сижу возле бассейна, на поверхности которого пляшут блики от лунного света, рядом стоит блюдо

с оливками и ломтиками пармезана и бутылка превосходного вина, а напротив меня сидит

женщина, излучающая здоровую сексуальность…

И я играю с ней в «Войну».

Что не так во всем происходящем?

Что не так СО МНОЙ? Я не должен желать эту женщину. Она воплощает в себе все то, что я не

выношу… творческая натура, одержима популярной культурой, которая повлияла на ее манеры и

поведение, американка…

И все же.

Я хочу ее поцеловать.

Может, дело в лунном свете. Может, все дело в этом чертовом месте.

А может, это потому, что она сегодня столько раз заставляла меня смеяться.

Черт, что со мной? Ну, рассмешила она меня, и что? Марк тоже меня смешит, но я же не хочу его

поцеловать. Мне даже не нравятся забавные женщины. А особенно мне не нравятся забавные

творческие женщины.

Тогда почему мне так хочется придушить этого пацаненка, если он не уберется отсюда куда

подальше в ближайшие пять минут?

Одна.

Две.

Tри.

Он все еще здесь. Рассказывает какую-то историю о любимом комиксе. По всей видимости, мисс

Харрис тоже его знает, хотя не является его автором. Судя по всему, что-то об эльфах и гномах.

Петер вовсю разглагольствует о последнем выпуске, который должен выйти через две недели.

Джейн знакома с автором этого комикса и говорит, что знает, чем все кончится, но не будет

рассказывать. Это похоже на флирт: он восхищен всем этим и умоляет рассказать. Она снова

отказывается и ходит восьмеркой. Так, у Петера тоже восьмерка.

Война.

Она победила.

В свете свечей ее темные волосы мерцают, а глаза блестят. Ее кожа похожа на сливочное масло…

Что со мной такое? Я НЕ ХОЧУ увлекаться этой женщиной. Да и любой другой женщиной, если уж

на то пошло. Мне нужно писать книгу. Мне нужно найти жилье. У меня даже нет химчистки. Я не

могу начинать какие-либо отношения…

Ладно, даю этому ребенку еще пять минут. Почти полночь. Разве ему не нужно взломать какую-

нибудь компьютерную систему, желательно у себя дома?

Теперь Джейн спрашивает у него про Аннику. Кто такая Анника, черт бы ее побрал? О, девочка из

офиса мэра. Очевидно, его дочь. Петер саркастически отзывается об этой Аннике, но ежу ясно, что

он в нее влюблен, и, судя по его уверениям, что она вызывает у него отвращение, девочка не

отвечает ему взаимностью.

Хожу двойкой. Петер тоже.

Война.

О, да, мой мальчик, это война. Во всех смыслах.

Подождите. Что это?

Мяуканье. Коты вернулись.

Джейн вскакивает и бежит на кухню, чтобы чем-нибудь их накормить. Наконец-то я остаюсь с

Петером наедине.

К тому времени, как она возвращается с миской, наполненной чем-то, смахивающим на

содержимое нескольких консервных банок тунца, Петера уже нет.

«А куда подевался Петер?» – интересуется Джейн.

И мне ничего не остается, кроме как поверить, что она искренне недоумевает по этому поводу.

Удивительно, какое я испытываю удовольствие, отвечая на ее вопрос.


Дневник путешествия

Холли Капуто и Марка Левина

Джейн Харрис


ОН ЧТО, НЕНОРМАЛЬНЫЙ? В смысле, я знаю, что он считает меня глупой со всеми моими

«маленькими комиксами», слишком высокими каблуками, на которых я вечно спотыкаюсь, и еще

этой историей с карабинерами.

Но мне даже в голову не приходило, что он считает меня САМЫМ ГЛУПЫМ ЧЕЛОВЕКОМ НА ЭТОЙ

ПЛАНЕТЕ.

Потому что я должна быть именно такой, чтобы верить шаблонным фразам вроде «Это просто

поцелуй, он ничего не значит».

Но знаете что? Я ему не позволю. Я хочу сказать, не позволю ему испортить свадьбу. Сегодня

вечером он может дуться, сколько ему вздумается, но если завтра утром я не увижу на его лице

большую счастливую улыбку, я лично выкручу ему волосы на руках так, что мало не покажется.

