– Мама, ты любишь папу?

– Да, несмотря на все.

– Я не верю, мама.

– Я не хочу уступать свое место, – сказала Иоланда.

– У тебя нет места, мама.

– В свидетельстве о браке.

– Чего ты ждешь?

– Когда женщины откажутся от гнусных отношений с женатыми мужчинами, он вернется.

Лоранс брела по этой пустыне в ярости. Придет время, она будет жить одна. Вдали от этих клоунов, которые разрушают себя делом и словом. В ожидании своего освобождения она выбрала себе лагерь отца, который ей казался более подходящим для жизни, чем лагерь матери. Притворством и несколькими ласковыми словами, от которых Жорж был в восторге, она научилась без Фрейда, Мелани и Клейна добиваться от отца того, чего ей хотелось. Не упускала случая. Она ему льстила, потакала его гордыне. «Ты хорош, папа…» Счастливый, он смотрел на нее. «А ты скоро станешь барышней». Вспоминая свою испорченную женитьбой молодость, Жорж с беспокойством смотрел на набухающую грудь дочери. Он страдал от мысли, что однажды Лоранс может оказаться в объятиях мужчины. А тем временем Лоранс продолжала обольщать отца. Она шла рядом с ним и, как бы охваченная непреодолимым желанием, бросалась в объятия отца, ошарашенного от таких чувств. Или она проводила рукой по щекам Жоржа: «Ты колешься». Это приводило его в исступление. Иногда она усаживалась рядом во время еды и говорила: «Покорми меня, как маленькую». И он резал на кусочки мясо и кормил ее, как ребенка, с ложечки.

«Ну и артистка», – думала Иоланда.

Прошли годы, во время ужина в модном бистро Жорж допустил бестактность:

– Мужчины предпочитают теперь все более и более юных девиц… – сказал он Лоранс. – Глядя на нас со стороны, кто скажет, что я твой отец?

«Бедняга, – подумала Лоранс с сочувствием. – Он совсем свихнулся». Жорж располнел. Он не помещался в своей одежде.

– Ты прав, папа, – ответила Лоранс.

И она воспользовалась этим случаем, чтобы еще раз поговорить о стажировке в Нью-Йорке.

– Дай мне прикурить.

Она зажгла сигарету, глядя ему пристально в глаза. Сбитый с толку, очарованный, он пообещал ей во время этого ужина поездку в Америку.

– Даже если мне придется ограбить кого-то, я дам тебе денег.


«Все это было так давно», – подумала Иоланда, облокотясь на стол между кофеваркой и пепельницей. Маленькое радио в углу буфета дополняло эти рыцарские доспехи одинокой женщины. Раздраженная шумом кухонных часов, которые то спешили, то отставали в зависимости от капризов батарейки, Иоланда решила покончить с ними. Она сунула часы в пакет и принялась колотить по нему молотком, чтобы никто не подобрал этого тикающего зверя. Она задавала себе вопрос: «Может ли она принять деньги, которые ей предлагала Лоране?» С тех пор как начальник Марка приглашал их в конце недели на выходные, Иоланда для дочери больше не существовала. А если Лоранс останется в Соединенных Штатах? Если она не вернется? Письмо время от времени? Скудное проявление слащавой нежности. «Надо научиться жить с черствым сердцем», – сказала она себе. Как только Лоране устроится в Америке, будет покончено с короткими посещениями, во время которых она натыкалась на мать, одержимую любовью. Лоранс приставала: «Мама, ты мне нужна». Иоланда пламенела в порывах любви. Она отдала бы, как пеликан, все свое нутро, только бы ее любили. Напрасная живодерня.

Закурив сигарету, она думала о том, что ей надо было согласиться на развод. Ей следовало научиться сражаться, стать вызывающей, приобрести профессию. Не отвыкать от мужского тела, научиться заниматься любовью без любви. Впредь она не будет ходить на исповедь. Никому не интересны пустяки, о которых она могла поведать. Она подумала с горечью, что настоящей жизнью живут упрямцы, авантюристы, отъявленные грешники, чтобы было за что прощать. Есть ли у нее еще время, чтобы изменить свою жизнь? Познать что-то в этом мире? Испытать искушение? Барьер между теорией и практикой казался непреодолимым. Какая глупость – отказаться тогда от флирта со швейцарским врачом в Ивисе! На протяжении стольких лет она думала о нем.

Это было давно, дела у Жоржа шли хорошо, он отправил жену и дочь в Ивису.

– Дорогие мои, я люблю вас, поезжайте и хорошо отдохните.

Он избавлялся от них, настойчиво добиваясь расположения рыжеволосой англичанки, она была красива, но без изюминки, как некоторые розы без запаха. Жоржу нужен был семейный вакуум.

