Марк слабо улыбнулся и покачал головой.

– Или виновата это маленькая весталка, с которой ты не сводил глаз? – Цезарь продолжал внимательно рассматривать центуриона.

Марк коротко взглянул на него и отвел взор.

– А, так ты влюбился! Поражен ударом молнии Юпитера! – усмехнулся Цезарь. – Очень плохо, мой мальчик. Выбрось это из своих мыслей. Белая роза сорвана – богиня сделала это. Розальба не для тебя.

Марк ничего не ответил.

– Конечно, согласен, что это позор, – добавил Цезарь, – когда такая женщина, как она, никогда не узнает объятий мужчины и не вскормит грудью младенца. И все же весталки являются надежным оплотом государства, а оно щедро платит им за это. Я сам испытываю к ним теплые чувства. Тебе известно, что они вступились за меня, когда Сулла[11] назначил цену за мою голову, и только за то, что я отказался развестись со своей первой женой?

– Слышал что-то об этом, но не знал ничего о роли весталок.

– Да, именно так. Сама Верховная жрица-весталка вступилась за меня: не Ливия, а ее предшественница – Флавия использовала свое влияние и сохранила мне жизнь, когда я был совсем молод и нуждался в друзьях. Такие услуги не забываются. Во всяком случае, это произошло еще до твоего рождения, и те времена уже давно прошли. Тогда были одни трудности, а сейчас совсем иные, – взгляд его темных глаз сузился. – Ты никогда не задумывался, почему я всегда беру тебя с собой во время миссий личного характера, а не легионеров-телохранителей, назначенных мне Сенатом?

– Наверное, считаешь официальную охрану излишне показной, – неуверенно ответил Марк.

– Дипломатично сказано, – улыбнулся Цезарь. – Но истина в другом: я мало кому могу доверять, в сенате полно моих врагов, всем это известно. Каждый день против меня замышляются новые заговоры. Держать бразды правления в своих руках означает быть постоянной мишенью для них. Ты один из немногих, кто, как мне кажется, ничего от меня не хочет.

– Ты ставишь меня в глупое положение, Цезарь, – снова улыбнулся Марк.

– Все, что тебе надо от жизни, – это награды за хорошую службу, и пока я жив, прослежу, чтобы ты их получал.

Когда они подошли к паланкину Цезаря, Марк положил руку на рукоятку меча.

– Сходи сегодня вечером в Субуру и найди себе женщину, которая утешит тебя, и забудешь о белой розе, – Цезарь похлопал центуриона по плечу. Рабы низко склонились перед императором в поклоне.

– Устал от продажных женщин в ярких туниках с глазами, подведенными углем, благоухающих персидскими духами, с ярко накрашенными губами, шепчущих лживые слова любви, – Марк тяжело вздохнул.

Цезарь пожал плечами.

– Таков удел солдата. Хочешь что-то получше, найди жену.

– Не могу содержать жену на солдатское жалованье, – засмеялся Марк. – Повышение жалования до двухсот динариев в год, которое ты установил, вряд ли сделает кого-то из нас богатым.

– Можно содержать целую армию на ту добычу, которую вы захватили в Галлии и Иберии, – сухо ответил Цезарь. – Все солдаты твоего легиона привезли достаточно и денег, и столового серебра, – он отдернул занавески паланкина и сел в него, обратившись к Марку с последним словом.

– Сходи куда-нибудь сегодня вечером, сынок, и хорошенько развлекись – тебе нужно отдохнуть.

– Я так и сделаю. Сегодня ужинаю в доме сенатора Валерия Гракха.

– Хорошо, у Гракха прекрасная кухня. Передай ему мои комплименты, – Цезарь закрыл занавески паланкина и постучал по крыше, давая знак рабам продолжать путь.

Марк следовал за паланкином. Несмотря на то, что очень уважал Цезаря, не собирался следовать его совету в данном случае.

Он размышлял, как бы снова увидеть золотоволосую весталку, чего бы это ему не стоило.

ГЛАВА 2

Отослав рабыню, колдовавшую над ее волосами, Ларвия Каска Сеяна придирчиво рассматривала себя в полированном серебряном зеркале, не понимая, зачем каждый день делать такие замысловатые прически. Со смертью мужа – да и когда он был жив, то едва замечал жену – единственной целью ее жизни оставалось сохранение его священного имени, то есть скучное существование римской матроны, поддерживающей деловые контакты покойного и тратившей его состояние на благотворительные цели. Но она молода и привлекательна: не каждая римлянка могла гордиться густыми светло-каштановыми волосами, большими серыми глазами.

