– Неправда.

– Правда.

– Мерзость.

Я немного повернула голову и тайком посмотрела на Джонни. Его длинные волосы цвета соломы выглядели неопрятно, свисая над бакенбардами. Когда я перевела взгляд на его длинные ресницы, Джонни тоже повернулся и посмотрел на меня. Я быстро развернулась вперед, чтобы он не догадался, что я на него пялилась, но было слишком поздно. Я знала, что он все понял.

На следующем перекрестке он сказал:

– А знаешь, что было бы еще хуже? Если бы она торговала дохлыми лягушками.

Я как-то чересчур громко рассмеялась и кивнула:

– Фу, да уж. Надеюсь, что для научных исследований.

– Конечно.

Мы улыбнулись, и остаток дороги по очереди перечисляли всякую отвратительную фигню, которой могла бы торговать его мать. Я думала, что «сперму ведрами» ему уже не побить, но на подъезде Джонни предложил «сырые свиные шкурки».

Выйдя из машины, я натянула куртку как можно ниже, чтобы прикрыть задницу в мини-юбке.

– Жаль, что я не как нормальный человек одета. Я себя такой идиоткой в этой форме чувствую.

Джонни открыл передо мной дверь в пиццерию:

– Шутишь, что ли? Ты классно выглядишь. К тому же, представляешь, как все офигеют, когда увидят парня вроде меня с девчонкой из черлидеров? Так что считай, тебе повезло, что я тебя не заставляю куртку снять.

Рассмеявшись, я ответила:

– «Не заставляешь»? Да только попробуй.

Но на самом деле я думала о том, действительно ли ему нравится, как я выгляжу. И что значит «увидят с девчонкой»? Неужели это все же свидание? У меня свидание с Джонни Мерсером? И скажите, насколько странно, ненормально и безумно было бы надеяться на это? Я не говорю, что я надеюсь. Но если бы надеялась? Если рассуждать философски. Не более того. Гипотетически! Или как там еще.

Мы сели за столик у окна, заказали пепперони и две колы.

Джонни сказал:

– Ты на меня сегодня неизгладимое впечатление произвела.

– Что? – Я решила всерьез к происходящему не относиться, на случай, если это все же не свидание. Скорее всего, ведь нет. Ну, то есть я знаю, что не свидание. – Ты о том, как я махала ручками? – И я устроила ему приватный показ.

Джонни взял мои руки и опустил их на стол. От его прикосновения у меня сжалось горло. Официантка принесла колу, и я высвободила руки. Я взяла соломинку и принялась медленно снимать с нее обертку.

– Фиона, серьезно, – продолжил он, – тебе надо гордиться собой. Ты вышла за свои привычные рамки, ты живешь.

– К сожалению, как только я вышла за эти свои рамки, я треснула Аманду ногой по башке. Я думаю, это означает, что я облажалась по-крупному.

– Нет. Ну, то есть да, по голове ты ей заехала. Но нельзя считать это провалом, потому что ты же не опустила руки. Ты помогла ей встать. Не каждый смог бы сделать то, что сделала ты. На это смелость нужна.

Когда он договорил, я взяла в рот трубочку и подула. Бумажная обертка выстрелила Джонни в лоб. Я постаралась сдержать смех, но недостаточно хорошо.

Джонни потрогал лоб в месте удара. Я хихикнула. Он нахмурился, сведя брови, подался вперед и спросил:

– Фиона, почему ты не даешь мне сделать тебе комплимент? Я пытаюсь серьезно поговорить. Почему ты все сводишь к шутке?

Вот, я себе тот же вопрос в машине задавала. Я перестала хихикать, повесила голову и принялась внимательно рассматривать соломинку, крутя ее и так и эдак.

– Извини, – сказала я. – Просто мне так спокойнее. Не знаю. Наверное, это защитный меха…

Тыщ.

Джонни тоже выстрелил мне в лоб бумажкой. Я посмотрела на него: он сидел и лыбился, изо рта торчала трубочка. Невероятно.

Он надо мной прикололся.

Смутил таким вопросом лишь для того, чтобы тоже плюнуть в меня бумажкой. Великолепно. Я протянула руку, чтобы выхватить соломинку, зажатую между его идеальных зубов, и как только ее коснулась… в тот самый момент стала надеяться, что это свидание. Именно с этого момента я начала смотреть на Джонни Мерсера иначе, думать о нем по-другому.

Хотя он был все время рядом со мной.

Или, может быть, как раз именно из-за этого.

И опять пчелы. Их было много. Они были большие. Размером с небольшую тачку. Они жужжали в ушах. В щеках. В груди. В кончиках пальцев.

Я отдала Джонни его соломинку и все внимание сосредоточила на обертке, которую старательно принялась складывать в гармошку. Раз, раз. Влево, вправо. Раз, раз. Не думай. О том. ЧТО ТЕБЕ НРАВИТСЯ. ДЖОННИ МЕРСЕР. СКЛАДЫВАЙ БУМАЖКУ. СКЛАДЫВАЙ, СКЛАДЫВАЙ.

– Бальзамирующая жидкость.

Мои пальцы замерли.

– А? – Я почувствовала себя так, будто из меня начал сочиться воздух.

– Это было бы хуже. Если бы она бальзамирующей жидкостью торговала.

И пчелы исчезли, как по мановению волшебной палочки. Улетели досаждать какой-нибудь другой девчонке. Я смяла бумажку и показала пальцем вверх:

– Рыбьи кишки. Для ферм, где растят креветок.

– Отлично. – Джонни улыбнулся, его карие глаза засветились. – Хороший ход.

Принесли пиццу, и мы разделили ее пополам. Я съела столько же, сколько и Джонни, что его почему-то удивило. Он, наверное, думал, что девочки почти ничего не едят. Мимо нас прошла официантка с картошкой фри, и он спросил:

– А ты знаешь, что использованный жир из фритюрницы можно применять в дизельном двигателе как топливо?

Не совсем то, что обычно называют романтической беседой. Да и не особо аппетитная тема для разговора в ресторане. Но очень и очень круто.

– Да ну! – воскликнула я.

– Правда. В одной научной передаче говорили. Они добыли целый бак в каком-то ресторане, очистили и залили вместо дизеля. И тачка поехала не хуже. Жалко, что его можно только в дизельных двигателях использовать.

– Да, иначе твоя мама торговала бы прогорклым жиром и заставила бы канистрами всю гостиную. Вот это было бы хуже, чем сейчас.

Джонни расхохотался. Мне было приятно, когда он смеялся над моими шутками. И похоже, этого было не так сложно добиться. С ним было не так, как с Тоддом. Прикольно, и эти приколы давались легче. Все шутки казались такими органичными. С Джонни я чувствовала себя умной без особых потуг. И симпатичной. И важной. Каким-то особенным человеком.

Вот, скажем, если бы я изначально была песней. Благодаря Джонни я стала ремиксом. Мелодия не изменилась, но теперь это была уже не одномерная последовательность нот. Он выделил все созвучия – высокие и низкие ноты, – и музыка зазвучала полнее. Без диссонансов и шумов. Рядом с Джонни я становилась самой лучшей версией себя.

Когда принесли счет, он его оплатил, хотя я и предлагала внести половину. Обычно я переживаю, если мне не дают за себя заплатить, но тот факт, что Джонни отказался от моих денег, в данном случае подтверждал гипотезу, что это все же могло быть свидание, так что я отнеслась к этому позитивно.

Всю дорогу до моего дома мы продолжали играть во «что было бы хуже». Джонни остановился, но двигатель не выключил.

– Спасибо за пиццу, – сказала я. – И за то, что подвез.

– Да не за что. Всегда рад.

Если бы это был романтический фильм и у нас было бы свидание, мы бы наклонились друг к другу и поцеловались. Но это был не романтический фильм. И видимо, даже не свидание. Потому что вот как все было: я немного посидела, а он ко мне и не приблизился. Поэтому я вышла. Джонни проводил меня взглядом до двери и помахал рукой. Я хлопнула дверью. Не свидание. Не романтический фильм. Лишь моя обычная паршивая несчастливая жизнь.

Глава тридцать третья

Остаток дня я провела за чтением. Я закончила «Гордость и предубеждение» и пришла к заключению, что Элизабет Беннет идиотка. Она влюбилась в Дарси, потому что он чуть ли не по недоразумению совершил пару хороших поступков. Но разве они компенсировали его скотское к ней отношение?

Ей следовало выйти за парня, которому досталось поместье ее отца. Хотя да, он был ее кузеном. Гадковато, конечно. Но он-то вел себя нормально. Может, и выглядел неплохо. Вежливый. Ведь ее подруге он в итоге понравился. Мне кажется, что Элизабет Беннет как раз и отличалась некоторым снобизмом. У них с Дарси обоих характер был хреновенький.

Хотя, может, в этом и заключался весь смысл. Они как раз вовремя осознали свой мерзкий снобизм. То, что Дарси так помог сестре Элизабет, никому об этом не рассказывая, было довольно круто. Ладно, может, там все же была какая-то романтика. Я не буду обвинять Джейн Остин в романтизме. Как, блин, ей еще было развлекаться в те времена?

В воскресенье мне предстояло позвонить Тодду, ведь мы с ним должны были попросить прощения у Мэгги Кляйн в письменной форме, и я откладывала это до самого последнего момента.

Когда я наконец собралась с духом, то обнаружила, что по телефону на кухне разговаривает мама, помешивая мясные тефтели в соусе, которые она готовила на ужин. Спагетти с тефтелями – мое любимое блюдо. Значит, меня ожидает стоящее вознаграждение за это идиотское письмо Мэгги. Мама сказала: «Отлично, Сибил. Полная боевая готовность. Увидимся завтра» – и повесила трубку. Я попросила у нее телефон и уединилась в своей комнате. Я не рассказала родителям о своих проблемах в школе, да и не собиралась рассказывать.

