– Возможно. Вон из Киянлы один в прошлом году вернулся с войны. Так вот, он привез с собой два мешка консервных банок и раздавал их своим землякам вместо кружек.

– В таком случае, сыну Отаги достался трофей посолиднее. Ему досталась кругленькая беленькая женщина…

Обрывки разговоров о немецкой гелин еще долго ходили по островному селу, но счастливая Отага не обращала абсолютно никакого внимания на все эти пересуды.

Она всем сердцем полюбила внучонка, очень сильно напоминавшего ей Балкана в детстве, радовалась ему и была безмерно благодарна невестке, подарившей ей такое счастье. И потом, если человек счастлив, он всегда стоит выше всяких сплетен. Она и не пыталась цепляться за ненужные ей слова и как-то реагировать на них, она просто жила и радовалась полноте жизни…

… Занятый воспоминаниями о своем возвращении с войны, старик только к вечеру добрался до родного села. Уже приближаясь к берегу, он увидел с шумом пронесшиеся мимо него рыбачьи лодки, они неслись, поднимая за собой столбы водяной пыли, некоторые из рыбаков, увидев незнакомую лодку, пристально вглядывались в старика, пытаясь узнать его, но ни один из них с ходу так и не узнал человека, давным-давно покинувшего их село и исчезнувшего из виду.

Увидев проплывших мимо него и ушедших в море парней, старик вспомнил, что его живущие на побережье земляки занимаются знакомым ему промыслом – добывают рыбу, охотятся на птиц. Он подумал: “Видно, ребята хотят с вечера поставить сети, чтобы рано утром проверить их”.

Это было время, когда жители села выходили в море в надежде на удачный промысел.

Старик причалил свой катер рядом с другими стоявшими на берегу рыбачьими лодками и пошел по селу, с интересом оглядываясь по сторонам и отмечая взглядом появившиеся здесь перемены, на которые обратил внимание еще издалека.

С моря дул прохладный ветер, он задувал каждый день после полудня. Этого момента с нетерпением ждали люди, мучавшиеся от невыносимой духоты, за целый день солнце превращало окружающий мир в топку раскаленного тамдыра. Каждый раз, когда задувал такой ветерок, люди облегченно вздыхали. Когда изнуряющий зной немного отступал, им начинало казаться, что прохлада наступила навсегда и они наконец-то избавились от своих мучений.

В селе появилось несколько двухэтажных бетонных домов, эти красивые дома были видны издалека. При виде их старик обрадовался, как человек, чье заветное желание наконец-то исполнилось. Он видел много таких жилых домов на дорогах войны, мечтал, чтобы и его земляки строили и жили как господа в таких благоустроенных домах. И Берта встречала его перед таким крытым красной черепицей двухэтажным домом. Разглядывая новые дома в родном селе, старик с гордостью думал: “Смотри, какие замечательные дома построили наши парни. Наверняка, они возведены руками самих туркменских парней, а ведь раньше казалось, что без русских или кавказцев такие работы не могут быть выполнены…”

Но и прежде островной аул уже дважды заметно менял свой облик. В начале века обитатели острова жили в крытых кошмой сборных туркменских кибитках. Эти юрты были удобны тем, что их можно было разобрать и в любой момент перенести в другое безопасное место, в особенности, когда море начинало штормить и громадой волн надвигаться на жителей. С приходом русских здесь стали строить деревянные дома на сваях, внешне похожие на пятящихся задом и входящих в воду раков, они стояли, подставив себя всем ветрам. Чуть-чуть повертев между деревянных ног набежавшую волну, они отправляли ее обратно в море. Раньше в ауле был один-единственный дом, построенный без учета характера моря. Его здесь построили русские еще задолго до того, как начали использовать этот остров как стоянку для своих судов.

Именно этот очень прочный дом из жженого кирпича, долгие годы бывший единственным на острове строением, принимавшим приезжих и провожавшим их с острова, ставший самым посещаемым местом рыболовецкого колхоза, и положил начало дальнейшему строительству здесь домов с крепким фундаментом.

Проходя мимо магазина, старик невольно замедлил шаг. Уровень воды в море в сравнении с прежними годами значительно поднялся, она вплотную подступила к дукану, построенному на возвышенности. Без конца набегавшие сюда неутомимые волны все время подкапывали землю под ним. Здание заметно накренилось в одну сторону, казалось, подтолкни его легонько сзади, и оно пойдет кувырком.

