Юлия Андреева - Тюремная песнь королевы

В один из дней постаревший и утративший почти весь свой былой лоск, одетый в лохмотья, на старенькой кобыле, но со своим верным мечом у пояса, Бертран ля Руж предстал пред супругами де Мариньяк, потребовав немедленно принять его в отряд хотя бы простым воином. Левую щеку Бертрана теперь прорезал косой шрам, глаза почти утратили свет, но он прекрасно пользовался арбалетом и, кроме того, был настоящим мастером клинка, как тогда называли прославившихся мечников.

Анри принял друга с распростертыми объятиями, предложив ему сразу же место офицера, и теперь Бертран ля Руж неизменно участвовал во всех решениях, принимаемых де Мариньяком и Канутом, разрабатывая стратегию вместе с ним и датским королем.

Было решено, что сначала в этампский гарнизон явятся несколько воинов де Мариньяка в качестве обыкновенных наймитов, после чего с их помощью в Этамп начнут проникать и другие воины, с тем чтобы в решающий момент ничто не помешало заговорщикам открыть ворота перед отрядом де Мариньяка.

Кто-то оказался в городе в качестве привезшего свой товар купца, кто-то прибыл под видом повара из Италии. Сам Бертран с успехом сыграл роль рыцаря, прибывшего в Этамп в поисках богатой невесты, рядом с ним ехали два его оруженосца и несколько слуг. В общем, приблизительно за две недели в крепости Этамп под тем или иным предлогом оказалась большая часть отряда заговорщиков – с тем, чтобы в решающий момент перерезать гарнизон изнутри и открыть ворота перед остальными.

В свете горящей соломы Анри ворвался в гущу дерущихся людей. Его сердце билось все сильнее и сильнее от возбуждения и радости, которая неизменно посещала его перед заварушкой. Приметив среди дерущихся самого здоровенного противника, Анри бросился к нему, весело крича и осыпая богатыря изысканнейшей бранью.

Услышав гасконца, воин выпучил глаза и, раздувая ноздри, понесся на него точно разъяренный бык. Анри весело рассмеялся и, рубанув перед собой мечом, быстро развернулся, пропуская верзилу мимо себя. В следующий момент он снова поднял свой меч и начал наступать, стремительно нанося удары и крутя два коротких клинка таким образом, словно в руках его вдруг каким-то чудесным образом образовались сразу же две маленькие мельницы.

Теперь Анри носился вокруг своего противника, оскорбляя его и нанося молниеносные удары, которые тот едва успевал отбивать исполинским мечом. То и дело меняя тактику и оказываясь то слева, то справа от противника, юркий Анри продолжал наседать на уже с трудом сопротивляющегося великана. Тому с каждой секундой становилось все труднее и труднее, так как его кошкодер был огромным и весьма тяжелым, а два легких коротких меча в руках Анри де Мариньяка казались заколдованными. Анри теснил противника, нападая против всяких правил чуть ли не со всех сторон, успевая отбегать от здоровенного кошкодера и парировать удары.

Наконец здоровяк выдохся, пропустив меч Анри к своему животу. В следующий момент другой меч скользнул ему по горлу, и великан осел, истекая кровью, к ногам своего изящного молодого противника. Кошкодер брякнулся о мощеный двор.

Не успел Анри мысленно поздравить себя с победой, как к нему из-за угла ближайшего дома подлетели еще два воина гарнизона, один из которых размахивал над головой малоприятной дубиной, другой был вооружен боевым топором. Недолго думая, Анри остановил обоих, метнув в них мечи разом и оставшись таким образом безоружным.

Тут на помощь приятелю пришел Бертран. Он загородил собой Анри, принимая на себя еще двух воинов, подлетевших вслед за только что убиенными, так что де Мариньяк успел извлечь из трупов свои мечи. Дав возможность благородному ля Ружу самому решить, кто из его противников более достоин быть убитым от его клинка, Анри занялся оставшимся. Какое-то время они рубились рядом, потом гасконец приметил небольшой дымок, наподобие змея, оплетающего тюремную башню, и, указав на это Бертрану окровавленным мечом, велел, взяв с собой охрану, немедленно отправляться за Энгебургой.

