Алана Инош - У сумрака зелёные глаза

— ДА!! — зарычало из кустов. — Я МАНЬЯК!!

— Ох ты Господи, — устало вздохнула я, выпустив дым. — Ну, с чем вас и поздравляю.

А за кустами послышался уже другой голос — женский:

— Вот ты где шатаешься, горе ты моё! А ну домой, маньяк хренов! А ну, пошёл!

Раздались шлепки, скулёж.

— Ну Зина-а-а… — гнусаво заныл «маньяк».

Из кустов выглянуло круглое, как пасхальный кулич, бабье лицо. Здоровенная, толстая тётка.

— Девушка, вы извините, пожалуйста! Это муж мой, Коля. Он как выпьет — так его тянет на улице людей пугать.

— Понятно, — сказала я.

Я смотрела вслед силуэту мощной бабенции, которая шлепками и тычками гнала вперёд хилого сухонького мужичонку, на каждом шагу пошатывавшегося и спотыкавшегося. Гм, это у пауков, кажется, самки крупнее самцов?.. Скулёж и икота, перемежавшиеся со сварливой женской руганью, постепенно стихли вдали, а я прислонилась к стволу дерева… Звёзды, главпочтамт и туфли.

ЭТО ВСЁ УЖЕ БЫЛО.

А ещё был «Майбах», зелёные глаза, вампиры и сумрак.

Сахар уже давно растворился, а чай остыл, но я всё звенела ложечкой в кружке, как заведённая. Плотину памяти прорвало, и я утонула в воспоминаниях… Просто захлебнулась.

Аида. Наша поездка, база охотников, мастер-класс. Лорд Эльенн, замок, князь Огнев, укус Эрики. Монастырский сад и чан с яблочным соком. Седой Тьерри, Луиза-Эмилия и граф.

Сумрак. Пустота.

Дальше — эта квартира, а что было в промежутке — как будто вырезано или затёрто. Только невразумительные обрывки, похожие на сон: цветущая поляна, горы, костёр и зелёные глаза. Люди с оружием, парень с индейскими косичками. И всё… Одни смутные образы.

Где же Аида? Чья это квартира? Почему я здесь, а не дома?

Домой. Мне надо домой.

Было шесть утра, бессонная ночь скончалась в мучительных судорогах. Натянув плащ и всунув облепленные пластырем ноги в злосчастные туфли, я вышла в осенний сырой туман — без завтрака, даже без кружки чая. Оглянулась на дом, который никогда не был моим… Чужая роскошь смотрела мне вслед: ну и катись, мол, восвояси. Ну и покачусь.

Пустая остановка, туман. Дрожь, озноб, сигарета. Укол в сердце. Надо бросать курить.

Почти пустой автобус, место у окна. Моя остановка. Мой дом, тревога… Вместо моего подъезда — руины, ограждённые трепетавшими на ветру красно-белыми лентами.

Меня взяла оторопь. Ничего не понимая, я бродила вдоль дома, ища свой подъезд и не находя его, раз за разом натыкаясь на руины. Куски бетона с торчащей арматурой вперемешку с изломанной мебелью, оконными рамами, шифером… Как же так, что это?

Какая-то старуха с сумкой звякала пустыми бутылками. Хоть у неё спросить.

— Извините… Вы не знаете, что тут случилось?

Старуха повернула ко мне загорелое дочерна лицо. Нет, она была не старой, просто преждевременно разрушенной алкоголем.

— А то ли ты сама не видишь? — проворчала она, дыша застарелым перегаром. — Подъезд рухнул…

— Но из-за чего? И когда? Я просто живу… Жила здесь, — поправилась я, чувствуя, что скоро не смогу говорить из-за солёного кома в горле. — Я уезжала… и вот…

Собирательница пустой тары поглядела на меня сочувственно.

— Эхе-хе, голубушка… Вон оно как. А в августе это было. Двадцатого… Почему помню — так у моего мужика день рождения был, отмечали как раз в соседнем доме. И тут бабахнуло. Говорили — газ взорвался. Жертвы были, людей там попридавливало… Значит, и твоя квартирка там была?

Слёзы уже катились по щекам. Я очнулась в той чужой квартире двадцать девятого… Значит, к тому моменту уже девять дней всё стояло вот так — в руинах…

— Да… Была…

— Ну, не реви, не реви, — заворчала старуха. — Ты к энтим… МЧС или кто ль оно… К властям, короче, обратись, там компенсации положены всем, у кого квартиры погублены. Много шибко не дадут, на новую квартиру не хватит, да с паршивой овцы хоть шерсти клок… С государства-то с энтого нашего… Скажи слава Богу, что не было тебя там, живая хоть осталась — считай, повезло тебе, девонька! Пойти-то есть к кому?

— Спасибо, — пробормотала я, отходя прочь.

