– Сколько ждать? – спросил он, хотя понимал, что никто не сможет дать ему ответ на этот вопрос.

– Я думаю, что дождешься, – очень серьезно отозвался Андрей.

* * *

– Ты все-таки думаешь, что Кирилл Ниночку бросит? – спросила мужа Ирина, когда Миша ушел.

– Откуда мне это знать? Зато я точно знаю другое: здоровому человеку очень тяжело с такими, как Нина с Мишей. Это ж так любить надо, чтобы... В общем, я не знаю, способен ли байкер Макута на такую любовь.

– И все-таки ты зря обнадежил Мишу.

– Почему? – удивился Андрей.

– Да потому, что Румянцев – рафинированный мальчишка, а Кирилл – настоящий мужик, хоть и очень еще молодой. Это я тебе как женщина говорю.

– Вот такие, как ты, женщины и будут пытаться отнять его у нашей Нинки. И заметь, им ничего не стоит нашептать ему на ухо всякие сладкие словечки. А Нина... – Андрей развел руками, – только молчком. Неизвестно, кого он в конце концов выберет.

* * *

– Я не знаю, как сказать ей об этом, – мрачно проговорил Андрей. – Может быть, как-нибудь ты... ну... по-своему... по-женски...

Ирина, нахохлившись, сидела на диване с белым лицом, дрожащими синими губами и молчала. Андрей подсел к ней, обнял за плечи и тоже замолчал. Уставившись почти в одну и ту же точку на соседней стене, супруги Капитоновы просидели так минут десять, пока тишину не разорвала трель телефонного звонка. Андрей посмотрел на Ирину, но она опять молча покачала головой. Андрей вздохнул и снял трубку.

– Нина еще ничего не знает, – сказал он, глядя в пол. – А что мы должны ей сказать? Что Миша ни при чем? Но ведь... И что?! Еще неизвестно, что станет с нашей дочерью, когда она узнает... Нет, я не могу ничего сейчас обещать... Мы обсудим это с женой, и тогда... Нет... Не стоит... Как получится, так и получится... Умолчать о чем-то, конечно, можно, но обманывать... В общем, простите, но я предлагаю называть вещи своими именами... Да-да! Врать Нине я не стану!

Андрей шлепнул трубку на аппарат и посмотрел на жену.

– Что еще?! – выдохнула она.

– Ничего нового... не волнуйся, – ответил он. – Понимаешь, Витька Румянцев просит не говорить Нине, что всему виной Михаил.

Ирина в недоумении округлила глаза.

– Ну... дело в том, что у Миши кроме перелома ноги еще и тяжелейшая депрессия... Он... Виктор говорит, что Мишка теперь и с аппаратом не слышит. Такие вот дела...

– Зачем же он это сделал? Зачем?! – простонала Ирина, обхватив голову руками. – Бедная Нина... бедные дети... За что им все это? И так обделенные, так еще и...

– Им, Ира, все-таки лучше, чем... – Андрей не договорил, потому что жена все-таки разрыдалась. Он посмотрел на часы и деловым тоном сказал: – Ты, пожалуйста, успокаивайся. Минут через двадцать придет Нина...

Ирина, хлюпая носом и вытирая безостановочные слезы, проговорила:

– Я не могу успокоиться, не могу... Лучше бы с нами все это, чем с ними...

– И с нами не надо, Ирочка... – Капитонов опять обнял жену. – Я люблю тебя и не хочу, чтобы с тобой случилось что-нибудь подобное... И ни с кем... Никому не пожелаю...

К тому времени, как в замке входной двери заскрежетал ключ, Ирина кое-как уняла слезы, но глаза ее по-прежнему были красны. Нина влетела в комнату, зажав в руке мобильник. Две недели назад ей купил его Кирилл, и они теперь постоянно перебрасывались эсэмэсками. Не глядя на лица родителей, дочь рассеянно чмокнула их в щеки, прямо в куртке уселась в кресло напротив них и принялась набирать текст сообщения. Отослав его и ожидая ответа, она наконец подняла на родителей глаза, и улыбка тотчас сползла с ее лица. Она поняла, что случилось что-то нехорошее, и все ее существо уже излучало не радость, а тревогу.

– Что? – губами спросила она.

Ирина поняла, что выговорить это не сможет, поэтому взяла блокнот, в котором они, уходя из дома, обычно писали друг другу записки, и вывела дрожащей рукой:

«Кирилл разбился на мотоцикле».

Прочитав это, Нина перевела на родителей глаза, жалко улыбнулась и недоверчиво покачала головой. Андрей, решив, что лучше сразу покончить с самым страшным, взял из рук дочери блокнот и приписал:

«Насмерть».