Все ей ужасно надоело.

Она взяла гребень с туалетного столика и приподняла волосы со лба, критически осматривая лицо: конечно, не такая яркая красота, как у ее сестры, светловолосой и зеленоглазой Юлии, но, в то же время, слишком хороша, чтобы всю жизнь оставаться только хранительницей священной памяти консула Сеяны. Как вдове консула, ей представилась возможность свободно тратить свои деньги, а также по своему усмотрению распоряжаться наследством отца, этого достойного римлянина, продавшего ее консулу Сеяну, а ее младшую сестру Юлию – весталкам. Он успел, как считали многие, хорошо пристроить дочерей, прежде чем раб, которого по его приказу высекли плетьми, отомстил, подлив хозяину ртути в вино.

Муж и отец умерли, и единственный человек, с которым ей приходилось иметь дело, был дед Каска, который, по ее мнению, слишком задержался на этом свете. Он очень часто наведывался к ней, но не был желанным гостем: давала о себе знать усталость, беспокойство и горечь. После смерти не такого уж старого, хотя и старше ее по возрасту, мужа прошло три года. Ему почему-то больше всего нравились двенадцатилетние мальчики, а не молодая жена, однако ей каким-то чудом удалось забеременеть и использовать это как предлог, чтобы не ехать с ним в провинцию, когда его назначили консулом в Киликию, а остаться в Риме. С потерей ребенка у Ларвии пропала последняя надежда в жизни. Но и после этого ей постоянно удавалось находить отговорки, откладывая отъезд к мужу, пока он неожиданно не умер от какой-то варварской лихорадки. Теперь, владея его наследством, можно свободно им распоряжаться, поскольку старшим в семье остался дед Каска, к которому и перешли права опеки над Ларвией, а это значит, что ее ждала судьба благородной римский вдовы в возрасте двадцати двух лет.

Но такую натуру, как Ларвия, никак не устраивала подчиненная роль покорных римских женщин, поведение которых полностью контролировалось мужчинами – сначала отцами, а затем мужьями, – не смевших даже думать, как самим определить свою судьбу в случае смерти их спутников жизни, – ведь нужно было иметь еще и большое мужество, чтобы устоять против общественного мнения, толкавшего вдов на новое замужество. Ей повезло – у нее был сильный характер, но Каска, хотя и старый, не отказывался от своих правил, и внучка боялась его.

Все его боялись: именно ей, Ларвии, в пятнадцать лет пришлось выйти замуж за Сеяна. Деда устраивал политический союз с богатым консулом, хотя о его сексуальных пристрастиях говорил весь Рим; по тем же политическим соображениям судьба сестры Юлии сложилась еще драматичнее: в случае смерти деда, Ларвия становилась совершенно независимой, Юлия же в течение тридцати лет должна хранить девственность только потому, что у ее отца не хватило мужества противостоять Каске, когда тот решил отдать внучку весталкам, добавляя славы семье.

Все это Ларвия считала отвратительным и несправедливым.

– Децим Гней Каска ожидает вас в атрии, госпожа, – доложил старый раб Нестор, появившись в дверях спальни.

Ларвия вздохнула и поднялась, быстро прошла через огромный дом, роскошно и со вкусом обставленный первой женой Сеяна. В атрии ее ожидал дед.

Он протянул руку, внучка наклонилась и поцеловала ее.

– Добро пожаловать, дедушка.

Каске перевалило далеко за шестьдесят – слишком стар. Человек не имеет право так долго жить. Тонкие белые волосы едва прикрывали розоватую лысину, искусно задрапированная тога блистала белоснежной чистотой, делая пурпурную кайму еще ярче; под тогой – туника, на ней – две вертикальные яркие пурпурные полосы, рукава – с бахромой.

Любовь деда к пышной одежде казалась Ларвии смешной – старый пень, а хочет выглядеть молодцом.

Она ввела его внутрь дома, в гостиную, где они расположились на диване, инкрустированном африканской слоновой костью.

– Как твое здоровье? – осведомилась Ларвия, задавая обыденный вопрос и одновременно подавая знак Нестору подойти поближе. Дед рассказал о своем визите к доктору, прописавшему ему вино из можжевельника – средства от ишиаса.

– Хочешь что-нибудь выпить? – предложила Ларвия. Каска отрицательно покачал головой.

Ларвия дала знак слуге уйти, и он, поклонившись, вышел из гостиной.

