— Что вы думаете о последней эскападе Бонни[3]? — спросил сэр Уилфред громким голосом. — Непоседливый джентльмен. Вы слышали, что он приближается к бельгийской границе?

— Я не понимаю, — сказала леди Бернселл с возмущением, — почему никто ничего не делает с этим чудовищем? Ему явно позволяют опять захватить всю ту территорию, которая была отнята у него с такими страданиями и кровопролитием, и никто и пальцем не пошевелит, чтобы его остановить.

— Но время еще терпит, миледи, — возразил сэр Уилфред с добродушной улыбкой. — Как я понял, Веллингтон возвратится в Брюссель в течение двух недель. Вот тогда мы и увидим, будет ли Бонни до смеха.

Чад выпрямился на стуле:

— Если половина войск, принимавших участие в войне на полуострове, отправлена воевать в Америку и еще какая-то часть просто распущена, наш Старина Нержавеющий[4] окажется в трудном положении — ему понадобится чертовски много времени, чтобы наскрести себе достаточно сил для сражения с ним.

Сэр Уилфред в изумлении взглянул на молодого человека.

— Бог с тобой, мой мальчик, ты же не допускаешь, что Бонапарт может выгнать союзников с континента?!

— Пока я не думаю, что до этого дойдет, — серьезно ответил Чад. — Но если участники коалиции не прекратят своих вечных препирательств друг с другом, то долго ждать не придется.

Наступило неприятное молчание, пока сэр Джордж не нарушил неловкую тишину.

— Мне хотелось бы услышать, — почти рявкнул он, — что сталось с пари между Лайзой и Чадом — теперь, когда подвеску стащили? Скверная история, да-а-с… — добавил сэр Джордж, с сочувствием глядя в сторону Лайзы. — Я подвергся визиту со стороны причудливой особы, которая заявила, что он — сыщик уголовного полицейского суда.

— Ах! — глаза Лайзы округлились. — Мне так жаль! Извините, что вас побеспокоили, сэр Джордж. Мы просто подумали, что будет лучше…

— Ничего, ничего… Ничего страшного. Даже понравилось, если честно. Позабавлен. Никогда не видел вблизи ни одного сыщика с Боу-стрит, вы же знаете. Слишком пристают с расспросами эти парни, но, может, они знают толк в своем деле…

— Вы правы, — вмешался Чад. — Вот поэтому мы и надеемся получить назад подвеску. Пари остается в силе. В конце концов, май уже на исходе, и поэтому не так уж долго до решающего дня.

Он обменялся взглядом с Лайзой, после чего остался с ощущением, что ему ударили промеж глаз.

На своем конце стола Лайза чувствовала, что сейчас просто взорвется от негодования, клокотавшего в ней. Как посмел Чад предложить Джону Вэстону эту должность — позволив таким образом молодому человеку считать, что он сможет содержать жену?! Чад намеренно провоцирует помолвку между Джоном и Чарити — в то время как он знает, что она, Лайза, всем существом своим против этого брака. И все это тогда, когда он сам объявлен женихом Чарити! Нет, бесстыдство этого человека просто не имеет границ! Ее беспорядочно скачущие мысли внезапно споткнулись об один вопрос и остановились, приобретя новое направление. Зачем Чаду понадобилось брать на себя роль доброго покровителя по отношению к человеку, которого он едва знает? Был ли это его способ самому освободиться от помолвки с Чарити? Или он просто забавлялся, назначая цену женщине, которой пообещал быть преданным всю жизнь? Получал ли он двойное удовольствие, вставляя палку в колеса ее планов относительно Чарити?

Лайза подняла глаза и обнаружила, что Рави Чанд убирает посуду со стола, готовясь к подаче последнего блюда. Затем с превеликой церемонностью он внес огромный поднос, на котором покоилось столь же огромное блюдо с чем-то золотистым, похожим на торт.

— Гаджар халва, — провозгласил он. — Приготовлена из моркови, меда и кокосовых орехов, не говоря уже о других вкусных вещах. Думаю, вы сочтете это блюдо пищей богов, досточтимые леди и джентльмены.

