«Значит, ты читаешь там то, чего нет! — кричала я. К тому времени я позволила своей ярости подняться просто до царственного гнева. — Я защищала тебя много недель — потому что ты сам не хотел себя защищать. И я потеряла столько хороших друзей! Если ты думаешь…»

«Не могу выразить вам, как ваши слова согрели мне сердце, миледи. Я и понятия не имел, что вы сочли необходимым встать на мою сторону», — сказал Чад.

«Замечательно, — отрезала я, больше не думая, какую боль ему причиняю. — Но кто-то ведь должен был, если ты сам не хотел!.. А теперь, смотри, к чему это привело! Но хотя, конечно, — продолжила я, подлив масла в огонь, — ты ведь сказал, что это только к лучшему, если мы не поженимся. И я начинаю думать, что ты прав».

Чарити потрясенно ахнула, и Лайза умолкла, не в силах продолжать. Наконец она заговорила тихим голосом:

— Когда он ничего не сказал, я закричала — не понимая, что — творю, просто отчаянно пытаясь заставить его ответить: «Может, мне нужно было послушаться своих друзей! Какой я была тупицей! Все это время я думала, что ты любишь меня! А теперь… мне так больно сознавать, что тебя привлекало лишь мое состояние».

— Ох, Лайза! Как ты могла? — голос Чарити задрожал от слез.

— Как только эти слова сорвались с моих губ, — с трудом продолжала Лайза, — я бы все на свете отдала за то, чтобы их вернуть. Я знала, что зашла слишком далеко, и мне так захотелось, чтобы он стал уверять меня, что его любовь ко мне была чиста и ничто на свете не может ее убить. Понимаешь… я не знаю… но прошло столько времени с тех пор, как он сказал мне, что любит меня… нет, конечно, он говорил это и потом… но все уже было так плохо… и я… мне так нужно было это услышать опять. В тот момент… Глаза его широко раскрылись, и меня словно окатило ледяной водой. Не в силах вынести его взгляд, я отвернулась. Его молчание было хуже самой невыносимой боли, мне хотелось кричать, но после долгой паузы он заговорил очень мягко: «Да, как оказалось, вам нужно было слушать ваших друзей, леди Лайза… но зато как повезло вам теперь, что вы наконец разобрались в своих чувствах. Повезло нам обоим — потому что я едва не совершил самую большую ошибку в моей жизни. Пожалуйста, передайте мои извинения вашим родителям».

Словно окаменев, я тщетно пыталась облечь свои мысли в слова. Я обернулась и протянула ему руку, но его уже не было. В следующую минуту я услышала, как хлопнула дверь.

Я думала — он, конечно, вернется… но он не вернулся. Через несколько дней я послала ему записку, в которой просила простить меня, мои необдуманные слова, и звала его прийти ко мне. Тогда я узнала, что он покинул страну. И лишь спустя многие месяцы стало известно, что он уехал в Индию. Ему было настолько все равно, что он даже не думал, как мне может быть больно… и он не пришел, чтобы со мной помириться.

Лайза откинулась на стуле. Чистосердечное признание совершенно лишило ее сил. Чарити изредка поглядывала на сестру. Наконец она тихо сказала:

— И ты никогда не писала ему, чтобы объяснить?..

— Объяснить что? Ведь это он бросил меня, он уехал. Я просто пыталась сказать, что верна ему, а он обратил мои слова против меня. В конце концов, у меня есть гордость.

— Да, да, конечно есть, — ответила Чарити. — Надеюсь, это вполне равноценная замена любви Чада.

Лайза лишь смотрела на сестру, не в силах ничего сказать.

* * *

Только через несколько дней Лайза опять увидела Чада. Рано утром она вышла из дома, одетая в еще одно свое строгое платье, специально сшитое для визитов в Сити, — на этот раз оно было из тускло-зеленого бомбазина. Она заметила, что был подан не только ее экипаж — двухколесный экипаж Чада тоже ожидал своего хозяина.

Лайза кивнула Чаду, который как раз выходил из дома, и улыбнулась, когда веселый огонек мелькнул в его зеленых глазах.

— Еще одна вылазка в угодья мамоны? — сардонически спросил он.

— Да, я еду на встречу с Томасом.

Чад колебался какое-то мгновение, а потом подошел к ней.

— У меня тоже назначена с ним встреча. Может, поедем вместе?

Лайза лихорадочно искала причину для отказа. Она чувствовала, что близость зеленоглазого корсара будет выше ее сил. Но то, что сорвалось с ее губ, удивило Лайзу:

— Ну конечно, это будет очень мило. Я предпочитаю ездить в своем закрытом экипаже, когда отправляюсь в гости к мамоне.