Безлюдно. Сейчас здесь нет ни дукана, ни стоянки судов. Видно, что срок этого каменного дома закончился, прошли и связанные с ним шумные времена.

В памяти старика этот каменный дукан ассоциировался со временами, когда он, будучи юношей, впервые увидел здесь Умман, рядом с которой была ее неразлучная подруга, большеглазая худенькая девчушка, ухаживавшая в те дни за собой с особым тщанием. А ведь с тех пор ой как много лет прошло.

Видно, так уж устроено человеческое сердце, что до последней минуты помнит все, что когда-то тронуло его. Памятные моменты жизни еще раз прошли перед его мысленным взором. Помнит старик, как разволновались девушки при виде его, как неловко заигрывали с ним, переминаясь с ноги на ногу и теребя косы, всем видом своим подчеркивали девичье достоинство, а взглядами будто говорили: “Вот какими мы стали, парень, смотри и выбирай любую…”

При воспоминании об этой встрече старика всегда охватывали приятные чувства, словно он слышал чудесную мелодию…

Старик с трудом узнал стоявший на пригорке дом Ширвана-сельсовета, хотя когда-то он заметно выделялся среди всех остальных. Вокруг него появилось несколько новых высоких домов, отличавшихся роскошью, и теперь, в сравнении с ними, его дом казался немного пришибленным. В прежние времена Ширван любил сидеть на кошме, постеленной на просторном топчане, для которого не пожалели толстых досок, смотреть сверху на окружающую его жизнь и пить чай.

Приблизившись к дому, старик поискал глазами, нет ли кого, с кем бы можно было перекинуться парой слов, не найдя никого, подошел ближе к знакомой двери. Внутри дома орал телевизор. Подумав о том, что при таком оре никто не услышит его голоса, он несколько раз громко постучал. После этого дверь с шумом распахнулась и на пороге показалась девочка лет тринадцати-четырнадцати без головного убора.

– Вы чей дом ищите, дедушка?– спросила она, думая, что стоящий перед ней незнакомый старик заблудился и решил уточнить нужный ему адрес. При беглом взгляде на девочку старик сразу же увидел в чертах ее лица сходство со всеми ширванцами.

– К вам я пришел, доченька. Ширван-сельсовет дома? – Услышав, что гость пришел не к кому-то, а именно к ним, девочка произнесла: “Сейчас”, – с шумом захлопнула дверь и нырнула внутрь дома.

Вскоре из дома донесся ее голос , перекрикивающий звук телевизора:

– Деда, на улице незнакомый человек спрашивает тебя…

В доме раздался недовольный голос взрослого человека:

– Убавьте же вы звук телевизора, оглохнуть можно!

Потом было слышно, как он отчитывает девочку:

– Что ты вечно вперед всех бежишь к двери, ты что ли должна гостей встречать? Идите, не держите гостя на пороге, зовите в дом!

Потом этот возмущенный голос стал приближаться к двери и вскоре на пороге появилась грузная фигура самого Ширвана.

По тому, как Ширван приглашал гостя в дом, на ходу справляясь о здоровье домашних, было видно, что и он не признал незнакомца. Они не встречались с тех пор, как родственные отношения были переданы детям. Ширвану и в голову не могло прийти, что зять, который как-то не отозвался на его приглашение и не приехал, может вот так неожиданно, как на снег на голову свалиться, постучать в его дверь.

В те дни, когда он позвал его и не дождался, Ширван поначалу обижался на Балкана, но потом, поразмыслив, успокоился: “Ай, он ведь тоже уже не молод, нас догоняет, наверно, старику не так-то просто сдвинуться с места. Он уже тоже в том возрасте, когда душа еще желает, а тело уже не слушается”. Так что со временем обида прошла сама собой.

Ширван подумал, что это кто-то из случайно оказавшихся здесь жителей соседних сел, которого он когда-то знал, но вот теперь не может вспомнить. “Ай, может, он о чем-то спросить хочет”,– подумал хозяин дома. Он провел гостя в дом, пригласил его в гостиную. Старик понял, что, если он сам не назовет себя, Ширван так и не узнает его. “Сельсовет ага, как вы тут живете, как семья, близкие, родные, все ли живы-здоровы? А сам ты как со старостью справляешься?”– начал было старик. И только теперь по манере говорить Ширван узнал гостя. Обрадовался и вдруг сильно разволновался. “Эй, хов, а я все думал, кто же это навестил нас, а это, оказывается, своя родня, отец Тумар еген!”– громко говорил он, как бы сообщая радостную весть, чтобы и домашние могли услышать его. Подняв уже севшего старика, он заново по-родственному крепко обнял его.