Гости Чада пробормотали приличествующие случаю выражения восторга и нетерпения, и первая же проба деликатеса подтвердила, что Рави Чанд сказал чистую правду.

В этот момент вошел лакей и что-то тихо сказал Рави Чанду, который, в свою очередь, прошептал это на ухо Чаду.

— Томас? Здесь? — удивленно спросил Чад. Он быстро окинул взглядом сидевших за столом. — Прошу прощения, я вынужден покинуть вас на несколько минут. Ко мне пришли по неотложному делу.

«Томас? — думала Лайза. — Томас Харкот? Что же он хочет сообщить Чаду — настолько важное, что отправился-прямо сюда из Сити во время обеда?»

Прошло несколько минут, прежде чем Чад возвратился в столовую, с сильно побледневшим лицом.

— Еще раз прошу прощения, но боюсь, сегодня я должен покинуть вас совсем. Я получил плохие известия. Шахта… дело в том, что мне принадлежит шахта в Уилтшире, около деревушки под названием Хэджмур. Там произошел обвал. Я пока даже не знаю, что сталось с рабочими — вообще никаких подробностей… Слуга собирает мои вещи, и я велел уже подать дорожную коляску. Сэр Уилфред и его жена, я уверен, будут за хозяина и хозяйку дома до конца сегодняшнего вечера.

Раздались пораженные обеспокоенные голоса гостей.

Чад пересек комнату, но неожиданно резко остановился в дверях.

— Лайза? — спросил он, колеблясь. — Можно мне сказать вам несколько слов, прежде чем я уеду?

Ее тревога из-за новой напасти, которая свалилась на Чада, боролась с яростью, все еще бурлившей в ее душе, но она легко встала и пошла за ним.

В холле Чад взял ее за руку:

— Я собирался этим вечером отвести вас в сторонку — для длинного разговора о Чарити и Джоне и об этой нелепой помолвке, но сейчас я вижу, что сегодня у меня больше нет такой возможности. Поэтому, пожалуйста, позвольте мне сказать, что, хотя я и сделал это, чтобы помочь Джону и Чарити, я вовсе не хотел обидеть вас, предлагая ему эту должность. Я знаю, когда у вас будет время подумать об этом еще… м-м… или просто взглянуть на вещи беспристрастно, вы поймете, что эти двое по-настоящему любят друг друга. Чарити не найдет счастья ни в каком другом браке. Ведь, в конце концов, вы хотите ей именно счастья, правда? Она не найдет его ни в титулах, ни в высоком положении в высшем свете — и ни в чем, что есть у вас.

На какое-то мгновение его зеленые глаза утонули в ее глазах. Он наклонился и легко скользнул губами по ее щеке, а потом повернулся к Джему, спешившему вниз с большим саквояжем.

— Нет, — произнес он в ответ на вопрос камердинера. — Я уверен, что ты продумал все до мелочей. А если чего-то и не продумал, я просто остановлюсь и куплю все, что окажется у меня под рукой.

В следующее мгновение Чад исчез, а Джем и Лайза остались стоять посреди холла. Она крепко прижимала руку к щеке.

Глава 17

В дни, последовавшие за отъездом Чада с Беркли-сквер, Лайза говорила себе, что хотя, конечно, она и озабочена несчастьем, случившимся на шахте Чада, но вовсе не скучает по нему самому. Она и понятия не имела, что у него есть шахта. Конечно, у него не было причин говорить ей об этом, но Лайза не могла удержаться от любопытства и не гадать — сколько же еще у него проектов, о которых она ничего не знает?

Когда она занималась своими привычными делами, образ Чада прятался где-то в потаенном уголке ее сознания, но он мгновенно занимал центральное место в ее мыслях, стоило ей подумать о чем-нибудь другом. Зеленые глаза смотрели на нее, смеясь, из самых неожиданных мест — из чашки чая, с оконных стекол или из книг, которые она пыталась читать перед сном. Случайный красновато-коричневый оттенок, увиденный ею в пламени свечи, или блики солнечного света на обивке из превосходной кожи сразу же направляли ее мысли в нежеланном для нее направлении.

