Юлия Андреева - Тюремная песнь королевы

– Нет. – Теперь командир отряда шел впереди королевы, не поворачиваясь и не останавливаясь. Спокойный точно судьба, он не желал лишний раз смотреть во все еще прекрасное лицо подлинной королевы Франции, так как честь рыцаря в нем требовала, с одной стороны, исполнения приказа своего короля, а с другой – охраны и всяческой помощи попавшей в беду дамы. Заплачь Ее Величество, кинься к нему с мольбами о защите, он как дворянин был бы вынужден нарушить приказ, стать предателем.

Слава богу, этого не произошло. Энгебурга позволила усадить себя в седло, и отряд двинулся в путь.

Снова королева видела горы и деревья, снова вдыхала чистый воздух милой Франции, только на этот раз рядом с ней не было ни одной из ее любезных подруг и не было рыцаря, которому однажды она в знак благосклонности и любви подарила свой перстень.

Когда они подъехали к месту, где в первый раз с ней заговорил прекрасный Бертран, Энгебурга попросила могучего рыцаря справа от нее остановиться. Тот подчинился, не понимая еще, что задумала Ее Величество.

Энгебурга подобрала платье и спешилась. После чего она подошла к скале и, опустившись на колени, произнесла скорую молитву. Все это время ожидавшие ее рыцари молча таращились на прекрасную, одетую в лохмотья женщину, красота которой сделалась еще ярче от перенесенных страданий и лишений.

Наконец Энгебурга поднялась с колен. Отряхнув подол, она сняла с себя дорожный плащ и, сбросив его на землю, смело глянула в лицо командира отряда.

– Позвольте узнать ваше имя, достойный рыцарь? – церемонно обратилась она к рыжему предводителю отряда.

– Меня зовут Пегилен де Фонтенак, я из Бургундии, – не понимая, чего от него хотят, запоздало представился он.

– Теперь я вполне готова, мессен де Фонтенак, господа. Делайте свое дело. – Бесстрашно королева откинула назад свои все еще прекрасные волосы, глядя перед собой. – Вы же приехали, для того чтобы убить меня? Что ж, я не вижу причины не выполнить приказ короля прямо тут! Мне кажется, вполне удобное место. К тому же, – она несколько раз топнула ножкой по земле, так что воинам вдруг показалось, что Энгебурга вдруг каким-нибудь колдовским образом провалится сквозь землю, а им потом отвечай. – К тому же земля тут мягкая. Зароете тело, никто и не сыщет. – Она вздохнула. – Что же вы? Стрелы есть, стреляйте!

– Простите нас, госпожа, – начал было командир отряда. От неожиданного предложения королевы у него слегка закружилась голова. Стоящая перед ним женщина была столь прекрасна, хрупка и одновременно сильна, что он вдруг серьезно забеспокоился, что не сможет долго сопротивляться ее необыкновенной магии. «Ангельская крепость. Так ведь переводится имя “Энгебурга”», – запоздало припомнил он. – Простите нас, Ваше Величество, но…

– Я от всего сердца прощаю вас, благородный рыцарь, как прощаю всех ваших людей. – Энгебурга приложила руку к сердцу. – Ну, право, к чему тянуть? Я готова. Вы тоже. Велите любому из ваших людей пронзить мне сердце стрелой, и покончим с этой никчемной жизнью! Надеюсь, что королю от моей смерти сделается легче. – Она вздохнула. – Стреляйте же, господа. Если хотите, я сама буду руководить вами. Ну же!

Не понимая что происходит, командир отряда вдруг увидел, как двое из его воинов точно во сне сняли со спины арбалеты и, положив в них стрелы, одновременно прицелились.

– Приготовиться, прицелиться, стрелять по моей команде на счет три! С богом! – Энгебурга перекрестилась. Ее щеки пылали, глаза были полны решимости. – Раз, два…

– Нет!!! – опомнившийся бургундец выбил арбалет из рук одного из своих людей, его помощник закрыл собой Энгебургу.

Стрела пролетела в дюйме над головой королевы, задев наплечник рыцаря.

– Мы не получали приказа убивать вас, моя королева. Наше дело только препроводить вас до назначенного места. До какого, мы не имеем права говорить вам, – задыхаясь и испытывая желание встать на колени перед этой необыкновенной женщиной, сообщил господин Пегилен де Фонтенак.

Отряд ехал целый день, как показалось королеве, петляя и путая следы. Это походило на побег.

Если бы ее похитили по приказу Бертрана, рыцари, несомненно, уже давно проболтались бы ей об этом, извиняясь за доставленные неудобства и страхи. Тем не менее уже после нескольких часов пути Энгебурга поняла, что ее действительно не собираются убивать. Иначе зачем было бы тащиться в такую даль? Во время привала ей постелили прямо на земле, дав поесть и выпить вина.

