Она надела джемпер на голое тело. Бюстгальтер так и остался лежать на полу.

* * *

– Ну и зачем ты это сделал? – спросил Алексей, когда сын уже сидел перед ними с Мариной в домашнем кресле.

– Так... Скучно как-то... – лениво ответил Сергей и уставился в потолок, крутя в руках наушники, их которых раздавалось ритмичное шипение и всхлипы.

– Выключи плеер, – попросила Марина.

– Да пожалуйста... – Сергей небрежно щелкнул какой-то кнопкой, и шипение с всхлипами прекратилось.

Наушники соскользнули у него с колен, он нагнулся за ними и вытащил из-за кресла бежевый Маринин бюстгальтер. Она непроизвольно дотронулась до своей груди. Сын, повертев перед носом у родителей интимной деталью материнского туалета, ухмыльнулся и сказал:

– Ну вы, родаки, даете! Вы ж старые уже!

Алексей выхватил бюстгальтер у Сергея из рук, безжалостно смял его в кулаке в комок и очень строго спросил:

– Почему опять не был в школе?

– А че там делать-то?! Мне... – он опять нехорошо ухмыльнулся, – про пестики и тычинки уже неинтересно...

Алексей с трудом сдержался, чтобы не отвесить сыну оплеуху, и сказал:

– Думаю, что в восьмом классе перешли уже к более сложным объектам, нежели тычинки с пестиками!

– Ага! – осклабился Сергей. – Хочешь, расскажу, как размножаются... к примеру... орангутанги?

– Это я знаю, – процедил Алексей. – Ты мне лучше поведай что-нибудь из отечественной истории или литературы.

– Из литературы? Пожалуйста! В ней... значит, в этой самой отечественной литературе... есть такой чувак... Швабрин... слыхали, наверно, про него... так вот он с одной Машкой...

– Прекрати, Сергей! – не выдержала Марина.

– А что такого? Папа спросил – я отвечаю!

Марина с ужасом смотрела на сына и никак не могла понять, каким образом из ее маленького Серенького Зайчика вырос наглый циничный подросток. Казалось, они с Лешей делали для детей все, что могли. Не жалея времени, водили их в театры, музеи, в спортивные секции и кружки. Почти отказались от личной жизни ради сына Сережи и младшей его сестры Анечки. Их квартира всегда была полна приятелями детей. Марина и Алексей всегда шумно праздновали дни рождения дочери и сына, вывозили их за город в походы и на лыжные прогулки, вместе читали книги и всей семьей смотрели детские фильмы. Что же они с Алексеем упустили? Почему Сережа вдруг резко изменил традициям их дружной семьи и ударился во все тяжкие? Он открыто курил на лестнице перед квартирой, приносил в дом бесконечные банки с пивом, где-то пропадал вечерами и редко ходил в школу. Поначалу Марина с Алексеем, сбиваясь с ног, искали сына по окрестным подвалам и чердакам, но ни разу нигде так и не смогли обнаружить. Сам он наотрез отказался объяснять, где проводит время. Вот и сегодняшний разговор, похоже, ни к чему не приведет. Краденая бутылка возвращена в магазин, штраф уплачен, а на учете в детской комнате милиции Сергей уже и так состоял с нынешнего августа. Тогда вся их дворовая компания участвовала в разгроме киоска с напитками и кондитерскими изделиями.

Как и подозревала Марина, разговор с сыном ни к чему хорошему не привел. Тот, сказав детско-дежурное «больше не буду», удалился в свою комнату и врубил на полную мощность музыкальный центр.

– Знаешь, Леша, если бы у нас и Анька пошла по кривой дорожке, я решила бы, что мы с тобой ущербные родители, – сказала Марина и ткнулась лбом мужу в плечо.

– Рано еще радоваться, – мрачно отозвался Алексей и сунул ей в руки бежевый комок бюстгальтера.

– Нет, Алеша, ты зря так... Анечка – хорошая девочка. В школе ею не нахвалятся, и в музыкалке... да и по дому всегда помогает... и хорошенькая такая... Хоть с дочерью повезло...

– Твои бы слова да богу в уши...

* * *

Этим вечером проштрафившийся Сергей Епифанов остался дома и даже с небывалым усердием решал какие-то задачи по физике. Пару раз он подходил к отцу за помощью, потом съел целую тарелку макарон с двумя котлетами и рано лег спать.

Вкусно благоухающий гелем для душа Алексей откинул в сторону одеяло и навис над женой.

– Ну-у-у... кажется, сегодня у нас выдался спокойный вечер, и мы наконец можем с чистой совестью...