Нина еще раз покачала головой. Она отказывалась верить. Если бы она могла слышать, то родители, наверно, в два голоса принялись бы говорить нечто успокаивающее или хотя бы объясняющее, что смерть Кирилла никак не возможно было предотвратить. У Капитоновых не было возможности спрятаться за слова, и они с ужасом и растерянностью смотрели друг на друга. Первой опомнилась Нина. Она посмотрела на родителей сразу повзрослевшими глазами и опять губами спросила:

– Миша?

Ирина с Андреем недоуменно переглянулись. Нина подключила жесты, и родители, которые, разумеется, давно выучили язык глухонемых, поняли следующее:

«Он хотел смерти Киры».

Ирина с ужасом посмотрела на мужа. Ей казалось, что, узнав о случившемся с любимым человеком, дочь забьется в истерике, но Нина, не проронив ни слезинки, с каменным лицом продолжала расспрашивать родителей. Несколько раз Андрей и Ирина пытались отвести разговор от Миши, но дочь упорно возвращала их к Румянцеву, утверждая, что без него дело никак не могло обойтись. В конце концов родители были вынуждены рассказать ей то, что знали сами.

* * *

Сначала Капитоновым позвонила Татьяна Румянцева и сообщила, что Мишу сбила машина. Он находится в больнице с серьезной травмой ноги, а потому на день рождения Ирины в следующую субботу они вряд ли смогут прийти. Сын взбудоражен и вообще неадекватен. Возможно, он сильно ударился головой, и настоящие последствия того, что случилось, выявятся позднее. Понятно, что Ирина, которая разговаривала с Татьяной, на непременном приходе Румянцевых в гости не настаивала, пожелала Мише поскорей прийти в себя и даже предлагала помощь, если друзьям что-нибудь вдруг понадобится.

Не успели Ирина с Андреем обсудить происшедшее с Михаилом, как им позвонил отец Кирилла и сообщил, что сын насмерть разбился на своем мотоцикле. Поскольку последнее время Кирилл жил у Капитоновых, у них находились почти все его документы. Валерий Сергеевич Макута попросил разрешения забрать паспорт и вещи сына.

– Как же все это случилось? – обратилась Ирина к почерневшему от горя отцу Кирилла, когда он переступил порог их квартиры. – Мы ведь что-то должны сказать Нине.

– Точно не знаю, – покачал головой Макута-старший, крутя в руках паспорт сына, – но очевидцы происшествия говорят, что прямо на проезжую часть выбежал какой-то дурной пешеход... прямо Кириллу под мотоцикл. Он вынужден был вильнуть в сторону, и его сбила идущая в другом ряду иномарка.

– А что этот... ну... пешеход? – спросил Андрей.

– Он тоже пострадал. Какая-то машина и его все-таки сбила, но вроде бы с ним все более или менее нормально... В общем, жив... А Кира... Думали, на свадьбе гулять будем, а вот как все получилось... – На глаза огромного широкоплечего мужчины навернулись слезы. Он вытер их тыльной стороной ладони и еще раз повторил: – Вот как все получилось... – и, сгорбившись, пошел к выходу.

Капитоновы поначалу никак не связали воедино происшествия с Мишей Румянцевым и с Кириллом. Андрей только и смог сказать:

– Что за кошмар на дорогах творится...

Ирина, не слушая его, думала о Нине. Как их девочка перенесет это страшное известие... Они с Кириллом действительно любили друг друга. Родители Нины это видели. Они и сами так привыкли к молодому человеку, что уже считали его мужем дочери. Что такое штамп в паспорте? Пустая формальность. Они и сами в юности некоторое время жили нерасписанными. Капитоновы уже давно перестали сожалеть о том, что Нина дала отставку Михаилу Румянцеву, выбрав Кирилла. Макута сумел им понравиться. Несмотря на экстремальный стиль одежды, он оказался человеком серьезным. Не зря его хвалила бабуля из поселка Выряново. Кирилл работал в автосервисе и неплохо зарабатывал. Он даже предлагал снять квартиру для них с Ниной, но Капитоновы не представляли жизни без дочери, которой была посвящена вся их жизнь. И вот теперь с дочерью приключилась беда. То есть она приключилась с Кириллом. Но если с ним, то с Ниной тоже...

Примерно за час до возвращения домой дочери к Капитоновым прибежала взъерошенная заплаканная Татьяна Румянцева.

– Мише хуже?! – в один голос выкрикнули Капитоновы.

