— Да.

Идем по лесу и молчим. Мы не здесь, мы в каком-то нереальном мире.

Никто ничего не видел и не слышал. Так было ли это на самом деле?®

Звонит телефон Сэма.

— Привет, Викс.

И все разом кончается. Вижу, как по траве к нам приближаются люди. Их много. Викс, Робби и Марк яростно спорят. Сэм хранит спокойствие. Викс вот-вот расплачется. Марк кричит, вскидывая руку с телефоном:

— Сэм, тебя спрашивает сэр Николас!

Сэм устремляется к нему и берет трубку.

А затем неожиданно появляются автобусы и машины, чтобы увезти всех в Лондон, и мы направляемся к дороге. Викс велит всем появиться в офисе в семь утра.

Меня посадили в одну машину с Сэмом. Викс наклоняется к окошку:

— Спасибо, Поппи.

Не могу понять, иронизирует она или нет.

— Все хорошо, — отвечаю я на тот случай, если она искренна. — И… простите. За…

— Да, — глухо говорит она.

Машина трогается с места. Сэм сосредоточенно набирает сообщение, лицо у него хмурое. Я не смею даже слова сказать. Проверяю свою почту, но от Магнуса ничего нет. Кладу телефон на сиденье, смотрю в окно, и уличные фонари сливаются в одну яркую полосу. Куда же меня везут?

Не замечаю, как засыпаю.

Моя голова каким-то образом оказывается на груди Сэма, слышу его голос: «Поппи? Поппи?» Просыпаюсь, шея затекла, все как в тумане.

— О… — Принимаю правильное положение. — Простите. Боже. Вы должны были…

— Все в порядке. Вы живете здесь?

Смотрю в окно. Мы в Бэлхэме. Перед моим многоквартирным домом. На часах полночь.

— Да, — удивленно отвечаю я. — Откуда вы…

Сэм кивком показывает на телефон, все еще лежащий на сиденье:

— Там есть ваш адрес.

— Ах да. — Мне ли жаловаться, что он нарушит неприкосновенность моей личной жизни.

— Я не хотел будить вас.

— Конечно. Спасибо.

Сэм протягивает мне телефон, но как-то неуверенно.

— Я прочитал ваши сообщения, Поппи. Абсолютно все.

— О. — Не знаю, как реагировать. — Ну, это немного слишком, вы не находите? То есть я, конечно, читала ваши письма, но вам не следовало…

— Это Люсинда. Ручаюсь. Она та самая девушка.

Люсинда?

— Но откуда… Почему?..

— Она лжет вам. Постоянно. Она не могла быть во всех тех местах, где она, по ее словам, была. Это невозможно.

— На самом-то деле… я тоже обратила на это внимание, — признаю я. — Думала, она хочет, чтобы я заплатила ей за большее количество часов. Или что-то в этом роде…

— У нее почасовая оплата?

Чувствую себя полной дурехой.

— Вообще-то нет. У нас «все включено».

— Вы не заметили, что Магнус и Люсинда шлют вам сообщения с интервалом в десять минут?

Медленно качаю головой. С какой стати мне это замечать?

— Я начинал как аналитик, — говорит Сэм, — и разбираюсь в таких вещах.

— В каких таких вещах? — не понимаю я.

Сэм протягивает мне клочок бумаги. Ох…

Он начертил диаграмму. Время и даты. Звонки. Сообщения. Письма. Он проделал все это, пока я спала?

— Я проанализировал ваши сообщения. Теперь вы сами можете понять, что происходит.

Он проанализировал мои сообщения. Как это?

Сэм отдает мне листок, и я тупо смотрю на него.

— Видите связь?

Связь. Понятия не имею, о чем он. Я словно на экзамене по математике.

— Э…

— Посмотрите на эту дату, — указывает он. — Они оба написали вам около шести часов, спрашивали, как у вас дела. Затем в восемь Магнус сообщил, что будет допоздна работать в лондонской библиотеке, а спустя несколько минут Люсинда написала, что бьется над подвязками для подружек невесты в магазине в Шордитче. В восемь вечера? Увольте.

Я молчу. Теперь я вспомнила об этом письме. Оно даже тогда показалось мне немного странным. Но нельзя делать такие ужасающие выводы на основании одного-единственного странного письма, верно?

— Ну кто просил вас анализировать мои сообщения? — Знаю, я говорю зло, но ничего не могу с собой поделать. — Кто сказал, что это вас касается?

— Никто. Вы спали. — Он разводит руками. — Простите. Я начал все это просто так, а потом вырисовалась определенная схема.

— Два письма не могут быть схемой.

— Их больше, чем два. — Он снова показывает на листок. — На следующий день у Магнуса был вечерний семинар, о котором он «забыл» упомянуть. Пять минут спустя Люсинда написала вам о мастерской кружев в Ноттингэмшире. Но за два часа до этого она была в Фулхэме. Так Фулхэм или Ноттингэмшир? В час пик? Нереально. Думаю, это ее алиби.

От слова «алиби» меня пробирает дрожь.

— Через два дня Магнус пишет вам и отменяет совместный ланч. Почти сразу же Люсинда извещает, что будет очень занята до двух часов. Никакой другой причины писать вам у нее не было. С какой стати ей нужно было предупреждать вас, что она невероятно занята во время ланча в самый обычный день?

Сэм ждет ответа. Словно он у меня имеется.

— Я… Я не знаю…

Почему я не видела того, что происходило прямо перед моими глазами? Почему?

Магнус и Люсинда. Это похоже на дурную шутку. Одна из них должна организовать мою свадьбу. Другой должен присутствовать на этой свадьбе. В качестве жениха.

Но подождите… Кто прислал анонимку? Этот человек не из друзей Магнуса, а подруг Люсинды я не знаю…

— Помните, Магнус сказал вам, что ему нужно проконсультировать свою аспирантку? И Люсинда тут же отказалась от вашей встречи, вы тогда хотели определиться с напитками. И послала вместо себя Клеменси. Если вы сверите время…

Сэм продолжает говорить, но я едва слышу его. Ну конечно. Клеменси.

Клеменси.

Клеменси слишком боится Люсинды, чтобы подписаться. Но хотела поставить меня в известность. Если было о чем.

Дрожащими пальцами беру телефон и нахожу то сообщение. Читаю его и словно слышу мелодичный взволнованный голосок Клеменси. Мне кажется, я даже узнаю ее интонации.

Клеменси не стала бы выдумывать ничего подобного. Она, должно быть, увидела что-то… или услышала…

— Как бы то ни было, — Сэм видит, что я больше не слушаю его, — это всего лишь догадка, вот и все. — Он складывает листок, и я забираю его.

— Спасибо.

Мы молчим.

— Ладно, — наконец вздыхаю я. — Уже поздно. Еще раз спасибо…

— Нет, — перебивает он меня, — спасибо вам.

Киваю. Думаю, мы оба слишком измотаны для обмена любезностями.

— Это было…

— Да.

Поднимаю глаза и совершаю ошибку — ловлю взгляд его блестящих в свете уличных фонарей глаз. И всего на одно мгновение переношусь назад…

Нет. Не надо, Поппи. Ничего не было. Не думай об этом. Забудь.

— Ну… — берусь за ручку дверцы, — я должна отдать вам телефон…

— Оставьте его себе, Поппи. Он ваш. — Сэм сжимает мои пальцы вокруг телефона и какое-то мгновение не выпускает их. — Вы заслужили этот трофей. И пожалуйста, не беспокойтесь о моей почте. С завтрашнего дня все мои письма будут поступать новой помощнице. Ваша работа завершена.

— Спасибо! — Открываю дверцу, а затем, следуя внезапному импульсу, поворачиваюсь к нему: — Сэм… надеюсь, у вас все будет хорошо.

— Не беспокойтесь обо мне. Все действительно будет прекрасно. — Он улыбается своей удивительной улыбкой, и мне неожиданно хочется крепко обнять его. Он вот-вот потеряет работу и все же может так улыбаться. — А я надеюсь, что все будет хорошо у вас, — добавляет он. — Простите меня… за все.

— О, со мной точно будет все отлично! — Смеюсь, хотя понятия не имею, что и как со мной будет.

Мой будущий муж, возможно, трахает организаторшу свадьбы. Так что «отлично» — большая натяжка.

Водитель откашливается, и я вздрагиваю. На дворе ночь. Я сижу в машине на своей улице. Давай, Поппи! Шевелись. Пора завершать этот разговор.

И хотя мне хочется этого меньше всего на свете, заставляю себя выйти из машины, хлопнуть дверцей и сказать «Спокойной ночи!», а потом иду к входной двери и открываю ее, потому что инстинктивно знаю, что Сэм не разрешит водителю тронуться с места, пока не удостоверится, что я в безопасности. А затем снова выхожу на улицу и стою на крыльце, глядя, как машина уезжает прочь.

Когда она сворачивает за угол, проверяю телефон, смутно ожидая чего-то…

Но телефон молчит. И впервые в жизни я чувствую себя одинокой.

13

На следующее утро это во всех газетах. На первых полосах. Я сбегала к киоску, как только проснулась, и скупила все, что у них было.

Фотографии сэра Николаса, фотографии премьер-министра, фотографии Сэма, фотографии Эда Экстона и даже фотография Викс в «Мейл». В заголовках то и дело мелькают слова «коррупция» и «попытка скомпрометировать». Записка опубликована полностью, и приводится официальное заявление кабинета министров о сэре Николасе в связи с его положением в правительственном комитете. Помещены даже две карикатуры на него: он держит мешки с надписью «Счастье», набитые деньгами.

Но Сэм прав. Во всех материалах сквозит оттенок неопределенности. Некоторые журналисты уверены, что сэр Николас написал эту записку, другие уверены, что все это сфабриковано. Одна газета назвала его самонадеянным взяточником; другая заявила, что сэр Николас — кристальной честности человек. Если Сэм хотел поставить всю историю под вопрос, то, несомненно, преуспел в этом.

Я написала ему утром:

У вас все хорошо?

Но ответа не получила. Должно быть, занят. Уж наверняка.

Чувствую себя разбитой. Не спала полночи, потому что была невероятно взвинчена, а проснувшись на рассвете, сразу же схватилась за телефон. Магнус написал несколько слов:

Прекрасно провожу время. М. Целую, целую, целую

Прекрасно проводит время. О чем мне это говорит? Да ни о чем.

Возможно, радуется, что я ничего не знаю о его тайной любовнице. Или предвкушает роль верного мужа, не имея понятия о том, что Клеменси проведала о нем и Люсинде.® Или же принял решение никогда больше не изменять мне.

Я не в своей тарелке. Хочу, чтобы Магнус был здесь, в этой стране, в этой комнате. Хочу спросить у него: «Ты изменял мне с Люсиндой?» — и выслушать его ответ, а потом решить, как быть. Состояние полной неопределенности так мучительно.

Бреду в кухню за второй чашкой чая, вижу свое отражение в зеркале и корчу себе рожу. На голове воронье гнездо. Пальцы грязные от типографской краски. Лицо помятое. Та еще счастливая невеста.

Сегодняшний день я собиралась полностью посвятить свадебным приготовлениям, — но стоит мне подумать о предстоящей суете, как внутренности скручивает, а к глазам подступают слезы. Но и просидеть дома весь день я не могу. Нужно чем-нибудь заняться. Выпив чаю, решаю отправиться на работу. Пациентов у меня сегодня нет, но я могу привести в порядок бумаги.

В клинику я пришла первой, сижу в тишине, сортирую карты пациентов, и монотонность этого занятия успокаивает. Так проходит минут пять, а потом появляется Анжела и начинает суетиться — включает свой компьютер и телевизор, готовит кофе.

— Это так уж необходимо? — Я морщусь от шума.

Но Анжела смотрит на меня так, будто я посягаю на права человека.

— Я никогда не пропускаю эту передачу.

Спорить не имеет смысла. Я могу уйти с картами в свой кабинет, но у меня нет сил, поэтому пытаюсь отключиться от внешнего мира.

— Посылка! — Анжела плюхает мне на стол какой-то пакет. — Купальник для медового месяца?

Купальник? А зачем? Я была совсем другим человеком, когда заказывала все это. Помню, как-то раз во время ланча залезла в Интернет и стала выбирать бикини и полотенца. И вряд ли бы поверила, что за три дня до свадьбы буду сидеть и гадать, а стоит ли мне выходить замуж.

— …И в сегодняшних передовицах говорится о возможной коррупции на государственном уровне. — Голос ведущего отвлекает меня от горьких мыслей. — В студии находится человек, знающий сэра Николаса Мюррея вот уже тридцать лет. Это Алан Смит-Ривз. Алан, ситуация спорная и щекотливая. Что вы о ней думаете?

— Я знаю этого парня, — важно заявляет Анжела, когда Алан Смит-Ривз открывает рот. — Мы с ним прежде работали в одном здании.

На экране появляется фотография Сэма.

Быстро отвожу взгляд. В груди начинает ныть, и я не знаю отчего. Тревожусь за него? Или же из-за вчерашней ночи, когда мы стояли в лесу и он обнимал меня? Или потому, что я никогда больше не увижу его?

— А он симпатичный. — Анжела разглядывает Сэма. — Это и есть сэр Николас?

— Нет! — резко отвечаю я. — Не говори глупостей!