Как наиболее сильных я оценила троих — вампира с бульдожьей челюстью и квадратной фигурой, аристократического вида кровососа с завитыми светлыми локонами и изящного женоподобного брюнета с татуажем век и бровей, а также кокетливой мушкой над губой. Про себя я окрестила их Бульдогом, Блондином и Красоткой.

В целом игра напоминала упрощённый покер. Моя оценка оказалась верной: Бульдог остался с тремя «маркизами», Красотка и Блондин — с одним. Правда, комбинация Красотки была выше по остальным картам, чем у Блондина, но большой роли в данном случае это не играло, всё равно Бульдог получал весь «банк» — кровь всех людей, поставленных на кон. Он мог увести их с собой и либо выпить постепенно сам, либо закатить кровавую вечеринку для своих друзей с групповым распитием. Откинувшись на кожаную спинку кресла, победитель сгрёб себе все фишки и хищно оскалился в улыбке:

— Я сегодня щедрый, господа. Приглашаю всех разделить со мной мой выигрыш.

— Широкий жест, собрат, — обворожительно улыбнулся Красотка. — С удовольствием принимаю приглашение.

Остальные тоже не отказались. Я встала с дивана, опираясь на зонтик, подошла к столу и сказала:

— Господа, не рано ли вы кончаете вечер? Предлагаю партию в тейнту: я против победителя. — Я кивнула Бульдогу. — Ваша ставка — только что выигранная вами кровь, моя… У меня — только жизнь, ею я и готова рискнуть.

Горло вампира издало длинный задумчивый рык. Бульдог потёр подбородок.

— Хммм… Предложение слишком заманчиво, чтобы от него отказываться! — объявил он с не предвещающей мне ничего хорошего ухмылкой. — Господа, вечеринка чуть откладывается. Но в качестве морального удовлетворения за задержку, думаю, неплохо послужит смерть этой молодой особы.

Блондин недобро прищурился и сказал:

— О, мы с удовольствием задержимся, чтобы посмотреть на это, собрат.

Все игроки, кроме Бульдога, покинули стол и встали в стороне. Я села напротив вампира, сняла цилиндр и положила зонтик на колени. С предвкушением во взгляде Бульдог собрал карты, перетасовал и протянул колоду мне:

— Сдавайте, юная леди.

Я приняла колоду из его рук.

— С вашего позволения, я ещё раз перемешаю.

Эффектным «хвостом голубя» я перетасовала карты и в закрытую сдала Бульдогу пять из них. Окинув взглядом карточный веер в своей руке, тот сказал:

— Готов.

На его мыслях стоял блок — мощный, как каменная стена метровой толщины. Его взлом мог отнять много времени и сил, но я знала способ хитрее — считать информацию из событийно-ментального слоя сумрака. Этим приёмом владели, в основном, только лорды, но мой отец меня многому научил.

Бульдог отложил задуманные карты в сторону рубашкой вверх. Для усложнения допускалась одиночная, двойная и тройная подстава, и нужно было развернуть эти мысленные слои, как капустные листы, чтобы добраться до настоящей карты.

Входя в транс, я расслабила всё тело, только позвоночный столб оставила твёрдым стержнем — принимающей антенной. Серым коконом сумрак окружил меня, вопросительно шурша и хаотически показывая картинки. Из всего этого винегрета надо было подцепить нужную: Бульдога за карточным столом.

Вот он. Я проникла в его голову… Карты, карты, карты… Пятёрка Змей, Десятка Виночерпиев, тройка Чаш, Звездочёт и «мёртвый маркиз» — белокурый юноша с закрытыми глазами и кровоточащим горлом. Это пять карт, которые я ему сдала. Какие из них он задумал? Шла двоякая информация: в голове Бульдога была пятёрка Змей и Звездочёт, а вот событийный слой показывал руку вампира, кладущую на стол «маркиза» и тройку Чаш. Причём видела я эту руку так, как бы смотрел на неё сам её обладатель. Значит, подстава. Вот только сделана была она не по правилам: Бульдог подставил обе карты, а не одну. Шулер, однако!

Я открыла глаза.

— «Мёртвый маркиз» и тройка Чаш, — назвала я задуманные карты.

Выражение злорадного предвкушения сбежало с лица вампира. Остальные игроки зашептались изумлённо:

— Какой быстрый ответ… Просто не может быть…

Бульдог зарычал и хватил кулачищем по столу. Карты подскочили и перевернулись: это действительно был «маркиз» с тройкой Чаш. Наклонившись к уху вампира, я шепнула:

— Вы подставили обе карты, уважаемый. Впрочем, замнём это.

С львиным рыком Бульдог смахнул со стола всю колоду.

— Ещё раз! Я хочу отыграться!