Марина слабо улыбнулась и потрепала мужа по волосам. Он приподнял ее ночную рубашку и сморщился:

– Ну во-о-от... опять вся запакованная...

Он взялся за кружевную резинку Марининых трусиков и стал осторожно стягивать их, приговаривая:

– Вот так уже лучше... а так еще лучше... а так уже совсем хорошо...

Когда он окончательно снял трусики с ног жены, раздалась трель мобильника. Марина, все еще улыбаясь особой интимной улыбкой, приложила изящный малиновый аппаратик к уху. Алексей решил продолжить уже начатое и легонько раздвинул ноги жены. Этот абонент, который позволяет себе звонить в двенадцатом часу ночи, даже не представляет, в каком пикантном положении находится Марина. Алексей улыбнулся своим мыслям, а жена вдруг резко сдвинула ноги, чувствительно ударив его коленкой по носу.

– Как избили? Кто избил? Что вы такое говорите, Галина Павловна?!

Алексей вскинул голову и с тревогой посмотрел в глаза жены. В них плескался настоящий ужас.

– Что? – крикнул он, натягивая плавки. – Что случилось?!

– Да, конечно! Мы сейчас же приедем! – крикнула в трубку Марина и отключила мобильник.

– Да что случилось-то? – повторил свой вопрос Алексей.

Вместо ответа она, как слепая, шарила по постели руками.

– Что ты ищешь-то? – опять спросил он.

– Где... где мои трусы?

Алексей бросился ей на помощь, и в конце концов в складках одеяла они были найдены. Марина торопливо всунула в них ноги и задавленно сказала:

– Кто-то избил Анечку...

Алексей побелел лицом так, что на щеках явственно проступили фирменные веснушки рода Епифановых.

– Как... – только и смог проговорить он.

– Не знаю, Леша...

– Что... ее именно сейчас избили? Ночью? Почти в двенадцать?

– Галина Павловна сказала, что они боялись нам звонить... Анечки долго не было, они ее искали, искали... А потом она сама пришла... вся... – Марина содрогнулась, – вся расцарапанная...

* * *

Сидя на переднем сиденье такси, которое пришлось срочно вызвать, поскольку машина Алексея была в гараже, Марина проклинала себя за то, что позволила Анечке неделю пожить у бабушки Гали. Она как-то легко согласилась, когда дочь ее об этом попросила. А все похоть! Похоть! С двумя детьми-подростками не так-то легко вести интимную жизнь. Это маленьких детишек можно уложить спать, а самим предаваться плотским удовольствиям. Подростки допоздна смотрят телевизор или занимаются какими-нибудь другими своими делами. Поминутно лезут в спальню к родителям, чтобы задать какие-нибудь неотложные вопросы, выпросить денег на завтрашний день или потребовать постирать джинсы. Как правило, эти мысли о деньгах и стирке джинсов рождаются у них не ранее одиннадцати часов вечера. Марина с Алексеем уже забыли, когда им удавалось предаться ласкам без опасений быть пойманными на месте преступления. Поэтому, когда Анечка попросилась к бабушке, Марина так легко дала согласие. Она подумала, что Сережка, как всегда, будет допоздна где-то болтаться, дочку станет верно сторожить бабушка, а она наконец опять почувствует на своем теле губы Алексея. Они оба, хоть на несколько часов, забудут о напряженных буднях, расслабятся и разнежатся, будто абсолютно свободные люди. И что из всего этого вышло? Они принесли в жертву похоти собственных детей! Один ворует из магазинов водку, другая...

– Нельзя ли побыстрей? – спросила водителя Марина.

– Быстрее нельзя, – отозвался угрюмый парень в бейсболке. – Мы же в городе, не на шоссе...

* * *

Анечка ревела, уткнувшись в подушку. Осунувшаяся и встрепанная Галина Павловна сидела рядом, молитвенно сложив руки на груди. Марина упала на колени перед диваном и приникла лицом к трясущейся спине дочери.

– Анечка... – с трудом проговорила она. – Это я... мама... и папа тоже приехал... Что случилось, доченька?

Девочка обернулась. Ее правую щеку от глаза до самого подбородка перечеркивала отвратительного вида царапина, рот окружало багровое кольцо.

– Мамочка! – выкрикнула Анечка и бросилась на шею Марине.

Та прижала ее к себе, целуя в висок и гладя по спутанным волосам. Девочка еще долго билась на ее груди в рыданиях, потом вдруг как-то разом обмякла и заплетающимся языком сказала:

– Спать... хочу спать...

Марина уложила ее на подушку и укутала одеялом. Анечка мгновенно уснула.

– Я посижу с ней, – сказала Галина Павловна. – А ты иди в кухню... там Боря... я его позвала на помощь... он расскажет...