После сообщенной дедом радостной вести все семейство Ширвана, от мала до велика, пришло приветствовать деда родственной семьи, человека, о котором в их доме много говорили только хорошее и всегда с восхищением. Хозяйка дома пришла с невесткой и старшей дочерью, они с особой заинтересованностью расспрашивали его о жене, невестке и дочерях, о внуках. А потом дружно отправились готовить угощение для дорогого гостя.

После смерти жены Ширван жил в семье старшего сына, человека болезненного. Уже и его сыну пару лет назад исполнилось шестьдесят, он вышел на пенсию и пополнил собою ряды стариков.

Ширван всегда жалел сына, который выглядел старше него, вечно стонал и кряхтел. Ему казалось, что сын так рано состарился потому, что пошел не в него, а в мать. Свои переживания о сыне Ширван пытался спрятать в шутке: “Я потому его рано на пенсию отправил, что хочу приучить к старости, пока сам жив, а так он мог бы еще долго работать”. Зато внуки Ширвана уж точно пошли в деда, все они были широкими в кости, видными, выросли в тружеников. Ширван гордился ими, поэтому и жил в радости.

Комната, в которую привели старика, была намного просторнее обычных комнат в доме, это была гостиная, предназначенная для праздничного приема большого числа людей. В этом доме старик не раз бывал и раньше, это был один из первых построенных в ауле больших и просторных домов. Ширван по натуре был человеком широким, а потому во всем любил простор. Теперь здесь не было черной печи-голландки в человеческий рост, занимавшей часть левой стены, вместо нее в доме появились батареи парового отопления, выкрашенные в белый цвет, они придавали дому современный вид.

Задняя стена комнаты тоже была убрана, теперь к этой комнате примыкала и смежная с ней небольшая комната. На стене справа, на красивом черном ёмудском ковре висели три фотографии, с которых смотрели знакомые лица.

Справа висело фото женщины в пожилом возрасте, хозяйки дома, прожившей с Ширваном около шестидесяти лет, с фотографии в центре смотрел симпатичный юноша, их сын, которого безжалостная смерть забрала в шестнадцать лет. На третьей, потертой фотографии был изображен младший брат Ширвана, ушедший в 1938 году на военную службу и пропавший без вести, о нем родные горюют и по сей день. Раньше на ковре висела только фотография этого парня.

Выпив чаю с Ширваном, старик вспотел, усталость отступала, сквозь приоткрытую белую дверь доносились запахи вкусной еды, и чем больше он вдыхал их, тем сильнее его охватывало чувство голода. Чтобы как-то уйти от мыслей о еде, старик попытался думать о другом. Когда старики остались вдвоем, дом как будто опустел и стал тоскливее.

Войдя в дом, старик обратил внимание на то, что весь пол в нем устелен коврами ручной работы. Сейчас, вглядевшись в них повнимательнее, он увидел, что они напоминают ему весенние поляны с красными цветами, да и сами они сейчас были похожи на сидящих в цветнике людей. Про себя он с восхищением отметил, что в семье Ширвана умеют ткать замечательные ковры. Ему стало обидно, что его собственных дочерей и внучек никак нельзя отнести к рукодельницам, способным из ничего творить такие изящные вещи.

Когда подали специально для гостя приготовленный плов с красной рыбой и сюзьмой, комната наполнилась ароматом этого необычного блюда.К этому времени подоспел и внук, которого Ширван очень ждал к обеду и все смотрел на дверь и беспокоился, что тот задерживается, несколько раз повторил: “Что же он не идет?”. Сейчас он занял место отца, который только что попрощался, заступая в ночную смену сторожем. Старики, засучив рукава, стали есть плов руками, они говорили, что так он вкуснее. Юноша хотел им что-то сказать, посмотрел на стариков и улыбнулся, потом, словно извиняясь, произнес шутливо:

– Товарищи комсомольцы, у меня есть предложение!

– Если оно хорошее, вполне возможно, что оно будет принято! – поддержал внука Ширван, сразу же догадавшись, что тот имеет в виду.

– Разве не грех при такой изумительной закуске, да еще такой хорошей встрече и при наличии хорошей водки не выпить немного?– говорил он, держа одной рукой за горлышки и доставая из шкафчика под телевизором у себя за спиной две бутылки водки. Добавил: