Кристин Уокер - Учебный роман

– Марси, ты и есть самая настоящая красотка от природы, – добавила я. – Всегда была и всегда ей будешь. Если Гейб этого не видит, значит, он слепая жопа. Знаешь что? Да даже если бы он это видел! Только придурки выбирают по внешности. Ты это прекрасно знаешь. – Я обняла ее и погладила по голове, точно так же, как мистер Пиклер гладил Сэм.

– Я знаю, – рыдала она. – Вообще-то я думаю, что на самом деле он решил со мной порвать, потому что я не соглашалась с ним переспать.

– Да, а кто бы согласился? – поинтересовалась я, вспоминая, сколько раз фантазировала об этом сама. – Ужасно, – добавила я, чтобы звучало убедительнее.

– В последнее время мне казалось, что больше ничего его и не интересует, – сказала Мар. – Он только об этом и твердил.

– Я надеюсь, он тебя ни к чему не принуждал?

– Нет.

– Хорошо.

– Ну, не совсем.

Я оттолкнула подругу, чтобы посмотреть ей в глаза:

– Не совсем? Что это значит?

Подруга принялась теребить лиловую ленточку на подушке.

– Ничего страшного. В смысле, ничего особо страшного. Он просто иногда… чересчур агрессивен. Но ничего противозаконного не делал.

– Мар, и не противозаконные поступки могут быть плохими. Не защищай его.

– Знаю. Не защищаю. Просто сложно что-то конкретное назвать. Иногда он просто чересчур нахальным становится. Злится, когда я не делаю то, что он хочет. А потом говорит, что любит, я знаю, что это брехня, но, когда слышу, все равно все снова кажется прекрасным. Фион, я думала, что он меня по-настоящему любит. И что я его люблю.

Мне было трудно поверить, что Гейб вот так разбил ей сердце. Тодд был прав. Гейб Веббер – кусок тоста. Которому давно пора задать жару. Уж я об этом позабочусь.

Марси вцепилась в подушку и завыла:

– Когда же уже перестанет так болеть?

– Все будет хорошо, – сказала я, гладя ее по спине. – Забудь его. Даже знаешь что? Делай вид, что ничего не было.

Мар распрямила спину и спросила с мольбой в голосе:

– Как?

И она ждала ответа. Сидящая на безупречно белом кружевном покрывале подруга хотела услышать от меня совет, как залечить раны на сердце и вернуть чувство собственного достоинства. Потому что как раз это ей сейчас было нужно. Забыть. А я заставила ее поверить в то, что это возможно. И как же это сделать?

Я подумала о бабушке, которая сорок три года жила с болью за дядю Томми. О директрисе, которая читала нам речь о браке, когда ее собственная семья распалась. О Мэгги Кляйн, утратившей интерес к работе, которой когда-то жила.

И тут я поняла, что ответить.

– Это невозможно, – прошептала я. – О плохом нельзя забыть, нельзя сделать вид, что этого никогда не было.

Марси плотно закрыла глаза и сжала губы.

– Но я хочу, – пропищала она.

Я убрала локон с ее лба:

– Нет. Это же твоя жизнь. Мар, это случилось с тобой. И когда ты это признаешь, ты сможешь строить свою жизнь дальше. Это изменит тебя. И от этого будет зависеть твое будущее.

Она открыла глаза и едва заметно кивнула:

– Не совсем краткосрочная перспектива.

– К сожалению, не могу посоветовать тебе ничего другого. – Мне было действительно жаль. Но у меня возникла мысль. – Но наверняка смогу тебя хоть немного подбодрить.

Подруга скорчила лицо и покачала головой:

– Ха. Сомневаюсь.

– Ну, смотри. – Я слезла с кровати и встала перед ней. Уперев руки в бедра, я прокричала: – ГОТОВА? ОТЛИЧНО. – И похлопала себя по ляжкам. – У НАС НАСТРОЙ ОЧЕНЬ БОЕВОЙ. ДА. У НАС САМЫЙ БОЕВОЙ НАСТРОЙ. БЕРЕГИТЕСЬ. МЫ ТОЛЬКО ЗАКРИЧИМ, И ВЫ ВСЕ РАЗБЕЖИТЕСЬ. ОН НЕ ПРОСТО ВОТ ТАКОЙ, – шаг и поворот, – ОН ДАЖЕ НЕ ТАКОЙ, – подъем и прыжок, – ОН, – приседание, – ОЧЕНЬ БОЕВОЙ! – «Русский прыжок». – САМИ ЗНАЕТЕ, КАКОЙ, – удар-удар-удар-удар, – САМЫЙ, САМЫЙ БОЕВОЙ! – Облизала большой палец и приложила к заду.

– О, боже мой. – Марси закрыла лицо руками и скорчилась от смеха. – Обожемойобожемойобожемой! – Она резко села. – Слушай! Вообще-то у тебя хорошо вышло!

– Да ты из-за слез ничего не видишь толком.

– Нет, было реально неплохо. Хотя, должна признать, ты в роли черлидера – одно из самых странных явлений природы, которые мне доводилось наблюдать.

– Мне надо прыжок отрабатывать, – сказала я.

– Хорошо. Но мне жутко понравилось. – Марси улыбнулась: – Фион, спасибо.

– Да уж. Только тебе я приватные танцы показываю, Мар.

Я позвонила домой, чтобы сказать, что поужинаю у подруги. После ужина я позвонила еще раз, спросить, можно ли у нее переночевать. Родители разрешили, так что мы сидели допоздна, обсуждая все, что с нами произошло за время нашего «временного разлада», как мы это называли.

Я рассказала о Саманте Пиклер. Марси снова перечислила список достоинств Джонни. Я сказала, что приезжал дядя Томми, и показала бабушкины кольца – я их надела. Она поведала мне обо всем, что было между ней и Гейбом. Я слушала, хотя ведь это все было… о нем.

Казалось, что «временного разлада» будто и не было. Но мы обе прекрасно помнили, что он был.

Но теперь он стал частью нашего опыта.

В общем, я помирилась с Мар. Помирилась с Господином Обосрашкой. Даже заключила шаткое перемирие с Амандой. Оставалось наладить отношения только с Джонни. А, да, и еще Гейба Веббера убить, но на это у меня было много времени. Для начала все же надо было постараться, чтобы Джонни перестал меня ненавидеть. Я попыталась поймать его на математике, но он всегда приходил прямо перед звонком на урок и сразу же после звонка с урока исчезал.

В пятницу он опять от меня ушел, и мысль о том, что все зависнет еще на выходные, была настолько невыносима, что я решила ему позвонить. Я взяла у Мар его номер, после школы пробралась в свою комнату, позанималась глубоким дыханием а-ля Мэгги Кляйн и набрала.

Мне ответил женский голос:

– Алло?

– Здравствуйте. Скажите, пожалуйста, могу ли я поговорить с Джонни? – Я горжусь своим знанием этикета телефонных разговоров.

– Представьтесь, пожалуйста.

– Фиона Шихан.

Я поняла, что она закрыла трубку рукой и заорала, подзывая Джонни. Потом до меня донесся приглушенный спор. Потом он стал громче. И еще громче. Потом, наконец, я услышала густой шоколадный голос Джонни:

– Привет, Фиона.

Мне вдруг захотелось уединиться еще больше, так что я запрыгнула в шкаф и уселась в темноте на горку грязной одежды.

– Джонни, привет. Э-э, у тебя все нормально? – спросила я относительно того приглушенного разговора, который услышала, хотя, наверное, признаваться в этом не стоило, ну да ладно. – У тебя какие-то трудности из-за того, что я позвонила?

– Нет. Что случилось?

Я вдохнула поглубже. Я решила, что лучше уж сказать все, как есть, пока у меня была такая возможность.

– Слушай, только не злись на Мар, и на меня тоже, но она рассказала мне, как директриса тебя изводит за ту мою выходку в спортзале. Я хотела извиниться и поблагодарить тебя, я надеюсь, ты меня за это не возненавидел, или за тот разговор у костра, или за то, что твою записку смяла – просто мне показалось, что ты считаешь меня бесчувственным снобом и что я тебе больше не нравлюсь. Мне бы хотелось искупить свою вину и подарить тебе свой Айпод с колонками, или хотя бы заплатить за тебя за эти курсы, или сделать что-нибудь еще, потому что мне невыносимо думать, что ты на меня злишься. То есть я знаю, что ты злишься, и это понятно, но мне все равно это неприятно, поэтому я хочу услышать, что ты меня простил.

Молчание.

– Это все? – спросил Джонни.

– Думаю, да.

Молчание.

Я повторила:

– Ты на меня злишься?

– Не-а.

– Мне правда жутко стыдно.

– И мне, – сказал он.

– Тебе-то за что?

– За то, что избегал тебя.

– Я не могу тебя за это винить.

Молчание.

– Значит, помирились? – спросила я.

– Ага. Будем друзьями?

– М-м. Ага. Будем друзьями.

– Тогда до понедельника.

– Ладно. Пока.

– Фиона?

– Да?

– Спасибо, что позвонила.

– Спасибо, что выслушал.

– Ладно. Пока.

– Пока.

Щелк.

Тишина.

Темнота.

Друзьями. Он хотел просто дружить. Я должна была обрадоваться, да? Прийти в восторг от того, что Джонни Мерсер предложил лишь дружбу? Ведь я сама этого хотела, да? Чтобы он был просто другом.

Тогда почему я чувствовала себя так, будто мне только что ногой дали под дых?

Суббота, 7 декабря

За последнюю неделю я принесла больше извинений, чем политик, имеющий пристрастие к кокаину и нестандартным формам секса. Но до этого жить было слишком несладко. Хотя и сам процесс – не такое уж, блин, и удовольствие. Но после того как я попросила прощения, я чувствую себя прекрасно.

Я думаю о Мар, пытаюсь понять… как узнать, истинная ли эта любовь? Тому, что по телику говорят, верить нельзя, это говно полное. Но ведь даже вранье в некоторой степени основано на правде, да?

И вообще, у всех ли бывает эта истинная любовь? Как понять, что ты ее встретила? Ты постоянно находишься в состоянии душевного подъема, когда вы вместе? И убита горем во время разлуки? Если настоящая любовь приносит такие сильные противоположные чувства, тогда ее будет несложно узнать. Тогда не будет вопросов, она это или нет.

Но на самом деле вычислить ее не так-то просто. Поэтому я думаю, вдруг настоящая любовь – это нечто более неуловимое? Вдруг она может подкрасться незаметно, долго стоять рядом, а ты и не поймешь, что это истинная любовь, пока не обернешься и не увидишь, что все, что у тебя есть, – это как раз то, что нужно, и ты не хочешь это терять?

Не слишком я гоню?

Можете не отвечать.

Все выходные я репетировала речевки и «русский прыжок». В понедельник в школу снова пришла мама с группой активистов. «Противники Обязательного Маразма», или ПОМ, так они себя назвали. (Мне показалось ироничным, что этот акроним по-французски означает «яблоко», символ образования. Зануды вроде меня на такое обращают внимание.) Сегодня у пикетчиков был такой слоган: «Учим жить в браке – непонятно, кого забраковать на экзамене!» На этой неделе у них добавилось еще мегафона четыре, слышно было хорошо, и, честно говоря, это довольно сильно отвлекало.

Но я как-то пережила учебный день, а потом пошла на тренировку. Я переоделась в спортивный костюм в раздевалке и, как ни в чем не бывало, вошла в зал. И лишь тогда – когда увидела стоящую миссис О’Тул, указывающую и приказывающую, а также обезумевшие лица носившихся туда-сюда черлидеров – до меня дошло.

Что районные соревнования уже в конце этой недели.

И что у нас оставалось лишь пять жалких дней, чтобы привести программу хотя бы в какое-то подобие приличного вида. Хотя, если называть вещи своими именами, это не программа была не готова, а я сама.

Я – слабое звено, по которому будет измеряться сила всей цепи. И я это понимала. И все остальные ребята из команды это понимали. И в тот самый момент на том самом месте я дала себе слово: хоть мне и нужно было готовиться к экзаменам, которые предстояло сдавать уже на следующей неделе, хоть мне и хотелось дочитать «Гордость и предубеждение», хоть кто-то на меня и злился или ждал извинений… на этой неделе я – в первую очередь черлидер.

Ну, ладно, это, может, перебор. Но ведь прикольно делать вид, что ты вся такая жертва-и-герой. Хоть и противно это признавать, но двигало мной вовсе не благородное чувство долга, а перспектива эпического публичного унижения. Эпического, говорю я вам.

– Эй, Принцесса, – позвал Тодд. – Ты опаздываешь.

Правда? Я посмотрела на часы. Наверное, я несколько лишних минут провозилась в раздевалке.

– Извини! – крикнула я и побежала к остальным.

– Давайте начинать. Строимся на «Болей с нами!», – скомандовала Аманда.

Прикольно. Надо будет Мар сказать. Командир Аманда. Аманда Приказанда. Аманда Пан…

– Фиона! – рявкнула она.

Ой. Да. Не отвлекаться. Я прыгнула на свое место в ряд.

И всецело отдалась танцу. На полную. Я как бы говорила – только осмельтесь не болеть вместе с нами за Орлов. Когда Орел в небе реет, каждый заболеет. Либо присоединяйтесь, либо сразу же сдавайтесь.

Голос у меня шел из живота, как и учили. Я лыбилась как умалишенная. Я не отклонялась от своей позиции, я не уронила Симону, к концу я просто ликовала. Та-да!

Так что представьте, каково было мое удивление, когда миссис О’Тул заорала:

– Позорно! Мисс Шихан, выучите номер как следует!

– Что? – воскликнула я. Я думала, что сделала все превосходно.

– Она права, – сказал Тодд. – Смотрелось тошнотно. Никуда не годится, Фиона.

Тодд, наверное, пошутил. Хотя, с другой стороны, он же снова назвал меня по имени.