Я набрала номер Тодда. Он сам снял трубку.

– Йоу, алло!

– Здравствуйте, Господин.

– О, привет, Принцесса. Насчет письма звонишь?

– Угу.

– Я слышал, ты вчера с Мерсером встречалась, – сказал он.

– Как ты узнал?

– У меня ведь шпионы повсюду расставлены. Вы типа вместе?

От невозможности ответить «да» у меня желудок сжался до размеров ореха.

– Не знаю… То есть… нет. Ну, не знаю. Нет, наверное. Нет.

– А надо бы, – сказал он. – Мерсер – хороший чувак. Куда лучше этого недоноска Веббера.

– Это да, – согласилась я.

– Я пытался тебя предупредить. Аманда его вообще не выносит. Говорит, что он эгоистичный ублюдок.

– Да, слышала такое.

– Слушай, так что ты там будешь писать?

– Не знаю. Как только подумаю, что надо извиняться, просто беситься начинаю. Мы ничего плохого не сделали. Формально-то.

– Давай тогда не будем писать.

– Что? Просто забьем?

– Ага. Ну его в жопу. Как они помешают нам школу закончить? Предки тогда еще больше шума поднимут. Блин, твоя мать, наверное, в силах добиться увольнения директрисы, и та это понимает. Мне вообще пофиг, что мне за этот курс поставят. И мне не стыдно ни за что. Они же сами нас вынудили.

– Я считаю, что мы вообще нехило постарались, учитывая, как мы друг друга ненавидим, – добавила я. – Мне тоже не за что извиняться.

Тодд рассмеялся:

– Да, мне за ту надувную куклу не стыдно.

– А мне за хот-дог. Или за подгузник. Я лишь чуть-чуть сожалею о том объявлении, но и то потому, что Джонни за него огреб.

– Да, но шутка была хорошая. Все же не стоит раскаиваться.

– Ну ладно, тогда не раскаиваюсь.

– А мне не жаль, что тебе пришлось в команду вступить.

– А мне – что ты столько времени потратил на мое обучение.

Мы немного помолчали. Нам совсем не было стыдно.

– Ладно, значит, не будем писать? – спросил Тодд.

– Нет. Но, думаю, надо будет объясниться. Защищать свое мнение и все такое.

– Идея дельная. Тогда увидимся завтра.

– Если не разминемся.

Щелк.

Ночью я почти не спала, все думала, что мы скажем директрисе и Мэгги Кляйн. Даже от спагетти с тефтелями мне не полегчало. Но от мысли сдаться и все же написать эти чертовы извинения мне становилось лишь хуже. Я понимала, что мы с Тоддом приняли правильное решение.

Ну, я, во всяком случае, на это надеялась.

На следующее утро мы с ним первым делом отправились в директорский кабинет. Тодд хлопнул по столу, миссис ДельНеро подскочила и так схватилась за грудь, что красноносый олень с подсветкой на ее жилетке перестал мерцать.

– Ладно, дорогие. Погодите-ка. – Дрожащими пальцами она принялась нажимать кнопки на телефоне. – Миссис Миллер, к вам пришли ребята, – сказала она в трубку с придыханием. Потом повесила ее. – Входите.

Там же оказалась и Мэгги Кляйн, она стояла позади стола директрисы.

А миссис Миллер сидела в кресле рядом с ней.

– Мисс Шихан и мистер Хардинг, здравствуйте. Полагаю, вы принесли письмо с извинениями.

Мэгги Кляйн насмешливо улыбнулась и протянула нам открытую ладонь, ожидая письма.

– Не совсем, – сказала я.

Тодд добавил:

– Письма нет.

Пальцы Мэгги сжались в кулак, и она медленно убрала руку. Директриса распрямила спину.

– Объяснитесь, – сказала она.

За окном активисты ПОМ закричали в мегафоны новую кричалку: «Супругов нужно выбирать! Не заставляйте школьников страдать!»

– Нам не за что просить прощения, – начала я. Мэгги Кляйн возмущенно фыркнула, что смотрелось крайне неблагородно. Я не стала обращать на нее внимание. – Мы соблюдали правила курса. Делали все, что вы просили, потому что вы принялись размахивать аттестатами у нас над головой. И да, мы прикалывались. Но вы что, реально полагали, что сможете избавить нас от страданий в будущей жизни, придумывая искусственные проблемы сейчас? – Директриса отвела взгляд, подняв его к потолку. – Я смотрю на чужие отношения и не вижу, чтобы они подчинялись каким-то правилам. Разные сложности возникают, и с ними приходится справляться, как и со всем остальным в этой жизни. Готовых шаблонов нет. Никаких, блин, стандартных схем. И именно этим и интересны отношения, разве нет? Этим элементом неожиданности.