Я снова надела очки:

– Не то что бы у меня были плохие манеры. Я не из джунглей. Но для моих предков это не так важно, как для мамы Марси. Когда я к ним прихожу, мне приходится изо всех сил сдерживаться, чтобы не пить из толчка. – Джонни рассмеялся. – Она милая, ее мама, хотя не без снобизма. Однажды ее родители повезли нас в Чикаго, в Тополобампо.

Джонни посмотрел на меня, скривившись:

– Что за Топо-Шмопо?

– Типа, суперкрутой мексиканский ресторан. Получил все награды, какие только можно было. Он неплохой – ну, то есть там скатерти, свечи, серебро и прочая роскошь. А за соседним столиком сидит чувак в бейсболке. И, заметив его, мама Марси шепчет ей так надменно: «Ненакла».

– Что это значит?

– Человек «не нашего класса» – это мне Марси потом объяснила. Ясное дело, что ее мама ставит людей типа «ненакла» куда ниже членов собственной семьи. Марси сказала, что она частенько использует это слово. Как бы тайно оценивает людей с позиции собственного снобизма, наклеивая на них ярлыки.

Джонни почесал щеку – у него росли бакенбарды, – потом провел рукой по волосам. Он все пытался убрать чуб, который закрывал его правый глаз, но волосы опять упрямо падали на лоб.

– Я не понимаю, – сказал он, – если она все равно шепотом говорит, зачем эти сокращения придумывать?

Я откинулась назад и вытянула ноги:

– По мнению мамы Марси, термин «социальный класс» использовать неприлично. А если ты сам принадлежишь к высшему классу, то никогда не должен об этом говорить.

– А, – Джонни медленно кивнул. – Как с герпесом.

Меня пробрало. Реально пробрало. У меня живот заболел от хохота, и я повалилась на бок. Сев, я хлопнула Джонни по руке:

– Это надо обязательно запомнить.

Джонни улыбнулся, глядя в пол. Он дергал носками своих черных ботинок.

– Это «Доктор Мартенс»? – поинтересовалась я.

– Ага. – Он принялся поправлять шнурок на правом ботинке.

Я кивнула:

– Крутые.

Потом мы долго молчали под какое-то бесконечное техно, сотрясающее зал. Я ковыряла под ногтем. Джонни то скрещивал руки на груди, то опускал их. Притопывал в такт музыке.

Потом он спросил:

– Ты как, музыку любишь?

Идиотский вопрос. Ну, кто не любит музыку? Разве что, может, какой-нибудь пуританин-изувер из Задрипинска. Нет, серьезно. Это же все равно что спрашивать: «Нравится ли тебе есть?», «А дышать ты любишь?», «У тебя есть кожа? У меня вот есть». Но я поняла, что именно он хотел спросить.

– Да. Но такую… не особо. А тебе как?

– Так, – ответил Джонни. Потом покачал головой: – Да нормально. Кому-то нравится.

– Твоему другу Ноа, наверное.

Джонни покачал головой:

– Нет, он музыку сам не выбирает. Просто отвечает за аппаратуру.

– А. – Мне приходилось постоянно моргать, чтобы не ослепнуть от стробоскопа. – Интересно тогда, кто же это отобрал.

– Ну, вообще-то… – Джонни распрямился, откашлялся. – Раз уж речь зашла об этом, то… я. Это моя подборка.

Я уставилась на него:

– Что? Нет!

– Да. Уже два года, как я составляю все плейлисты для дискотек. – Он кивком указал на мой худи: – Тебе «Коннелз» нравятся?

Я ударила его в плечо:

– Боже мой, ты знаешь «Коннелз»? Я их обожаю.

– Знаю ли я их? – ответил Джонни. – Я лично думаю, что это одна из самых крутых нераскрученных индиджэнгл-поп групп постпанковского течения.

Я сощурила глаза:

– Ух! Да. Полностью согласна. – Я натянула худи и прочитала надпись, хотя она была вверх ногами и топорщилась от реквизита для нашего розыгрыша. – Не понимаю, почему они мало кому нравятся.

– Ну, «’74-’75» была довольно популярна в Европе. – Джонни вскинул брови. – А что еще ты слушаешь?

Я повернулась к нему и поставила ногу на скамью:

– Я дико, просто безумно фанатею от «Уайт Страйпс».

– Неудивительно. Это не просто передовая группа. Джек Уайт – гениальный музыкант.

– Реально. А «Раконтерс»?

Джонни резко повернулся ко мне:

– Боже, их совместная работа – просто безумие. Скоро будет «Салют резолюции».

– Круто.

Мы улыбнулись друг другу и закивали.

Заиграла «Я буду твоим зеркалом» «Вельвет Андеграунд» с Нико.