Лоранс становилась все более и более боеспособной – благодаря навыкам, полученным в семейной партизанской войне, она хотела удостовериться, что она может гулять с приятелями.

– Ты будешь делать все, что тебе захочется, мое сокровище, – говорил отец, привлекая ее к себе. – Тебе четырнадцать лет…

Он уже больше не усаживал ее к себе на колени.

– Ты обещаешь, что угодно. Мне будет скучно там. Я не могу сражаться с Лоранс одна.

– Оставь ее в покое, – сказал Жорж – Дай ей свободу…

Иоланда с дочерью оказались в гостинице, где еще пахло краской. Заведение заделало старые трещины и получило еще одну звезду. Под их окнами собирались гуляющие, случайные полуночники. Тусовка под звуки гитар, несколько затяжек сигаретой, которую передавали друг другу над разноцветными рисунками, нарисованными на тротуаре.

– Я выйду, мама.

– Нет, это, по-видимому, наркоманы.

– Папа разрешил. Я спускаюсь.

– Нет, я тебе не разрешаю.

– По какому праву?

– Тебе только четырнадцать лет.

– Я уйду от тебя в тот самый день, когда мне исполнится восемнадцать. Ты увидишь. Чего ты боишься? Если бы ты мне дала пилюлю в Париже, то не было бы проблем. Вчера я встретила девицу, которая сказала мне, что ее можно достать в одной из аптек, обслуживающих иностранцев.

– Надо иметь идеал в жизни, Лоранс.

Она кричала.

– Какой идеал?

– Порядочная жизнь…

– Я сыта по горло твоей порядочной жизнью… Мама, прости. Я не хотела быть такой грубиянкой. Но я больше тебя не выношу. Я люблю тебя и не могу больше, чтобы ты страдала. Помоги мне…

Она плакала.

– Мама, я не хочу тебе делать больно, но не запирай меня в этой клетке. Ты поступаешь со мной, как с папой.

– Иди, – сказала Иоланда, как если бы речь шла об эшафоте. – Ступай…

Их стол у окна в ресторане был достаточно большим, чтобы метрдотель подсадил к ним приятного мужчину в очках, которые придавали ему интеллектуальный вид.

– Здравствуйте, – сказал он. – Меня зовут Вернер. Жак Вернер. Я врач. Надеюсь, я вам не очень мешаю…

– Напротив, – сказала Иоланда. – Нам очень приятно с вами познакомиться. Мой муж остался в Париже.

«Несчастная кретинка, – подумала Лоранс. – Она начинает оправдываться, поскольку боится любого мужчины. Несчастная идиотка».

– Моя дочь, Лоранс. Поздоровайся!

Лоранс разглядывала его оценивающим взглядом. Может ли он стать тем, кто избавит ее от девственности? Ее первым любовником?

Доктор Вернер заметил Иоланду, как только приехал. Ему сразу понравилась эта высокая, очень стройная молодая женщина с синими глазами и каштановыми волосами, очень изящная. К ней будет нелегко подступиться из-за дочери-подростка. Доктор Вернер не любил рано созревших девочек, их врожденную порочность, их старание обратить на себя внимание любой ценой, их погони за зрелым мужчиной. Он сунул щедрые чаевые метрдотелю, чтобы тот, пользуясь своей властью, усадил его за стол этой женщины-птицы, которой хотелось лишь улететь.

В первый день Иоланда, чувствуя себя неловко в ситуации, которую считала двусмысленной, опрокинула стакан. Вода залила скатерть. Лоранс попыталась привлечь внимание доктора Вернера, но швейцарца интересовала только Иоланда. «Моей матери всего лишь тридцать один год, – обнаружила Лоранс. – Она не старая, забавно. Она даже молодая. Но что она ждет, до чего же она неловкая. Какая бестолочь! Когда же этот тип поймет, что ему нужна я…»

Доктор Вернер отыскал Иоланду на пляже во второй половине дня.

– Здравствуйте, мадам… Как самочувствие? Берегите глаза от солнца. У вас очень светлые глаза… Очень красивые…

– Спасибо, большое спасибо. Я забыла темные очки в номере. Но не важно… Я не смотрю на солнце…

– Хотите, я схожу за ними?

– Ох, нет… Ну что вы… Спасибо…

Жак Вернер нашел свободный шезлонг, принес и поставил его рядом с Иоландой. Ощущая одновременно неловкость, любопытство и блаженство, она тщательно отбирала слова и жесты, которые были «дозволены» и которые должны быть исключены. Как все швейцарцы, темпераментные и нетерпеливые, особенно когда ожидание оказывается бессмысленным, он перешел в наступление. Он не любил терять время.

– Когда ваш муж приезжает?

Иоланда, смутившись, не осмелилась ответить.