Новый противник его оказался так любезен, что позволил Анри дать указания. После чего, вежливо поклонившись, он обрушил на голову гасконца поток оскорблений и свой меч, который тот успел отбить, быстро вернувшись к реальности, и сразу же начав привычно теснить врага. Быстрый и стремительный Анри снова рубился сразу двумя короткими мечами, нанося весьма щедрые удары без всяких правил, так что его противник теперь был вынужден только защищаться, закрываясь мечом и щитом. В какой-то момент ему показалось, что с ним рубится не один де Мариньяк, а сразу же трое. Воин терял силы и терпение. Почувствовав это, Анри удвоил быстроту движений. Противник тоже решил расквитаться с Анри как можно быстрее, иначе ему пришлось бы весь бой просидеть под своим щитом. Он раскрылся, стремясь нанести гасконцу смертельный удар. Анри немедленно воспользовался этим, скользнув под мечом и молниеносно ударив врага в живот.

Энгебурга слышала звуки боя. Задыхаясь от дыма, она забралась на окно, пытаясь заглянуть за угол, где происходило основное сражение, рискуя быть пристреленной из арбалета.

Вдруг звуки боя переместились на лестницу. Энгебурга упала на колени перед распятием, умоляя Иисуса спасти ее от возможной опасности, но тут же поднялась и, найдя в комнате старый табурет с шатающимися ножками, со всей мочи ударила его об пол, так что тот развалился на куски. Вооружившись одной из ножек, королева подошла к двери, понимая, что ее оружие – ничто рядом с мечами и арбалетами ворвавшихся в крепость.

В дверь что-то ухнуло. На лестнице раздался истошный женский крик и звук падающего тела. Должно быть, одна из охранниц бросилась на воина, пытавшегося взломать дверь в комнату Энгебурги, за что и поплатилась жизнью.

Королева быстро перекрестилась, больше укрепляя свои силы, нежели стремясь послать душу новопреставленной мерзавки в рай.

В этот момент дверь сорвалась с петель, чуть было не упав на стоящую за ней Энгебургу. Той пришлось отпрыгнуть. На пороге стоял Бертран ля Руж. Энгебурга бросилась навстречу своему рыцарю, повиснув на его шее и пачкая лицо о струящуюся по его кирасе кровь.

– Это не моя, – успокоил королеву Бертран, досадуя на загаженную броню, в которой пришлось предстать пред своей дамой. – Теперь все будет хорошо. – Показав в сторону лестницы, он обнял прильнувшую к нему женщину, быстро обвел комнату взглядом и, подхватив Энгебургу, вывел ее на лестницу, где уже заканчивался бой и валялось несколько трупов.

Глядя на произошедшее разорение, Энгебурга опиралась на плечо своего спутника, ни мало не размышляя о том, как это будет теперь воспринято другими.

Внизу, под лестницей, на их пути оказался труп охранницы с размозженной головой, Бертран нетерпеливо оттолкнул его ногой и, подхватив на руки Энгебургу, вылетел во двор. При виде рыцаря и его дамы несколько воинов де Мариньяка поспешно окружили Бертрана и королеву, ощетинившись клинками.

С западной стороны башня и часть построек, прилегающих к ней, пылали.

– Отходим! – Анри помахал приятелю окровавленным мечом и, пятясь к Бертрану, приготовился к отступлению.

Его примеру последовали только что освободившиеся от своих противников воины, создавая линию защиты перед своим командиром. Трое лучников без всякой команды отстреливались от своих преследователей.

– Анри! Я заберу королеву и поскачу вперед, – перекрикивая шум сражения, сообщил Бертран.

– Вместе уйдем! – Де Мариньяк отчаянно бился с подлетевшим к нему воином, отражая и нанося удары.

– Вместе нас точно поймают! Я поскачу первым, прикрой меня с тылу! – Закрытый щитами Бертран был почти не виден Анри.

– Хорошо, друг, возьми с собой кого-нибудь! Мы сейчас завершим потеху и нагоним вас. Мои комплименты прекрасной королеве! – Анри отразил мощный удар и, грациозно прокрутившись на ноге, резанул противника по шее.

Брызнула кровь. Энгебурга охнула и обмякла в руках Бертрана.

Вылетев за ворота, ля Руж крикнул своего оруженосца, который уже бежал к нему, ведя под уздцы вороного коня. Положив поперек седла лишившуюся чувств Энгебургу, Бертран сел позади нее и пришпорил коня. Конь взлетел черной стрелой, оставляя позади себя пылающую крепость Этамп.

Когда они добрались до ближайшего леска, Бертран нежно поднял Энгебургу и, прижав ее к своей груди, повел коня шагом.

Энгебурга открыла глаза и потянулась губами к губам рыцаря. Какое-то время они целовались.

– Куда мы едем? – наконец сумела произнести она, чувствуя, как начала кружиться голова. – Вас так давно не было, мой рыцарь, я уже отчаялась когда-либо вновь увидеть вас.

– Скоро все кончится. – Бертран вздохнул, прижимаясь губами к затылку королевы. – Вы будете в безопасности.