К вечеру следующего дня отряд остановился перед воротами небольшого замка, славящегося своей хорошо укрепленной тюрьмой. Сюда-то Филипп II и был вынужден отправить Энгебургу, опасаясь, как бы кто-нибудь из баронов не опередил его и не вытащил королеву из монастыря первым.

– Как вы посмели поднять свои арбалеты на особу королевской крови? – устроил разнос своим людям командир отряда, после того как они передали Ее Величество с рук на руки начальнику тюрьмы и, попросив прощения у Энгебурги, поспешили покинуть это мрачное место.

– Так ведь приказ был, – потупился провинившийся стрелок, под глазом у которого сиял здоровенный синяк, подарок от мессена де Фонтенака.

– Чей приказ, образина ты старая? – бургундец не мог успокоиться. – Кто твой начальник? Я. А разве я приказал тебе стрелять?

– Королева приказала. А королева главнее вас, мессен де Фонтенак. – Солдат дрожал точно осиновый лист, то и дело облизывая губы и испуганно таращась на своего начальника.

– Он правду говорит, – вступился за приятеля второй арбалетчик. – Ее Величество – подлинная королева Франции, а не та, что в Лувре. Она настоящая, и мы должны ей подчиняться. – Звонкая оплеуха остановила неуставные разговоры.

Командир отряда и сам робел. Женщина, только что препровожденная им в тюрьму, была подлинной королевой из плоти и крови. Королевой, которая могла посылать на смерть и верного ей рыцаря и огромную армию. Королевой, по одному слову которой могли начаться и закончиться великие войны. Королевой, которая могла кинуться в ноги папы, испросив у него прощения для грешной и провинившейся перед ней страны. Энгебурга была французским талисманом с лицом Амьенской Девы Марии. Отказавшись от него, король Филипп перестал быть христианином и вместе со своим народом потерял благословение Господа. Мессен де Фонтенак видел все это так четко и ясно, как если бы сказанное было написано у него на ладони. Рассеянно он оглядел свой небольшой, но отменно экипированный и вооруженный отряд, затем окинул внимательным взглядом стены тюрьмы и понял, что не все еще потеряно.

– Подлинная королева, говорите?! Так что же тогда вы, сукины дети, оставили свою королеву в этой крысиной норе, где пауки, параша да хамы-охранники?! – с вызовом выкрикнул он и, оправив пояс, вдруг повернулся на месте и вновь устремился к воротам тюрьмы.

– Кого еще несет? – поинтересовались оттуда. Тут же заскрипели, запели петли, завизжал дверной засов. – Вы, что ли, мессен де Фонтенак? Никак забыли что?

Бургундец вошел в комнату охраны, где был за несколько минут до этого. Охранников, как и прежде, оказалось с десяток – обычная в этой части тюрьмы смена. Дальше – больше, но о других бургундец не хотел думать. Его план был прост и вполне четок, словно кто-то специально начертал его перед мысленным взорам опытного воина.

– Голова моя пустая! Королеву-то я вам привез и сопроводительную от короля отдал… – Пегилен де Фонтенак поскреб в затылке. – Вам-то послание короля я передал, а ей адресованное позабыл. Извольте Ее Величество прямо сейчас сюда из камеры вызвать.

– Но благородный мессен! – Начальник тюрьмы окинул бургундца насмешливым взглядом. – Ее Величество только-только устроились, и вообще, вы нам ее передали, за что вам глубочайшее спасибо. Теперь мы ее охраняем. У всех своя работа, надо же уважать обязанности друг друга.

– Обязанности, обязанности, – де Фонтенак потер рыжую бороду, – только если я не передам королеве волю Его Величества, она же не будет знать, о чем ей думать в вашей тюрьме. И когда через положенное время сюда за ней человек от короля явится, чтобы ее ответ узнать, королева не будет готова. А король и папа римский долго ждать не станут. Так что сделайте милость, пригласите сюда Ее Величество, я отдам ей письмо, сообщу, что на словах велено передать, и разойдемся по-хорошему.

За спиной бургундца стояли его люди. Стража переглядывалась между собой.

– Если вам так нужно передать послание короля, идите сами в камеру королевы, вас проводят, – несколько резковато предложил начальник тюрьмы, в то время как люди де Фонтенака бесшумно заняли помещение стражи, встав с оружием в руках возле каждого стражника. – Что вы себе позволяете?!

– Коли я пойду теперь в камеру к королеве, вы сами затем завсегда сумеете обвинить меня, будто бы я, будучи там, какое-нибудь зло ей учинил. И свидетелем выступит ваш стражник, который меня до камеры провожал. Несправедливо и уж больно опасно для такого человека, как я.