– Ого, хороший выбор. Господи, если бы я знала, что все эти годы музыку ты подбирал, я бы почаще ходила на дискотеки.

Джонни открыл рот, собираясь что-то сказать, но тут вступил вокал, и он резко наклонился, прижавшись грудью к коленям.

– Ты в порядке? – спросила я.

– Все супер. – Он показал мне большой палец, не разгибаясь. – Все нормально.

Я принялась высматривать Гейба на танцполе. Но его не было видно. Зато я заметила Тодда с Амандой, они дергались под музыку, не отлипая друг от друга. Она неустанно водила руками по его тенниске.

Джонни поднял голову и тоже стал наблюдать за толпой. Кто-то обмотал свою девчонку серебристой лентой и держал ее за концы, пока партнерша исполняла перед ним медленный танец.

– Ты танцевать любишь? – спросил Джонни.

О боже. Какой неловкий момент. Он что, пригласить меня хочет? Пока я размышляла над подтекстом его вопроса, у меня отвисла челюсть. Джонни, наверное, понял, что напугал меня, поэтому выпалил сам:

– Я ненавижу. Ну, то есть не то что бы ненавижу, я просто совсем не умею. Музыку обожаю, а танцевать совершенно не получается.

Уф! Какое облегчение.

– Да, ты же говорил утром. Я тоже не умею. – Я показала на ребят на танцполе и опустила вниз большой палец. – Хотя вот это я бы танцами не назвала.

– Мда. Да уж.

– Я иногда думаю о том, как круто было бы родиться в те времена, когда проводились балы. – О боже. Какую фигню я сморозила. Я тут же поправилась: – В смысле, нормальные танцевальные вечера. Костюмы… настоящие серьезные танцы.

– Ага, да.

Потом еще несколько песен мы промолчали. Там была пара предсказуемых композиций «на радость толпе», но попалась и пара потаенных бриллиантов. «Чиалифт». Естественно, кое-что не слишком известное из «Фолл Аут Бой». И еще одна малоизвестная местная группа, «Кикд Офф Эддисон». В общем, мне хватило, чтобы понять, что у Джонни крутой вкус в музыке.

Я принялась стучать пальцами по трибунам:

– Сколько времени?

Джонни посмотрел на часы:

– Восемь минут.

Я вытянула руки над головой, выгнула спину:

– Где же Мар?

– Не знаю.

– Может, мне стоит пойти поискать ее.

Но как только я встала, музыка внезапно стихла, и директриса подула в микрофон. Наверное, у нее часы спешат. Может, именно благодаря этому она и застала мужа с любовницей. Зажегся свет, и я увидела Мар – она стояла в другом конце зала и показывала мне большие пальцы. Скоро начнется представление.

Мисс Миллер начала свою речь:

– Господа учащиеся! Господа и господамы! – Она сделала паузу, давая нам время посмеяться над ее дурацкой шуткой. – Позвольте ненадолго прервать ваше веселье. Итак, мы собрались здесь, чтобы задать обучению в последнем классе школы первоклассный старт! Да! И отметить заключение учебных браков! Чтобы это начало было прекрасным, следующий танец – для партнеров по брачному курсу! А после того – веселитесь! Желаю вам приятного вечера!

Никто и не пошевелился.

За исключением Джонни, Мар и меня. Я подала знак подружке, и она прямой наводкой отправилась к Аманде. А мы с Джонни – к Тодду. У нас было буквально несколько секунд до того, как снова выключат свет. Мар добралась до Аманды первая. Я увидела, что она показывала ей на лицо, наверное, решила отвлечь ее разговором о косметике. А Джонни шел чуть впереди меня. Потом он забрал вправо, повернулся и «нечаянно» наткнулся на Тодда сзади. Тодд полетел вперед. Джонни подхватил Тодда, но продолжал пинать и ловить его, засыпая при этом извинениями. Когда Тодд согнулся в три погибели, я как бы невзначай подошла к нему, достала пакет со своим секретным оружием из кармана худи и прилепила к его жопе в хаки. Поскольку Джонни от него так и не отстал, Тодд даже ничего не почувствовал. Только когда он распрямился и Аманда завизжала, он заметил на себе огромный подгузник с начинкой из шоколадного пудинга, машинного масла и фарша. Липучки держались неплохо сами по себе, но за счет машинного масла «дерьмо» крепко прилипло к штанам.

– КАКОГО ХРЕНА? – завопил он. Резко повернувшись, Тодд увидел меня.

Я скрестила руки на груди и улыбнулась:

– Бедный малыш! Мамочка забыла сменить тебе подгузник?

Тодд содрал памперс и поднял его вверх. Это было роковой ошибкой. Кэлли Брукс завизжала, как будто это была искалеченная голова ее богини Марты Стюарт. Все повернулись в нашу сторону и уставились на Тодда. Аманда, тяжело дыша, прикрыла рот рукой и бросилась в сторону туалета.

