразительно умные.

Но красивые глаза еще не причина выходить замуж за их обладателя, и нет, она не рассматривала каждого холостяка через призму годности к браку… Ну, скажем, не очень пристально и определенно не его, но было ясно, что, несмотря на все протесты, Хонория думала именно об этом.

– Хорошо, но только ради тебя, – сдалась наконец Сара, – поскольку, ты знаешь, ради тебя я готова на все. Если надо броситься под колеса экипажа – только скажи…

Она помедлила, давая Хонории время переварить услышанное, прежде чем продолжить, картинно взмахнув рукой:

– И уж коли пока мне не понадобится жертвовать собственной жизнью, уж точно соглашусь на любой поступок.

Хонория непонимающе уставилась на кузину.

– Ну, ведь ты хотела, чтобы я сидела рядом с Хью Прентисом на твоем свадебном завтраке.

Хонория не сразу поняла, о чем речь.

– А, ну да… логично.

– И, кстати, готова терпеть его общество два дня, а не один.

Хонория великодушно улыбнулась:

– В таком случае ты будешь развлекать лорда Хью этим вечером перед ужином?

– Развлекать? – язвительно переспросила Сара. – Как? Танцевать? Ты ведь знаешь: играть на фортепьяно я не собираюсь.

Хонория, рассмеявшись, направилась к двери и по пути заметила:

– Только будь собой: очаровательной и милой, – и он полюбит тебя.

– Не дай бог!

– Пути Господни неисповедимы…

– А порой чудны…

– Думаю, леди…

– Только не произноси этого вслух! – воскликнула Сара.

Хонория вскинула брови:

– Шекспир определенно знал, о чем говорил.

Сара бросила в подругу подушку, но промахнулась: сегодня явно не ее день.


На вечер того же дня Чаттерис назначил состязания по стрельбе, и поскольку это был один из немногих видов спорта, в котором Хью мог участвовать, за полчаса до назначенного времени он отправился на южный газон. Нога по-прежнему не сгибалась, и даже с тростью он шел медленнее обычного. Конечно, были средства для облегчения боли, но мазь, прописанная доктором, пахла омерзительно. Что же касается опиума… он притуплял рассудок, а этого Хью совсем не мог вынести.

Оставалось только бренди: пара рюмок расслабляла мышцы и подавляла боль. Он теперь редко позволял себе излишества: стоило лишь вспомнить о том, что случилось в последний раз, когда напился! – и старался не пить по крайней мере до вечера. Те несколько раз, когда срывался и позволял себе напиться, вызывали у него неприязнь к самому себе.

У него теперь имелись новые способы измерить свою силу воли: делом чести стало дожить до заката, сражаясь с болью только с помощью самовнушения.

Труднее всего было одолеть лестницу, и он остановился на площадке передохнуть. Может, не стоило во все это ввязываться? Он не прошел и полпути до южного газона, а в бедре уже ощущалась знакомая глухая пульсация. Разумнее было бы повернуться и уйти к себе, но, черт возьми, так хотелось пострелять! Хотелось взять в руку пистолет, поднять, прицелиться, а потом нажать на спусковой крючок и ощутить отдачу в плече, но больше всего хотелость попасть в чертово яблочко!

Да, ему не чужд дух соперничества – он мужчина в конце концов! Конечно, пойдут шепотки: ни от кого не ускользнет, что Хью Прентис держит пистолет в присутствии Дэниела Смайт-Смита, – но насколько бы это ни казалось странным, Хью не мог дождаться, когда это произойдет, как и Дэниел.

– Десять фунтов на то, что мы повергнем общество в обморок, – объявил Дэниел за завтраком, сразу после того как прекрасно изобразил одну из патронесс «Олмак»: пищал фальцетом, прижимал руку к сердцу, изображая возмущение.

– Десять фунтов? – пробормотал Хью, глядя на него поверх чашки с кофе. – За меня или за тебя?

– За каждого, – ухмыльнулся Дэниел. – Маркус свидетель.

Маркус Холройд благоразумно промолчал и вернулся к своей яичнице.

– В своем почтенном возрасте он становится настоящим сухарем, – заметил Дэниел.

Нужно отдать Маркусу должное: он всего лишь закатил глаза, – а Хью улыбнулся, осознав, что впервые за последнее время пришел в такое прекрасное расположение духа. Если джентльмены собираются стрелять, он обязательно к ним присоединится!

Ушло не меньше пяти минут на то, чтобы спуститься на первый этаж, и, оказавшись там, он решил, что будет лучше пройти через один из многочисленных салонов Фенсмора, вместо того чтобы идти долгим окружным путем.

Гостиная не была слишком большой: всего несколько стульев и кресел. Одно, с голубой обивкой, показалось ему достаточно удобным. Он не заглянул через спинку дивана, стоявшего напротив, но, возможно, там есть низкий столик, так что можно будет присесть, вытянуть ногу и хоть немного отдохнуть.

Хью подошел ближе, но, должно быть, замешкался, и трость ударилась о край стола, отчего его колено тоже задело край стола, что, в свою очередь, привело к цепочке затейливых ругательств, сорвавшихся с его губ, когда он повернулся, чтобы сесть.

Именно в этот момент он заметил уснувшую на диване Сару Плейнсуорт.

Проклятье!

У него был довольно приятный день, невзирая на боль в ноге, и не хотелось портить его общением с ужасно мелодраматичной леди Сарой. Она, возможно, обвинит его в очередном преступлении, сопровождая каждую фразу признанием в ненависти, после чего добавит что-нибудь о тех пресловутых четырнадцати мужчинах…

Он все еще понятия не имел, что все это значит. И почему он это вспомнил? У него всегда была хорошая память, и, к сожалению, его мозг не всегда мог отрешиться от бесполезной информации.

Нужно каким-то образом пройти по комнате, не потревожив леди Сару. Не так-то легко идти на цыпочках с тростью, но, видит Бог, он готов: лишь бы остаться незамеченным.

Рухнули его надежды посидеть и отдохнуть.

Хью как мог осторожно отошел от низкого деревянного столика, стараясь ничего не касаться, но, как известно всякому, воздух способен двигаться. Очевидно, он слишком тяжело дышал, потому что, прежде чем успел пройти мимо дивана, леди Сара очнулась от дремоты с таким визгом, что от неожиданности он споткнулся об очередное кресло, перелетел через затянутый чехлом подлокотник и неуклюже приземлился на сиденье.

– Кто… Что… Что вы делаете? – Она быстро заморгала, прежде чем пронзить его взглядом. – Вы?!

Это прозвучало как обвинение.

Хью выругался себе под нос, пытаясь снять ноги с подлокотника.

– Простите… вот споткнулся о стол.

– Зачем?

– Я не нарочно, – выдавил он.

Она, похоже, только сейчас осознала, в сколь двусмысленной ситуации оказалась, и поспешила принять более пристойную позу.

Хью заметил, что темные пряди выбились у нее из прически, но решил, что лучше об этом не упоминать, чтобы не смутить ее еще больше.

– Пожалуйста, примите мои извинения, – процедил он сухо. – Я не хотел вас пугать.