– А Анри де Мариньяк? Он знает, куда мы едем? Он догонит нас?

– Молчи. – Бертран остановил лошадь и, спешившись, помог спуститься с лошади королеве.

Они снова поцеловались. Сжимая в объятиях Энгебургу, Бертран увлек ее под ракитовый куст и, уложив на мягком мху, начал целовать. В какой-то момент Энгебурга испугалась, но потом решила, что спасший ее рыцарь, безусловно, достоин награды. Хотя награда была уж очень высока, ведь она все еще оставалась королевой Франции и, несмотря ни на что, замужней женщиной. Она попыталась оттолкнуть от себя Бертрана, но тот был неумолим и, вместо того чтобы подчиниться ее воле, только сильнее налег на нее, забираясь руками под подол и раздвигая коленом ее ноги. Королева почувствовала гадливость, из глаз ее потекли слезы, но она боялась кричать, дабы не быть опозоренной.

Когда ей показалось, что она уже не в силах сопротивляться, Бертран неожиданно вскрикнул и, резко вскочив, тут же упал рядом с ней со стрелой в спине. Энгебурга тоже вскрикнула и, поспешно оправив одежду, наклонилась над Бертраном. Тот был жив, но стонал от боли. Не зная, следует ли извлечь стрелу или попытаться укрыться самой, королева смотрела в лес, не понимая, кто и для чего их преследует.

В этот момент раздался хруст веток, и на поляну выехало сразу же несколько конников, на одежде и щитах которых сверкали лилии. При виде их Бертран со стрелой в спине попытался подняться. В последний момент Энгебурга удержала его от падения, думая больше о своем спасителе, нежели о собственной жизни и репутации.

– Милейший Бертран ля Руж! – Один из воинов подъехал ближе, разглядывая рыцаря и его даму. – Мне кажется, вы брались воспрепятствовать освобождению дамы Энгебурги бароном Анри де Мариньяком и ее братом королем Дании.

– Я почти что сделал это. – Бертран изгибался, безуспешно пытаясь извлечь стрелу.

– Вы должны были вручить королеву нам, а не воплощать свои порочные фантазии! – Лицо говорившего сделалось мрачным.

– Ваша правда, господин Мишле, но вы же сами обещали, что я получу королеву в жены. Вы говорили, что, став женой обыкновенного дворянина, она перестанет представлять опасность для короля Франции. И он оставит нас в покое. А если я все одно женюсь на ней, отчего же…

– Планы изменились, любезный Бертран, – Фернанд Мишле брезгливо повел плечами. – Королева должна ехать с нами в Лувр. С вами же я планировал, как обычно рассчитаться звонкой монетой. Но после того, что вы чуть было не совершили… Думаю, будет правильным повесить вас вместе с остальными заговорщиками, что ворвались в Этамп. Хотя, если вы настаиваете, я могу перерезать вам поджилки и оставить подыхать здесь. Выбирайте?

Энгебурга наблюдала всю эту сцену, удивляясь про себя, как до сих пор не лишилась сознания.

«Девушка, встретившая рыцаря, не знала, что встречает предателя и насильника. Хотя, вполне возможно, в самом начале рыцарь был подлинным и лишь потом его подменили проклятым оборотнем, играющим с ней свою жестокую и непонятную игру».

– Ваше Величество, позвольте вашу ручку. – Мишле нагнулся к Энгебурге, но та от отчаяния не могла даже пошевелиться.

Спешившись, Фернанд Мишле и двое его слуг подсадили королеву в седло лошади Бертрана.

Мысли Энгебурги путались, рассеянно она обернулась на раненого рыцаря и увидела, как кто-то из воинов Мишле грубо вырвал из его спины стрелу, в то время как другой связал Бертрану руки веревкой, другой конец которой был привязан к седлу коня…

Когда Бертран покачнулся и упал, Энгебурга вскрикнула, прикрывая рот ладонью, так что Мишле был вынужден остановиться. Поймав полный боли и мольбы взгляд королевы, Хранитель печати пожал плечами. Какая, мол, разница, на своих ли ногах или волоком будет доставлен преступник к месту казни?

В сердце Энгебурги не было и тени обиды ни за предательство, учиненное Бертраном, ни даже за его попытку надругаться над ней. Все мысли ее были заняты раной на спине рыцаря и той болью, которую ему причинили и продолжают причинять. Но ничего исправить было уже невозможно.

В Этамп они возвращались спокойным шагом. Мишле не торопил события, давая своим людям, явившимся на подмогу защитникам крепости, разобраться с последними заговорщиками.