Некоторое время они болтали о пустяках, пока внучка не потеряла терпение.

– Дедушка, скажи, зачем пришел? Если для того, чтобы предложить нового кандидата в женихи, то опять повторю, – не собираюсь выходить замуж.

Ей доставляло большое удовольствие постоянно сопротивляться ему, но не выходя за рамки дозволенною, бросающего тень на его имя, так как ему, конечно, ничего не стоит найти способы, чтобы примерно наказать строптивицу, однако, по закону, и он не имел права заставить ее снова выйти замуж. По крайней мере, Сеян оставил ей хорошее наследство.

Каска покачал головой.

– У меня нет больше сил спорить с тобой на эту тему.

Ларвия догадывалась о причине. Он был слишком занят организацией заговоров против Цезаря, чтобы тратить время на поиски выгодного кандидата. Этим он занимался раньше, в более спокойные времена.

– Что же тогда?

– Купил тебе телохранителя.

– Что? – Ларвия изумленно посмотрела на него.

– Разве не расслышала?

– Дедушка, это же абсурд: у меня сотни слуг, несколько рабов сопровождают, когда выхожу на улицу. Зачем же телохранитель? Кто собирается нападать на меня?

Каска поднялся и принялся ходить по комнате, всем видом показывая беспокойство, и Ларвии впервые пришла в голову мысль, что, возможно, старик в самом деле волнуется за нее.

– Разве нужно объяснять тебе текущую ситуацию? Неужели все свое время только и тратишь на приобретение тканей из Персии и холишь волосы с помощью алоэ из Иерусалима? Рим раскололся на враждебные лагеря! Многие считают меня свои врагом! Они могут рассчитаться со мной, а заодно вспомнить и про тебя.

– Объясни толком, что имеешь в виду? Ты все еще противостоишь правящей фракции во главе с Цезарем?

– Цезарь – настоящий диктатор. Я хочу вернуть республику, – объяснил Каска.

«Какой же лицемер, – подумала Ларвия. – Ему хочется вернуть свою собственную власть, а республику пусть заберет к себе бог подземного царства Гадес. Каска завидует Цезарю и всегда завидовал».

– Цезарь не хочет быть царем, трижды отказывался от короны, которую пытался возложить на пего Марк Антонин на празднике Луперкалии,[12] – рассудительно возразила Ларвия.

– Цезарь стал царем, ему не нужна корона, чтобы доказать это, – мрачно ответил Каска.

– И ты, боясь этой внутренней междоусобицы, решил купить мне какого-то раба, который бы сопровождал меня по магазинам и наблюдал, как я покупаю устрицы у работорговцев? – Ларвия вздохнула. – В самом деле, дедушка, ты сходишь с ума.

– Я купил не просто какого-то раба. Это Вериг, князь арвернов.[13]

– Кто?

– Арверны – кельтское племя, возглавившее галльское восстание против Рима восемь лет тому назад. Этого человека захватили в плен на реке Роне, когда их вождь Верцингеторинг потерпел поражение. Но Вериг вскоре бежал, убив охранявшего его легионера, и находился в бегах, пока прошлой осенью его не узнал центурион, взявший его в плен, – он в это время работал на стройке на Квиринале. Его заточили в тюрьму и приговорили к смерти, и ему снова удалось бежать. Но его предал земляк. На этот раз ему грозило распятие. Тут я его и нашел.

– Почему ты решил купить его? Судя по твоему рассказу, он – преступник, – с возмущением произнесла Ларвия.

– А купил его потому, что смелый и умный. Нет ничего важнее для него, чем свобода.

– Сколько же заплатил? – поинтересовалась Ларвия.

– Пятьсот денариев.

Ларвия изумленно уставилась на деда: заплатить за осужденного преступника целое состояние! Должно быть, действительно, теряет разум.

– А как ты считаешь, что-нибудь может удержать его от нового побега? – задала Ларвия логичный вопрос.

– Обещание свободы.

– Думаю, он уже знает цену римским обещаниям, – цинично заметила Ларвия.

– Уже составлены бумаги и подписаны у весталок.

Она молча смотрела па деда, не веря.

– Это правда. В них подчеркивается: если, охраняя тебя в течение трех лет, обеспечит полную твою безопасность, то получит свободу. Но, предположим, за это время я умру, то условия его освобождения останутся в силе, так как это включено в завещание.

– Дедушка, это же абсурд! Я не собираюсь брать этого человека к себе в дом ни при каких условиях, таково мое окончательное решение.