Кем он себя вообще воображает, Энрике Иглесиасом? «Я просто хочу тебя поцеловать. Ты же

художница. Я думал, такие люди привыкли жить одним днем».

Какого черта!

Видимо, он считает, что раз я незамужняя женщина определенного возраста, которая живет с

котом, я должна впасть в отчаяние. Или стать тормозом.

Что ж, я должна уж ОЧЕНЬ отчаяться – или стормозить, – чтобы переспать с НИМ. Неужели только

потому, что сегодня он оказал мне (ну, на самом-то деле, Холли с Марком) любезность, я должна

с ним спать? И просто потому, что мы приятно провели время за ланчем и немного пошутили, я

легкомысленна?

Я вас умоляю!

Да, парень действительно невероятно горяч. Я признаю, что разглядывала его руки, пока мы

играли в карты. Они большие и мускулистые, в общем, любой девушке будет приятно, если ее

тело будут ласкать такие руки.

И он может быть обаятельным, когда захочет. Он даже может быть забавным.

И он, определенно, умен. По крайней мере, в тех вопросах, которые не касаются женщин. И он

может быть остроумным, как сегодня в консульстве с Рондой.

И он добр к кошкам – когда думает, что никто его не видит.

Но, простите, я уже вышла из того возраста, когда можно переспать с парнем только потому, что у

него красивые руки, и он мило шутит. Потому что знаете, чем это кончится? Еще одной ночью с

сексуальным остроумным парнем, который даже и не собирается идти с тобой на рождественский

корпоратив на работе или поделить пополам расходы по счетам за электричество и газ – не

говоря уж о том, чтобы платить половину аренды за квартиру, даже если он к тебе переехал.

Я это переросла.

КОНКРЕТНО переросла.

Я-то надеялась, что Кэлу все было понятно с самого начала наших отношений. В смысле, я знаю,

что я художница, а это слово для него, по всей видимости, является синонимом «чокнутой

сумасбродки». Но разве похоже было, что я согласна быть девушкой на одну ночь? Разве из моих

постоянных упоминаний в разговорах того факта, что ястребы и волки образуют пары на всю

жизнь, и рассказов о Леди-ястребе не очевидно, что меня интересуют моногамные отношения с

обязательствами?

По всей видимости, он этого не уловил. Когда я вышла с едой для котов, Петер уже ушел – как-то

очень неожиданно, надо сказать, ведь игра была в самом разгаре.

Ну, я и спросила:

- Где Петер?

А Кэл ответил:

- Я дал ему двадцать евро и сказал, чтобы он не попадался мне на глаза.

Я:

- Сказал ЧТО???

Кэл:

- Ты слышала. Самое время, кстати. Он весь вечер не давал мне сделать вот это.

А потом Кэл взял меня за плечи, и, прежде чем я догадалась, что происходит (нет, правда, я

ВООБЩЕ не подозревала, что нравлюсь ему, поскольку он только и делает, что ворчит на меня с

самой первой нашей встречи. Ну, за исключением того случая в консульстве, когда он меня обнял.

Но ведь он делал это напоказ!), Кэл притянул меня к себе и начал целовать.

Целовать меня! Словно мы герои какого-то любовного романа!

И да, парень оказался докой в поцелуях. Совершенно очевидно, что у него была кое-какая

практика. И да, я бы не сказала, что испытала отвращение. Если уж быть точной – это было совсем

не отвращение. Все те части тела, которые должны таять, когда клевый парень целует меня с

недвусмысленными намерениями, – все они начали таять, словно по расписанию, как только он

это сделал.