У меня больше не было дома. Ничего больше не было — ни дома, ни Андрея, ни Аиды… Он всё-таки замутил роман с этой «Мальвиной» — кстати, перекрасившейся из блондинки в брюнетку, а Аида… Она даже не захотела меня принять в качестве пациентки: наверняка вся эта история с отъездом на месяц была выдумкой, а на самом деле Аида просто не хотела меня видеть. Прошлое разделило нас непреодолимой стеной, будь оно проклято…

Хотя хорошее в этом тоже было. Если мы вернулись — значит, та история с лордом Неметом закончилась. Аида жива, с ней всё в порядке — что могло быть важнее? А то, что её такие нужные мне и родные зелёные глаза не желают меня видеть… Ну что ж… Тогда меня больше ничто не держит в этом мире.

На работе я тоже была, что называется, в пролёте: на моё место уже приняли новую сотрудницу. Что ж, неудивительно: взяла отпуск на две недели, а сама пропала на два месяца. Какие я могла дать объяснения по поводу своего длительного прогула? Что я загостилась у вампиров, с приложением справки от лорда Эльенна? Смехотворно. Впрочем, всё это уже не имело значения. Требовать восстановления через суд я не собиралась — мне было уже всё равно. Я просто забрала в отделе кадров свою трудовую книжку и ушла.

Я вспомнила этот город… Не знаю, лучший ли он на земле, но в нём прошла большая часть моей жизни. И он заслуживал того, чтобы сказать ему «спасибо» и «прощай». Под руку с осенью я прошлась по его улицам, заглянула в знакомые витрины, в окна-глаза домов, а когда проходила мимо кафе-мороженого, где мы с девчонками любили сидеть, у меня грустно ёкнуло в груди. Зайти, что ли?

Выбрав фисташковое мороженое с миндалём, я пошла к свободному столику… И услышала:

— Вот она! Алёнка, дрянь такая, куда ты пропала?!!

Подумать только: они были здесь, полным составом — Танюшка, Вика и Лена, и смотрели на меня глазами голодных волчиц, будто жаждали разорвать в клочья… или задушить в объятиях. В данном случае оказалось — второе. Пища, визжа и тиская меня, они чуть не размазали по мне моё мороженое.

— Алёнка! Господи Боже!!! Где ты пропадала?! — разом набросились они на меня.

— Девочки, не все сразу, — улыбнулась я.

— Ну ничего себе! — возмущённо вскричала Танюшка. — Прислала какую-то невразумительную SMS-ку и исчезла… Мы уже в розыск тебя объявлять хотели! Ты где была так долго?

— Уезжала… за границу, — ответила я нехотя. Не соврала, впрочем.

— За границу?! Вот это да! А куда, куда? — желали знать девочки.

— В Европу, — сказала я. — Извините, что так надолго пропала… Но я не могу вам всего рассказать.

— Как это — не можешь? — накинулись на меня девчонки. — Что у тебя там случилось? Тебя что — в плену, что ли, держали?

Я кисло усмехнулась.

— Ну… Без приключений не обошлось.

— Приключений?!! Так, колись! Любовь, что ли? — сразу просекла Танюшка своей золотой тыковкой. У неё на эти дела было просто феноменальное чутье.

Лена с Викой, заслышав «кодовое» слово, моментально навострили уши. Увы, я не могла порадовать их красивой любовной историей, да и сам их интерес казался мне глупым и пустым. Всё ушло за призрачную завесу осеннего тумана, затянутое тучами небо уже звало меня к себе, а земные дела вызывали лишь досаду.

— Нет, ничего интересного, — сказала я. — Сплошной мрак и боль. Не пытайте меня, девочки, ладно? Я не могу сейчас ни о чём говорить.

Они разочарованно и огорчённо повздыхали. Про мою квартиру им было уже известно, но волновал вопрос:

— Где ты сейчас хоть обретаешься-то?

Я пожала плечами.

— Сама не знаю, где…

Девочки выпучили глаза.

— Как это? Бомжуешь, что ли?

— Да нет, — признала я. — Кажется, меня кто-то приютил, только пока не совсем понятно, кто.

Кое-кому из жильцов того дома я всё-таки решилась задать парочку странных вопросов, но они не знали, кто жил в этой квартире до меня. Она всё время стояла пустой, а если туда кто-то и приходил иногда, то они этого не видели. Да и вообще, народ в этом доме подобрался какой-то занятой и нелюбопытный, а всезнающих бабулек на лавочке не наблюдалось: жильё в таком доме пенсионерам было просто не по карману. Некоторую надежду я возлагала на дворника-садовника Анатолия Петровича, но и он не обладал какой-то вразумительной информацией. Одним словом, не квартира, а загадка.