Марина кивнула, подоткнула дочери одеяло и вышла на кухню. Там было не продохнуть от сигаретного дыма. Алексей, который не курил уже несколько лет, жадно затягивался сигаретами старшего брата.

– Это Димас, – сказал Борис и затушил в уже переполненной пепельнице окурок.

– Димас?! – ничего не понимая, переспросила Марина.

– Да, парень из соседнего подъезда. Ему уже лет двадцать...

– Двадцать?! – ужаснулась Марина и вспомнила багровое кольцо вокруг губ дочери. – Так он что... он ее... – Она ни за что не смогла бы выговорить страшные слова.

– Думаю, нет, – покачал головой Борис. – Но мог бы. Во всяком случае, собирался это сделать. Он не рассчитывал, что она будет сопротивляться.

– Ничего не понимаю. – Марина развела руками и плюхнулась на табуретку. – Анечка и какой-то Димас...

– Видишь ли, он утверждает, что она сама с ним кокетничала и всячески лезла...

– Лезла... – повторила Марина. – Ей всего двенадцать...

– Ну... это он так сказал, что лезла, а на самом деле она, может быть, просто хотела обратить на себя его внимание.

– То-то она зачастила в гости к бабушке, – нервно заметил Алексей. – А я все думал, чего это у Аньки вдруг такая любовь к бабуле проснулась! – Он запалил еще одну сигарету, глубоко затянулся и сказал: – Я убью этого... Димаса!

– Брось, – отмахнулся Борис. – Он уже получил от меня свое, но, похоже, так и не понял за что. Он из такой семейки, где... Да что там говорить! Главное, Аньку больше сюда не водите... пока! Я добьюсь, чтобы этого вахлака в армию все ж таки забрали. Военком знакомый есть.

– Надо срочно показать Аню гинекологу, – мертвым голосом сказала Марина.

– Не надо, напугаешь только. – Борис вслед за Алексеем вытащил из пачки очередную сигарету и сунул в рот. – Димас клялся, что ничего не было. Он ее только целовал, подлюга, взасос... видели, какие у девчонки разводы на лице?

– А если он врет?

– Не-е... Он меня здорово испугался. Сказал, что не смог даже джинсы на ней расстегнуть, потому что она здорово лягаться начала. Так только... по груди, как он выразился, полазил...

Марина всхлипнула, уронив лицо в ладони.

– Успокойся, Маришка! – Борис положил ей на плечо руку. – Считай, обошлось... Могло быть куда хуже...

Марина закаменела. Все могло быть хуже? Все могло вообще быть по-другому, если бы она не...

* * *

После смерти Ванечки Марина так и не смогла наладить отношения с Павлом, как ни старалась. В ту первую брачную ночь, когда молодой муж ее безжалостно изнасиловал, что-то в ней будто выключили. Огонь любви к Павлу, который казался негасимым, иссяк. Сначала Марина решила, что он еще теплится и можно как-нибудь его заново раздуть. Она и приехала из роддома с Ванечкой в дом к Епифановым, чтобы раздувать.

Сначала заниматься обновлением отношений с мужем было некогда, а потом, когда бедный Ванечка умер, вроде бы что-то между ними опять разгорелось. Они даже провели несколько красивых ночей, когда Марине казалось: вот-вот... еще немножечко, и она снова станет любить своего Пашеньку, как прежде... Но ночи кончались, и таяли надежды на возрождение былой любви. Мало того, таяли надежды и на то, что Марина еще когда-нибудь сможет забеременеть. Они не предохранялись, но дети не хотели больше зарождаться в ней.

В общем, после смерти сына Марина не жила, а, как принято говорить, влачила существование. Она настраивала себя на то, что их жизнь с Павлом ничуть не хуже, чем у других. Очень многие пары живут без особой любви и не тужат, ведут совместное хозяйство и вместе проводят свободное время. В этом смысле у нее все было в порядке. Павел во всем ей помогал, никогда не чурался самой грязной домашней работы. Даже интересы у супругов Епифановых совпадали. Они оба любили классическую музыку, потому часто ходили в филармонию. И в театры ходили. Марина даже как-то была с мужем на футболе. Похоже, этот футбол и стал началом конца. То есть конечно же не футбол. Просто именно после этого матча, когда «Зенит» проиграл, Павел по пути домой купил бутылку коньяка и почти всю ее выпил. Марина подозревала, что пил он не столько по поводу проигрыша любимой команды, сколько из-за собственной проигранной жизни. Он не мог не чувствовать, что жена его не любит, а лишь напрасно насилует себя. Что-то такое про натужную любовь он и пробурчал перед тем, как заснуть за кухонным столом.