Лоранс, стоя по пояс в воде, вскрикивала от испуга, ей хотелось привлечь внимание верзилы, который нырял и незаметно подкрадывался под водой, хватая девиц за лодыжки.

Иоланда нуждалась в защите.

– У нас с дочерью очень красивая спальня. Приятная гостиница, не так ли?

Лицемерие в человеческих отношениях раздражало Вернера. Он любил ясные ситуации. Что касается добродетели, он в нее почти не верил, или верил с трудом. Он опустил глаза и улыбнулся.

– Мне хочется на вас смотреть.

– Во мне нет ничего интересного.

– Вы очень красивая. При таком высоком росте у вас маленькие ноги.

Она почувствовала, что краснеет, не смея пошевельнуться, смотрела перед собой. Доктор продолжал, забавляясь.

– Длинные ресницы, как у ребенка. Вам, должно быть, это часто говорили.

– Нет, – ответила она.

– И еще очень красивые волосы… Очаровательная женщина…

Волнуясь от разного рода приятных предчувствий, она прервала его.

– Не говорите так…

– Я вас смущаю? – спросил доктор Вернер, который коллекционировал поделочные камни, шероховатые аметисты, проступающие внезапно в горных породах. И женщин тоже.

В его жизни были две француженки. Ему хотелось бы сжимать в объятиях эту третью, которая казалась не от мира сего. Он наблюдал за ней. В шезлонге, порозовевшая от тени, отбрасываемой пляжным зонтом, она напоминала «Маху одетую» Гойи. С той же притворной невинностью во взгляде. Он наделял Иоланду многими достоинствами. Он полагал, что она нежная и страстная. Он жаждал ее. Он представлял себя наедине со своей томной Махой. Не желая терять время на классические этапы флирта, он допускал, что она тоже его хочет. Его влекла старомодная обольстительность Иоланды, ее сдержанное поведение. В вышитой накидке она могла бы сойти за героиню из сказки братьев Гримм, ожидающую корабль-призрак, скользящий в тумане.

– Я очень счастливая женщина, – сказала она, – очень счастливая.

Ей надо было противостоять искушению.

– Поздравляю. Где же тот мужчина, который делает вас такой счастливой?

– Его задержали дела. Он приедет через несколько дней.

– Ах так, – сказал он. – Скорее ему следует хвастаться тем, как он щедро одарен. Вами.

Иоланда закуталась в банный халат. Она чувствовала себя неловко от светского разговора. Ей был неведом дешевый набор слов флирта. Доктор Вернер интересовался женщинами, только исходя из своих желаний и свободного времени. Для него мало значили эти быстро начатые, ловко проведенные и тотчас забытые отношения. Он смотрел, как живут женщины, наблюдал за ними, как чревоугодник и солдат африканского штрафного батальона. Он считал, что они наделены богатым воображением, способны лгать, притворяться, когда им надо заполучить мужчину. Со времени учебы в университете он остерегался козней брака. Он научился все делать сам: готовить, гладить, убирать… Даже пришивать пуговицы. «Им меня никогда не заполучить даже под предлогом заботы обо мне. Никогда». Своих сожительниц он выбирал среди интеллектуалок. Они были также красивы. Он восхищался их изворотливостью, их способностью приноравливаться к любой ситуации, когда им нужно было удержать мужчину.

Иоланда и Жак Вернер виделись за столом. Иногда она разговаривала вполголоса с дочерью. Ей хотелось создать иллюзию, что они живут в согласии. Но Лоранс не участвовала в этой игре. С вызывающим видом она обращалась с матерью как со своей подчиненной.

«Эта девица будет хорошей потаскухой», – подумал доктор Вернер. На четвертый день он окликнул Иоланду на пляже.

– Ученая женщина, всегда с книгой… Пойдемте лучше поплаваем.

Она воспользовалась комплиментом, чтобы не признаться, что не умеет плавать.

– Ученая? Нет. Правда, нет.

– Пошли купаться.

Он мог бы дотронуться до нее в воде, обнять за талию, прикоснуться к ней.

– Не сейчас.

Он не настаивал.

– Что слышно о вашем муже?

– Он нам звонит каждый день.

Она врала.

– Он никогда не берет отпуск?

– Берет. Но в этом году у нас чрезвычайные обстоятельства.

Она замолчала. Вернер наклонился к ней. Иоланда заметила на шее швейцарца очень тонкую цепочку с медальоном. Вернер окинул взглядом этот изящный стан, эти стройные ноги, эти утонченные ступни с ногтями, покрытыми лаком цвета рубина. Сколько горького изящества. Провоцирующей сдержанности. Скрытых призывов. «Этот тип женщин, вероятно, расцветает в наслаждении и потрясает. Как ее заполучить?»