– Бургундцы всегда боялись опасности! Трусы! – взвизгнул начальник стражи, ощущая на своем горле лезвие короткого меча.

– Я прощаю вам «трусов», благородный мессен. – Пегилен де Фонтенак был сама любезность. – В ваших подземельях я на самом деле всего лишь боюсь застудить поясницу. Слышал, такие хвори здорово развиваются в спертом воздухе тюрьмы. Посему не будем препираться, а велите своему человеку немедленно привести сюда Ее Величество. А мои соколики ему в этом деле помогут. А заодно и поглядят, чтобы он ненароком другие посты не предупредил.

После недолгих препирательств окончательно загнанный в угол начальник тюрьмы был вынужден поступить по желанию господина де Фонтенака, и вскоре тюремщик и солдаты действительно привели ничего не понимающую узницу.

Увидев Энгебургу, здоровенный бургундец, насколько это было возможно, галантно опустился перед нею на колени и, церемонно поцеловав ручку, сообщил, что она свободна и, более того, вольна целиком и полностью распоряжаться его отрядом, им самим, а также его землями и казной. Понимая, что, должно быть, напугал Ее Величество, бургундец расплылся в комплиментах ее красоте и достоинствам, которые он и его люди узрели во время путешествия. Он припомнил, как благородная сеньора сама командовала своим расстрелом и какое впечатление это произвело на простых солдат.

– Ваше Величество, мы можем отвезти вас хоть в Данию, хоть в Ватикан к самому папе римскому, который отменит церковное проклятие, если вы его об этом попросите. – Бургундец продолжал стоять на коленях перед Энгебургой, и вскоре его примеру последовали и другие воины, включая тюремных стражников.

– Ваше Королевское Величество, если вы останетесь здесь, ваша жизнь будет зависеть от целого ряда ужасных фактов. Вы можете погибнуть от сырости, холода, от недоедания или подвергнуться гнусному насилию, что в таких местах не редкость!

При упоминании о насилии начальник стражи попытался было вызвать господина Пегилена де Фонтенака на поединок, но тот не принял вызова, продолжая взывать к королеве.

– Ваше Величество. Если вы погибнете в тюрьме, папа никогда не отменит интердикта и тысячи французов попадут в ад, в то время как, если вы явитесь пред его очи, ваши слезы очистят Королевство белых лилий. Вы не оставите своих подданных и замолвите за них словечко? Пусть Господь и папа карают одного безумного короля. К чему же отправлять на смерть и вечные муки всех? Всех, Ваше Величество, и правых и виноватых, и святых и грешников, воинов, умерших в бою и только что нарожденных некрещеных младенцев, которые еще и не жили, и не знали ни вас, ни вашего августейшего супруга. Они-то в чем провинились?!

Король никогда не призовет вас и не вернет вам ваших прав. Все наоборот. И если папа Иннокентий думает, что жесткими мерами он заставит народ Франции принудить своего короля восстановить вас в правах, то он ошибается. Народ, конечно, страдает и ропщет, но король… Вместо того чтобы улучшить ваше положение и добиться таким образом послабления от Рима, король повелел сгноить вас в самой страшной тюрьме, которая только есть во Франции! А когда умрете вы – у нас не будет уже шанса оправдаться перед Римом!

Какое-то время все молчали. Энгебурга видела только склоненные перед нею головы.

– Я так же, как и вы, нахожусь здесь по приказу короля, нарушать который не намерена, – спокойным и чистым голосом ответила Энгебурга, опустив свою натруженную ладонь на голову бургундца. – Да, я готова написать в Рим, и вы, доблестный мессен де Фонтенак, передадите мое послание папе. Но бежать – нет! Рим хочет, чтобы король склонился перед ним, но, если я сбегу из тюрьмы, королю уже не придется признаваться в своей неправоте перед папой, а папе не будет смысла снимать церковное проклятие. Я не могу обвинять в чем-либо Его Святейшество, но Рим всегда хотел только одного – подчинения своей воле. А значит, все опять будет по слову Рима. Я буду в тюрьме молиться за Францию и ее короля. Король рано или поздно призовет меня к своему двору, после чего покается перед Римом и вновь войдет в лоно матери нашей Святой Церкви. Все будет так, добрейшие сеньоры, и никак иначе. Ежели мы сейчас изменим ход истории, сильные мира сего не сумеют закончить своего обычного ритуала, и Королевство белых лилий не получит очищения от церковного проклятия. – Энгебурга оглядела внимающих ее словам рыцарей и вдруг лучезарно улыбнулась: – А теперь, господа, отведите меня в камеру и позвольте отдохнуть с дороги. Но прежде доставьте мне набор для письма и потрудитесь подождать, пока я напишу Его Святейшеству. Я от всего сердца благословляю всех вас и благодарю за участие…