У Татьяны так тряслись губы, что она никак не могла начать говорить. Андрей бросился в кухню, принес оттуда чашку с водой, но Мишина мать, отстучав дробь зубами о ее край, вся облилась, но, похоже, так и не смогла выпить ни глотка. В конце концов она сунула руку в карман плаща, вытащила оттуда смятый лист бумаги и протянула Капитоновым. Бумагу взял Андрей, разгладил ее и стал читать вслух:

– «Дорогие родители, простите меня, если сможете. Я люблю Нину Капитонову. Страшно люблю. Жизнь без нее мне не нужна. И я покончу с этой жизнью, в которой все не совпадает. Слух получают люди, которым не хочется ничего слушать, кроме мата и дичайшей музыки. А те, кому нужен слух, не могут как следует расслышать даже голоса любимых людей. Я не совпал с Ниной. Я люблю ее, а она любит другого. Она не хочет меня, но не получит и своего мотоциклиста. Нас обоих не будет. Вы так и передайте ей, что все сделал я, тот, которым она пренебрегла. Она думала, что я не способен на поступок, а я способен. Прощайте все. Прощай, Нина, и прощайся со своим байкером. Целую вас, мама и папа. Вы были хорошими родителями. Но человеку мало того, чтобы его любили только родители. Прощайте. Ваш неудачный сын Михаил...»

Закончив читать, Андрей с ужасом уставился на бок о бок сидящих на диване женщин.

– Бред какой-то, – сказал он.

– А мы в-ведь д-даже не знали, – наконец смогла вымолвить Татьяна Румянцева, – что у Миши с Н-Ниночкой в-все раз-зладилось... – Она схватила со стола принесенную для нее чашку и выпила из нее остатки воды. – Он н-ничего не говорил.

– А ты знаешь, Таня, что Миша добился того, чего хотел?.. – трясущимися губами произнесла Ирина.

– Как?! – охнула Татьяна.

– Нине действительно придется прощаться со своим... словом, ее Кирилл разбился... насмерть... на мотоцикле.

– Как?.. – еще раз пролепетала Румянцева.

– Похоже, что ваш Миша не просто попал под машину. Скорее всего, он назло Нине специально бросился под мотоцикл Кирилла. В результате Миша в больнице, но жив... а... нашего Киры...

– Н-е-ет... Только не это... – прошептала Татьяна, потом, задыхаясь, спросила: – И... и что же теперь будет?

Андрей сначала даже не понял, что она имеет в виду, и спросил:

– Ты о чем?

– Я... о Мишеньке...

– Что бы ни было, Таня, а его участь все же много лучше, чем Киры... Они с Ниной так любили друг друга...

– А Нина... она...

– А Нина еще ничего не знает. Представляешь, что с ней будет, когда она узнает!..

* * *

И вот сейчас вместо Нины, которую родители считали слабой беззащитной девочкой, перед ними сидела собранная и решительная взрослая женщина.

«Я убью его!» – написала она на листе блокнота крупными печатными буквами и два раза подчеркнула длинными ровными линиями.

Ирина обратила внимание именно на эту ровность линий и окончательно растерялась.

– Не ерунди, – сказал Андрей.

Нина слишком хорошо знала движения губ отца, когда он произносил эту фразу. Обычно она означала, что, с точки зрения Андрея, Нина занимается глупостями, например, стоя у плиты, ест макароны прямо со сковороды или поливает клумбу во дворе с балкона их шестого этажа. Макаронно-клумбовое выражение в применении к тому, что творилось в душе Нины, было для нее так же отвратительно-болезненно, как скрежет железа по стеклу для слышащего человека. Нинины ноздри затрепетали от гнева. Она встала и еще раз объявила родителям:

– Я убью его!

– Да что ты можешь сделать, глухонемая девочка! – попытался вразумить ее Андрей.

Это сложное прилагательное «глухонемая» было в их семье под запретом. Назвать Нину глухонемой было так же невозможно, как невозможно человека с одним глазом в лицо называть одноглазым, а горбатого – горбуном. Андрей специально употребил именно это жалящее определение, чтобы сбить дочь с толку, отвлечь от того, что она с таким жаром повторяла. Пусть она лучше возненавидит его, чем совершит что-то ужасное и непоправимое.

Ирина с колотящимся у самого горла сердцем смотрела на дочь. Как бы ей хотелось, чтобы ее Ниночка сейчас билась в рыданиях, которые так естественны в том случае, когда юная девочка теряет возлюбленного. Если бы она стонала и выла, они с Андреем утешали бы ее, поили лекарствами и тоже плакали бы вместе с ней. Им тоже, до спазмов в горле, было жаль Кирилла. Но почему Нина не плачет? Почему у нее такое жесткое лицо? Неужели они совсем не знают свою дочь?

А Нина между тем, смерив родителей презрительным взглядом, вдруг резко развернулась и бросилась вон из квартиры.