— Извольте, — кивнула я. — Но на моих условиях. Я ставлю кровь и свою жизнь, а вы ставите свою силу. И мы меняемся: теперь я — свиток, а вы — чтец.

Бульдог притих в тяжком раздумье. Красотка подал голос из полутьмы зала:

— Собрат… Это будет неразумно. Людишки — пустяк. Но ваша сила… Полукровка владеет приёмами лордов, играть с ней смертельно опасно.

— Хватит! — перебив его, рявкнул Бульдог. — Я играю.

Нам подали новую колоду. Бульдог сам вскрыл её, перетасовал два раза, а мне тасовать не дал. Злобно бросив мне пять карт, он уставился на меня выжидательно.

Я установила двойной блок — обычный плюс «зеркало»: даже взломав обычный блок, вампир увидит информацию как бы зеркально искажённой. Например, если я загадаю десятку Чаш и пятёрку Виночерпиев, то числовые значения перепутаются с мастями, то есть видно будет пятёрку Чаш и десятку Виночерпиев. А если сделать ещё и подставу — тоже с «зеркалом», то шансов угадать карты практически не остаётся.

— Готова, — сказала я и отложила задуманные карты.

Бульдог закрыл глаза. Пришлось некоторое время выносить неприятное ощущение, будто кто-то пытается копаться в моих мозгах. Первый блок, который я намеренно сделала не слишком сильным, вскоре рухнул, но осталось двойное «зеркало», и вот тут Бульдог запутался. Он долго морщил лоб, мычал, рычал, скрёб подбородок, сосредотачиваясь снова и снова… Максимум в пятнадцать минут истёк.

— Время, — напомнила я. — Называйте карты, любезный.

Бульдог затряс головой, будто это могло ему помочь распутать мой двойной узел.

— Или признавайте себя побеждённым, — добавила я.

— Рррр, — зарычал Бульдог. — А, чёрт! Шестёрка Змей и тройка Виночерпиев.

Выдержав драматическую паузу, я открыла карты: тройка Змей и шестёрка Виночерпиев.

— Проклятье, наоборот! — вскричал вампир.

— Вы были на волосок от разгадки, — подытожила я. — Весьма сожалею.

Тишина не повисла — она просто повесилась. Её труп, ледяной и жуткий, поверг всех в долгое тягостное молчание.

— Ну, вы намерены отдать мне мой выигрыш? — спросила я.

Глаза Бульдога потемнели от ярости.

— Как бы не так! — рыкнул он.

Я была готова к чему-то в таком роде. Перевёрнутый стол с грохотом полетел в стену, врезался в неё и разбился, а руки вампира схватили пустоту: подскочив, я с зонтиком в зубах повисла на люстре, качнулась и прыгнула на соседний пустой стол. Бульдог прыгнул за мной, но — вот неприятность! — он был слишком тяжёл и грузен, и столешница проломилась, а я уже к тому времени успела отскочить. Вампир застрял, и, чтобы высвободиться, ему требовалось несколько секунд… которых у него как раз и не было. Мои клыки вонзились в его бычиную шею.

Остальные кинулись ему на помощь, но двоих я сразу отправила в небытие ампулами из зонтика, не отрываясь от Бульдога, а другие не рискнули сунуться. Когда ворвались вышибалы, всё было уже кончено: сила вампира перешла ко мне.

— Если кто-то из вас двинется — любого испепелю, — предупредила я, держа вышибал на прицеле.

— Какого расчертячьего жареного дьявола тут происходит, матушку вашу шампуром во все дырки?!

Так изысканно ругаться умел только хозяин заведения. Именно он и появился на пороге зала, возмущённо тараща круглые глаза на лоснящейся шоколадной физиономии. Был он тощ, как сушёная вобла, и страшен, как Судный день: ртом Дженго обладал огромным, полным поистине акульих зубов, что при ужасающей худобе делало его похожим на рыбу — глубоководного удильщика. Увидев Бульдога, безжизненно распростёртого на полу с угасшими, как перегоревшие лампочки, глазами, он воздел руки к потолку.

— О, высохните мои яйца! Что за бл*дская хренораспердень здесь случилась?

— Привет, Дженго, — сказала я. — Он не хотел платить карточный долг.

— Это правда?! — взвизгнул Дженго, обращаясь к оставшимся в живых игрокам.

Те подтвердили. Лицо Дженго вытянулось, как резиновое, в выражении крайнего порицания.