Признаюсь, на долю секунды у меня в голове замелькали мысли: «О, боже! Я ему нравлюсь! Я

ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ему нравлюсь», – и мое воображение быстро нарисовало картину, как мы

вдвоем, держась за руки, гуляем по Второй Авеню и заходим в «Веселку»[4] поесть блинчиков, и я

знакомлю его с Пижоном. И я ответила на его поцелуй…

Но потом до меня дошло… это ведь фантазия? Она ведь никогда в жизни не сбудется. Потому что

он не верит любовь, а еще меньше – в брак, и он НИКОГДА не пойдет со мной в «Веселку» за

блинчиками, а также вряд ли задержится рядом со мной, чтобы познакомиться с Пижоном – по

крайней мере, вряд ли это знакомство будет достаточно долгим, чтобы между ними завязались

отношения. И сколько уже можно знакомить Пижона с мужчинами, которых он больше никогда

не увидит? Он очень чувствительный, и если привязывается к кому-то, то это навсегда. После того, как уехал Малкольм, Пижон несколько дней не ел свой «Фрискис».

И тут в моей голове набатом прозвучал голос Холли: «Ты должна начать думать о будущем и для

разнообразия встречаться с людьми, которые действительно находятся рядом», а еще я

вспомнила невесту, которую мы видели у церкви в Риме, и какой счастливой она была, и как сиял

ее отец, глядя на нее…

И именно тогда, на том самом месте, я поняла то, в чем не хотела себе признаваться еще со

времен учебы в колледже, то есть с тех пор, когда идея замужества перестала казаться столь же

привлекательной, как во времена игр с Барби в пятом классе.

А именно – что когда-нибудь я ХОЧУ выйти замуж. Хочу. На самом деле хочу. Я хочу букет и

красную ковровую дорожку, и свадебное платье, и фату, и расчувствовавшегося папочку, и

девочек с цветами, и «пока смерть не разлучит вас».

Так что же я тут делаю, целуя парня, который считает, что институт брака пора упразднить?

В общем, вместо того, чтобы обвить его шею руками и вернуть поцелуй, чего, я просто уверена,

Кэл ждал от меня, и чего, должна признать, я ХОТЕЛА сама – по крайней мере, этого хотело мое

ТЕЛО, – я уперлась ладонями в грудь Кэла и оттолкнула его.

Он упал назад в шезлонг и сидел там, хлопая глазами, в которых застыл вопрос: «В чем дело?»

Но прежде чем у него появился шанс что-то сказать, я взорвалась.


Я:

- Неужели я похожа на идиотку? Я НЕ БУДУ спать с тобой.

Кэл:

- Эм-м-м… это был просто поцелуй.

Я:

- Ты не веришь в любовь. Ты думаешь, что это результат фенил… фенил… неважно, как это

называется.

Кэл:

- Фенилэтиламин. И не хочу показаться занудой… но это был всего лишь поцелуй.

Я:

- Так вышло, что, в отличие от тебя, я верю в любовь. И в брак. Так есть ли смысл? Одна ночь, а

потом? Я стану очередным именем в твоем Блэкберри. Нет, спасибо.

Кэл:

- Я, конечно, прошу простить, если память меня подводит, но, еще раз напомнив, что это был

просто поцелуй, хочу уточнить: не ты ли мне недавно писала, что не торопишься с замужеством и

детьми, потому что хочешь сконцентрироваться на карьере?

Я:

- Да, возможно. Но СО ВРЕМЕНЕМ я все же хочу выйти замуж. Так объясни же мне ради бога,

почему я должна лечь в постель с парнем, который категорически против самой идеи брака? Что

будет завтра утром, когда ты даже в глаза мне смотреть не сможешь и станешь меня избегать? И

как насчет обратного пути в Нью-Йорк, когда нам придется снова сесть рядом в самолете? А когда

вернемся на Манхэттен? Ты собираешься мне позвонить? И вообще, услышу ли я тебя еще когда-

нибудь?

Кэл:

- По всей видимости, ты уже решила, что нет. Даже если и так, я хотел бы напомнить в третий и, надеюсь, последний раз, что это был просто поцелуй.

Я:

- Знаешь, что? Холли права. Мне пора повзрослеть. Я больше не собираюсь спать с

неподходящими мужчинами. Никаких скибордеров. Никаких музыкантов. И уж конечно, никаких

мужчин, которые ненавидят саму идею брака и у которых нет намерений вступать со мной в

длительные отношения.

Кэл:

- Ты сделала все эти выводы, исходя из одного-единственного поцелуя? Я имею в виду, о моем

нежелании строить с тобой длительные отношения?