— Ну ладно, — вздохнула Танюшка. — Хоть увидели тебя наконец-то. Живая — и то слава Богу, а то мы уж всякое передумали…

Не исключено, что они видели меня в последний раз…

Осенний вечер молчаливо и тревожно заглядывал в окна. Он беспокоился: зачем я скручиваю простыню жгутом и делаю на конце петлю? Зачем привязываю другой конец к люстре? У вечера не было рук, чтобы остановить меня, а вот у сумрака имелись щупальца — чтобы подтолкнуть.

Но вечер очень хотел меня спасти, и он придумал способ — звонок в дверь. Тут было чему удивиться: я не ходила ни к кому с визитами, и никто не ходил ко мне. Кому я могла понадобиться в этом доме?

— Кто там? — дрогнувшим голосом спросила я.

— Друзья, — ответил низкий мужской голос.

— У меня нет друзей, — пробормотала я, холодея.

— Ошибаешься, — в голосе слышалась улыбка. — Не бойся. Мы — с добром.

Сначала я увидела огромный букет роз, а потом — сверкающую лысину и такие же сверкающие тёмные очки Кельца. А за плечом у него — белобрысые вихры Змея. Не спрашивая разрешения, Кельц вошёл, окидывая взглядом обстановку. Прошёлся по комнатам, заглянул в спальню и увидел конструкцию из простыни.

— Вовремя мы пришли, — хмыкнул он и вручил мне розы.

Кажется, он любил чай, вспомнилось мне. Я бросилась на кухню заваривать, а охотники молча прошли следом и сели к столу.

— Рад застать тебя в добром здравии, — сказал Кельц. — Как с памятью? Не восстановилась ещё?

Забыв о чайной ложке, я вытряхнула заварку в чайник прямо из пачки.

— Восстановилась недавно. Вы — Александр Кельц, я помню. А это — Змей.

— Это хорошо, — кивнул Кельц.

Чай заварился, я разлила его по чашкам. Гости молчали, я тоже не знала, что сказать. Но потом у меня созрел вопрос, а точнее, догадка:

— Так это всё — вы? Эта квартира, деньги… Это вы привезли меня сюда?

Охотники переглянулись.

— Нет, не мы, — ответил Кельц. — А ты что, не догадываешься, кто?

От волнения, недоумения и тревоги у меня заныло в животе.

— Нет… Я не знаю.

Это было не совсем правдой. Я просто не могла поверить в другой ответ.

— Всё ты знаешь, — сказал Змей. — И ты не ошибаешься.

— То есть… это квартира Аиды? — пробормотала я.

— Да, — кивнул Кельц. — Правда, она никогда не жила здесь. Пришлось поселить тебя тут, потому что в твоём подъезде взорвался газ. А почему тебя так удивляет, что Аида заботится о тебе?

— Я… Я думала, она ненавидит меня… Господи. — Меня начинало трясти.

— Ненавидит?! — изумился Змей. — Хотел бы я, чтоб меня так «ненавидели»! Ты знаешь, что она с собой сделала, чтобы вытащить тебя из сумрака? Чтобы он отдал тебя, она практически стала вампиром — тем существом, которых когда-то истребляла. Принесла в жертву свою человеческую суть, потому что сумрак просто так ничего не отдаёт. Если это ты называешь «ненавидеть», то объясни мне тогда, что, по-твоему, означает «любить»!

Да, вечер знал, как меня спасти. И довести до грани обморока — тоже.

— Ну-ка, пей.

Мне дали выпить несколько глотков чая, побрызгали холодной водой, а Змей знал массажные точки, которые заставляют организм встряхнуться. Его ловкие и твёрдые, как железо, пальцы волшебным образом вернули мне нормальное самочувствие, хоть и сделали чуть больно.

— Но почему она тогда… Почему прячется от меня?

— А ты сама не можешь понять? — покачал блестящей головой Кельц. — Она не уверена, что ты примешь её такую, какой она стала. Потому и держится на расстоянии. А эти мысли, — он кивнул в сторону спальни, где висела петля из простыни, — ты брось. Зря она, что ли, такое с собой сотворила?

— Пожалуйста, не убивайте её…

Это всё, что я смогла сказать, перед тем как разреветься — неукротимо, до боли в груди и мучительно мощных судорог диафрагмы.

— Ну, всё, — усмехнулся Змей. — Это всерьёз и надолго.

Тяжёлая рука Кельца погладила меня по волосам, как маленькую.

— Хорошо, мы учтём твоё пожелание, — сказал он полусерьёзно, полушутливо.

Змей был прав насчёт «всерьёз и надолго»: я плакала, провожая охотников до двери, плакала, одеваясь и укладывая волосы, заливалась слезами, спускаясь по лестнице и хлюпала носом, стоя на остановке. Аида работала до восьми, а сейчас было полвосьмого. «Теперь ей не отвертеться от встречи», — думала я, сидя в маршрутке. Больше ей от меня не спрятаться — всё равно найду, обниму и не отпущу никогда.