Несколькими минутами позже, сидя бок о бок в экипаже Лайзы, они уже ехали по улицам Мэйфэйра, по Сент-Джеймс-стрит, минуя дворец, на Пэлл Мэлл. Каждой клеточкой своего тела она чувствовала близость Чада — даже его дыхание. Она прижалась к стенке экипажа, который казался ей теперь во много раз меньше, чем всегда. И еще было так неприятно жарко. Она нервно подтянула свои желтовато-коричневые лайковые перчатки и стала придумывать какую-нибудь тему для непринужденного разговора. Но вдруг Чад заговорил первым, и его голос показался ей странно громким. От неожиданности Лайза даже вздрогнула.

— Что? — спросила она растерянно.

— Я спросил: как ваш вчерашний поход в Ричмонд?

— Поход… ах… да, — ответила она, понимая, что это похоже на речь помешанного. Она украдкой бросила на него взгляд, гадая, дошли ли до его ушей злобные сплетни, распускаемые Чарли Саммерсби, но выражение его лица было непроницаемым. Она заставила себя улыбнуться и осторожно сказала: — Боюсь, вы были правы. Еще не сезон для таких завтраков. Было холодно и сыро, и, как раз когда мы покидали парк, пошел дождь. Просто чудо, что мы все не простудились.

Чад кивнул:

— Да, весна — такое непредсказуемое время года. Можно ожидать всяких сюрпризов.

— Да, думаю, это так, — ответила она неуверенно, с облегчением заметив, что экипаж въехал на Николас-лейн и остановился возле конторы господ Стэнхоупа, Финча и Харкота.

Встреча Лайзы с Томасом длилась недолго — как и разговор его с Чадом. Она ждала Томаса всего несколько минут в соседнем кабинете, когда услышала мужские голоса в коридоре. Лайза подошла к ним, когда они закончили разговор.

— Мне показалось, вы упомянули Макклесфилд? — спросила она.

— Да, — ответил Чад. — Я думаю построить там шелкопрядильную фабрику. Вы знакомы с этой местностью?

— Не очень хорошо, хотя я знаю, что это центр производства шелка. — Она обернулась к Томасу. — Ты рассказал Чаду о моей заинтересованности в шелковом производстве? — продолжила она и засмеялась, отвечая на свой собственный вопрос. — Я знаю, ты никогда не выдаешь моих секретов другим.

— Вы и впрямь владелица фабрики? — удивленно спросил Чад.

— В очень малой степени. Мне не принадлежит непосредственно фабрика, но я очень заинтересована в двух-трех прядильных фирмах в Спиталфилдзе. Я дала нескольким семьям жаккардовые ткацкие станки, которые купила во Франции. Производство совсем небольшое — это именно то, что вы называете домашним производством. Они изготовляют узорчатый шелк и очень красивые ленты.

Затем оба распрощались с Томасом и покинули здание конторы. Когда они шли к экипажу Лайзы, она с безучастным видом спросила:

— А почему вы интересуетесь производством шелка?

— Мне принадлежат пять шелкомотальных фабрик в Индии. Эти фабрики расположены там, где выращивают тутовых шелкопрядов. Шелковые нити получают из коконов на этих фабриках, а потом отправляют морем в разные места — например, в Англию, для дальнейших стадий производства шелка. И мне кажется очень прибыльным иметь здесь фабрику и таким образом обеспечить себе еще больше средств для осуществления моих планов в Мадрасе. В частности, я хочу построить там дома, чтобы мои рабочие жили в нормальных условиях.

Какое-то время Лайза пристально смотрела на него.

— Я и понятия не имела, — медленно проговорила она, — что ваши коммерческие интересы так разнообразны.

Чад помог ей сесть в экипаж. По дороге домой разговор не клеился, и, когда они приехали на Беркли-сквер, Лайза поспешно с ним распрощалась.


Позже, в тот же день, поднимаясь по ступенькам салона «Джентльмен Джексонз» на Бонд-стрит, Чад поймал себя на том, что опять перебирает в уме подробности своей поездки с очаровательной леди Лайзой Рашлейк. Как всегда время словно перестало существовать, когда он оказался рядом с ней. Он усмехнулся, вспоминая ее живую улыбку, дрожавшую на губах под ужасной шляпкой. Какая она смешная! Она думает, что платье из унылого бомбазина может спрятать ее, скрыть ее милую красоту. Прядки золотистых волос упрямо выбивались из аккуратной прически, и ему стоило большого труда удержаться от того, чтобы не последовать пальцем за их стремительным бегом вдоль мягкой нежной щеки.