– Какого… Ох, ПРИНЦЕССА В МОКРЫХ ШТАНАХ, теперь тебе реально конец, – сказал Тодд. Очень громко. Так, что бы все расслышали мою кличку.

Но я к этому времени тоже придумала ему прозвище. Идею я позаимствовала у директрисы. Так что, набрав в легкие побольше воздуха, я ответил:

– Я рада, что тебе понравилось, ГОСПОДИН ОБОСРАШКА.

Кто-то рассмеялся. Потом еще кто-то. Кто-то еще прокричал:

– Господин Обосрашка, добрый вечер!

И началась настоящая всеобщая истерика.

А потом Тодд Хардинг посмотрел на меня, и выражение его лица реально выбило меня из колеи. Я думала, он будет материться. Взбесится. Но нет. Он улыбался. В его глазах я прочитала такое… Сначала я подумала, что они сверкают злобой. Ведь он должен был меня ненавидеть, так? Но, клянусь богом, когда мы стояли с ним глаза в глаза, я поняла, что это.

Это был восторг. Он оценил мою выходку.

В голове гудело от напряжения. Он пытается обвести меня? Околдовать своими гнилыми чарами, чтобы нанести потом удар в спину? Я была похожа на робота, у которого что-то замкнуло. Мне кажется, я реально подергивалась. Вдруг в микрофоне снова раздался голос миссис Миллер, которая либо все пропустила, либо снова решила сделать вид, что ничего не заметила.

– Ну, выключайте же свет! Найдите своего супруга и пляшите! ОТРЫВАЙТЕСЬ ПО ПОЛНОЙ!

Тодд посмотрел на директрису и буркнул:

– Блин, да она бухая.

И – мне хоть и стыдно, но я не смогла сдержаться – я заржала.

Тодд продолжил:

– Принцесса в мокрых штанах, я с тобой танцевать не буду.

И я:

– Да я с тобой тоже, Господин Обосрашка. У тебя задница воняет фаршем с шоколадом.

Тодд посмотрел на меня, на Джонни, покачал головой и пошел, расставляя пошире ноги, к туалету с подгузником в вытянутой руке. Проходя мимо Кэлли, он махнул им у нее перед лицом, и она снова взвизгнула. Ну и пискля.

Свет снова погас, заиграла музыка.

Джонни трижды хлопнул в ладоши:

– Круто получилось!

Подошла Марси:

– Ну что, Фион, теперь тебе лучше? Ох, подружка, есть в тебе темная сторона.

Темная сторона? У меня? Никогда раньше не думала, что меня можно назвать плохим человеком. Или, может, мне стоит этому радоваться? Тем, что я унизила Тодда за то, что он унизил меня, точно следовало гордиться. И тем, что мы безупречно провели наш акт возмездия. Меня должна была бы накрыть эйфория, ведь все видели, кто это сделал.

Но, как ни странно, меня это событие в восторг не при вело.

– Да, все прошло отлично. Вы, ребята, молодцы. Спасибо за помощь.

– Фион, на то мы и друзья, – ответила Мар.

– Да. Друг лучше всего познается в мести, – добавил Джонни.

Я попыталась посмеяться его шутке, но, честно говоря, из-за того, как Тодд отреагировал, у меня все в голове смешалось. Да и от мысли о том, что Гейб тусит с какой-то девкой, меня скручивало жгутом, как грязную тряпку.

– Мар? Не пора ли нам валить?

Она наморщила свой атласный лобик:

– Уже?

– Да, просто… не знаю. Мне не хочется тут торчать. Миссия ведь уже выполнена. Больше мне тут делать нечего.

Марси уперла руки в боки и покачала головой, как героиня какого-то сериала:

– Ну, уж нет, мне тебя домой везти, и я хочу остаться, значит, остаешься и ты.

– Марси, – взмолилась я. Как будто бы спрашивая: «Ты подруга мне или как?»

Но она либо не поняла намека, либо умышленно его проигнорировала:

– Фиона, я же тебе помогла. Почему ты не хочешь остаться ради меня?

– Ну, пожалуйста! Я просто мечтаю свернуться клубочком у себя в кроватке, – сказала я.

– Я… я могу тебя подбросить, – предложил Джонни, а потом повернулся к Мар: – Я ее отвезу и вернусь.

Я подруге ни слова не сказала, но в моих глазах явно читалось: «Ты же не отпустишь меня с Джонни Мерсером, а?»

Мар не отреагировала.

– Спасибо, Джонни. Но вообще-то… – Я махнула рукой. – Забудьте. Я сама дойду.

Развернувшись, я поспешно двинулась к выходу. Через пять шагов меня нагнала Мар:

– Ладно, Фион, подожди, я отвезу тебя.