— Карточный долг — это святое, — сказал он, неодобрительно поцокав языком. — Поделом ему, хоть и уважаемый был клиент. Ребята, уберите…

Повинуясь знаку его тощей, как птичья лапа, руки, вышибалы поволокли Бульдога прочь из зала, другие вампиры-игроки убрались от греха подальше сами. Прикрыв за ними дверь, Дженго с наигранным радушием раскрыл мне объятия:

— Кого я вижу, чёртики-блевотики! Ну пойдём, мать, пойдём, есть одна темка…

Глава 25. Благородство и предательство

Так и оказалось: Аньези впустил меня неспроста. Но сперва я попросила, чтобы отыгранных мной людей выпроводили из казино. Только убедившись, что все они покинули опасное заведение, я поднялась с Дженго в его кабинет.

— Ну, сознавайся, зачем пожаловала в наши края? — лукаво сощурившись, спросил он.

— Да вот, сыграть что-то захотелось, — уклончиво ответила я.

Дженго хитро погрозил тощим когтистым пальцем.

— Э-э, нет, мать, меня не проведёшь… Слухами земля полнится. Болтают, что ты прикончила сынка самого лорда Немета?

— А ты поменьше верь слухам, — ответила я. — Что у тебя ко мне за разговор?

Дженго с хлопком соединил ладони, потёр их друг о друга.

— Да вот, понимаешь ли… Деликатного свойства дельце. Что ты скажешь на то, чтобы выполнить разовую работу охотника?

Я прикинулась удивлённой.

— Ты хочешь меня нанять, чтобы убить своего собрата?

Дженго сморщился, как сушёный кальмар.

— Да нет… Не убить, а только пригрозить убийством. Ну, и хорошенько отмутузить, как ты это умеешь.

— Что, твои громилы оказались бессильны? — усмехнулась я.

Дженго развёл руками.

— Этот придурок их как младенцев сделал.

— М-м… Серьёзный тип, — нахмурилась я. — А кто это и чем тебе насолил?

— Старый, выживший из ума грёбаный кровосос… Старше самого дьявола. Массимо Инганнаморте. Повадился убивать моих девочек, понимаешь.

Дженго содержал не только казино, но и публичный дом. Все его проститутки были человеческими женщинами: для женщин-вампиров он считал это слишком низким занятием. От клыков Массимо погибло уже пять девушек. Дженго сообщил мне место его обитания — заброшенный и полуразвалившийся особняк на окраине города.

— Этот проклятый старый «чёрный вдовец» быстр, как мысль, — предупредил он меня. — Даже для вампира это нечто фантастическое. После того как в тысяча восемьсот хрен знает каких годах от рук охотников отправилась в небытие его жена, старик тронулся умом. Жаль его, конечно, но при чём тут мои девочки? Если ты вырвешь его треклятые клыки и принесёшь мне — заплачу тебе по-королевски. Тебе, наверно, сейчас денежки-то не помешают…

Я решила наведаться к старому вампиру: если дело выгорит, он станет моим номером шесть. Такой древний кровосос стоил трёх молодых.

То, что когда-то носило гордое название особняка Инганнаморте, сейчас представляло собой жалкое и жуткое зрелище. Труп дома или, точнее, мумия — так, наверное, можно было назвать эти развалины. Когда-то их хозяин процветал, блистал в вампирском обществе, но сейчас он влачил существование кладбищенского вурдалака, а дом пришёл в запустение и начал разрушаться. Рассветные лучи солнца озаряли обнажённую кирпичную кладку на разломах, а оплетающая ветхие стены ползучая роза сверкала алмазами росы. Романтичное и грустное зрелище — как и история хозяина этого дома.

Я нарочно отправилась к Массимо на рассвете: я-то солнца не боялась, а он его не выносил, потому и спрятался где-то в погребе. Но вот загвоздка: бродя по комнатам и прикасаясь к растрескавшимся стенам, я ощущала всей душой боль и горе их хозяина. Думаете, вампиры не способны на чувства? Ну, значит, вы ничего о них не знаете…

Каждый сантиметр здесь был пропитал болью. Действительно, можно сойти с ума, если вариться в этом каждый Божий день (или, точнее, ночь) на протяжении почти двух веков. Потеря любимого существа подкосила Массимо, он утратил смысл и просто жил по инерции, не интересуясь ни настоящим, ни будущим: мыслями он остался в прошлом, когда его любимая была жива…

Всё-таки иногда тяжело быть эмпатом… Испытав всю боль этого существа, я сожалела о своём охотничьем прошлом. Я убивала их… А у них оставались те, кто по ним тосковал. Но, охотясь, я задвигала своё сострадание так далеко, как это было возможно: для меня они были паразитами, просто кровососами. Врагами. Монстрами. Так сильно было влияние Кельца, его непримиримой страсти и безжалостности, что я не задумывалась: а может, им тоже больно? А может, они тоже умеют любить? Особенно те, кто был не рождён вампиром, а стал им — в них оставался призрак человека.