Дьявол! Он стиснул кулак, разозлившись на себя за то, что опять позволил прежним чувствам всколыхнуться в душе. Он должен был это знать, прежде чем предлагать ей ехать в одном экипаже!

— Чад! Я уж и не надеялся увидеть тебя здесь!

Чад поднял глаза.

— Джеми! — он улыбнулся молодому человеку, ждущему его на лестнице. — Извини, что опоздал. Фэйрберн здесь?

— Он в раздевалке. Говорит, что больше не может ждать, — все утро твердит, что сегодня он в ударе. Уверяет, что положил бы на обе лопатки всякого, кто сегодня придет в «Джексонз».

Рассмеявшись, Чад пошел вслед за своим другом Джеймсом, лордом Уайссенхэмом, в ту часть здания, которая считалась у болельщиков священной. Здесь они неплохо провели время, «обрабатывая» друг друга кулаками, как на ринге. Позже, слегка пошатываясь и отирая пот, друзья возвращались назад в раздевалку, возбужденно перебрасываясь шуточками. Чад задержался в дверях, кивнув джентльмену, который уже уходил.

— Селвин! Рад видеть тебя, старина, я и не заметил, что ты приехал.

К его изумлению, джентльмен не остановился — он прошел мимо Чада, словно тот ничего не сказал.

Чад обернулся к Джеми, шедшему рядом.

— Какого черта… — начал он. Но, к его удивлению, Джеми опустил глаза и ничего не ответил.

— Джеми? — спросил Чад с подступающим гневом.

Джеми обменялся взглядом со Стивеном Фэйрберном, подошедшим к ним. Стивен, по-видимому, тоже видел от ворот поворот, который получил Чад, потому что тоже смущенно отвел глаза.

— Может, кто-нибудь из вас объяснит мне, что происходит? — спокойно сказал Чад, но в голосе его чувствовалась стальная нотка.

Стивен Фэйрберн тяжело вздохнул и, бросив еще один взгляд на Джеми, положил свою руку на руку Чада.

— Не можем же мы обсуждать это здесь, старина?

Несколько минут спустя трое мужчин уже сидели за столом в маленькой пивной на Клиффорд-стрит, неподалеку от салуна «Джексонз».

— Отлично, мы ушли оттуда, — заявил Чад бескомпромиссно. — А теперь выкладывайте мне начистоту — почему человек, которого я знаю еще с Итона, неожиданно отказался меня узнавать.

Наступило минутное молчание, прежде чем Джеми выложил правду:

— Это началось опять, Чад.

— Слухи, — закончил Фэйрберн, когда Чад поднял брови.

— Господи! — воскликнул Чад. Внутри у него все напряглось, и он испытал странное покалывание в плечах, словно множество маленьких стилетов танцуют по низу его шеи. — Ты имеешь в виду?..

— Да, — ответил Джеми очень тихим голосом, с трудом выговаривая слова. — Те же потоки дерьма, как в… прошлый раз. Те же типы распространяют — и те же люди слушают. Выскочки, которых ты даже не знаешь.

— Вот именно, — вставил Фэйрберн. — Те, кто тебя знает, знают и то, что эти слухи — чистейшая галиматья.

— Такие, как Селвин? — спросил Чад с болезненной улыбкой.

— Ох уж этот Селвин! — сказал Джеми, пожимая плечами. — Он тебя просто недолюбливает — с тех самых пор, как ты поколотил его и Эштона-младшего тогда, в третьем классе. Разве ты мог забыть, какая это была парочка настырных, заносчивых болванов?

Улыбка Чада потеплела.

— Насколько я помню тот случай, мне уже приходилось туго, когда откуда-то выпрыгнули вы оба.

Он отпил большой глоток пива из кружки и посмотрел на них долгим, внимательным взглядом.

— Какой именно сорт дерьма на этот раз? Уверен, сейчас меня нельзя обвинить в охоте за приданым?

— Нет, — мрачно согласился Джеми. — Теперь они говорят, что ты — вор. Да, я знаю, — добавил он, увидев, что Чад открыл рот. — Шесть лет назад говорили, что ты украл подвеску королевы, но заявление твоего отца о ее продаже положило что-то вроде конца этой истории… по крайней мере для тех, кто поверил ему.

— А сейчас, — вмешался Фэйрберн, — распускают сплетни, что ты обокрал своего первого патрона в Индии.

— Сэра Уилфреда Бэскомба?

На этот раз и без того приподнятые брови Чада просто взмыли ввысь.

— Да — если так звали человека, который первым нанял тебя на работу в Калькутте.

Чад кивнул.