Она пожурила себя за такое поведение — оно под стать только школьнице! Будто ей не нужно думать о чем-либо поважнее? Несмотря на кражу подвески, Лайза по-прежнему собиралась выиграть у Чада пари. Она ничего не знала о его успехах, но зато она была удовлетворена своими собственными. Мудрый совет Натана Ротшильда оказал ей поистине бесценную услугу. Она купила несколько участков земли в окрестностях маленькой деревушки под названием Титлзфилд, а потом, месяц спустя, продала их Горацию Пелхэму по цене, в несколько раз более высокой, чем заплатила за них сама.

Довольная улыбка играла на губах Лайзы, когда она ехала домой после очередной встречи с Томасом. Другие инвестиции, сделанные при помощи ее начальной тысячи фунтов, принесли обильные плоды, и, когда начали истекать последние недели, оставшиеся до решающего дня, Лайза позволила себе почувствовать некоторую уверенность — ее шансы выиграть чрезвычайно высоки.

А что потом? У нее будет Брайтспрингс и подвеска, которая ей больше не принадлежит, хотя Чад был совершенно уверен, что она вернется к Лайзе.

Лайза быстро одернула себя. Экипаж поворачивал на Беркли-сквер, и в ее вздохе почувствовалось едва ощутимое облегчение. Сегодня у нее слишком много дел, чтобы думать еще и о подвеске! Она вошла в дом и сразу обнаружила Чарити, ждущую ее в маленькой гостиной — в платье из французского батиста, которое было ей очень к лицу. «О Господи!» — подумала Лайза, глядя на решительное выражение лица Чарити и ее ножку, которая далеко не мягко и спокойно постукивала по полу под подолом из пышной пены белых кружев.

— Лайза, — сразу же обратилась к сестре Чарити, — прошло уже пять дней с тех пор, как Джон сделал мне предложение… Но ты не только отказалась принять его, когда он пришел к нам с визитом, — у тебя не хватило любезности даже на то, чтобы обсудить это со мной.

— Я искренне прошу у тебя прощения, дорогая. Я была…

— …очень занята. Да, я знаю. Но ты наконец-то дома, и, насколько я знаю, у тебя на сегодня нет больше дел.

Лайза почти упала на канапе и жестом предложила Чарити присесть рядом с ней.

— Ты права, — произнесла Лайза наконец. — Я тебя избегала. Ох, Чарити, — сказала она порывисто, — ты же знаешь, мы с мамой хотим тебе только добра! Чтобы было, как лучше…

— Я это знаю, и я ценю вашу заботу обо мне. Но, Лайза, ты всю жизнь решаешь за меня. Мама всегда прислушивалась к твоему мнению — даже тогда, когда тебе еще не исполнилось и двадцати, когда ты была просто подростком… может, потому, что ты так похожа на папу… но я не собираюсь поступать так же, как она! — Чарити встала и начала мерить шагами ковер. — Мое желание выйти за Джона — это не прихоть, ты же знаешь. Я хорошо знаю свое сердце, и… и он — в каждом его уголке…

Она внезапно остановилась прямо перед Лайзой. Лицо ее было очень бледным.

— Я говорю тебе это не для того, чтобы задеть тебя или причинить тебе боль… И, конечно, не ради угрозы. Но, если ты будешь продолжать препятствовать разрешению на наш брак, мы просто убежим вместе.

— Чарити! Только не это! Ты этого не сделаешь!.. Это тебя погубит. Твоя репутация…

Рот Чарити исказился горькой усмешкой.

— Допустим, ты права. Но, живя на воле в Нортумберленде, я это вряд ли замечу.

Тут наступил один из редких моментов в жизни Лайзы, когда она ощущала себя в полной растерянности. Блестящее будущее ее сестры, которое так долго рисовалось в воображении Лайзы, теперь на ее глазах рассыпалось в прах. Ну почему Чарити не хочет понять, какие выгодные партии она может себе составить? Да взять хотя бы виконта Уэллберна! Выйдя за него замуж, Чарити заняла бы самое блестящее, самое высокое положение в обществе, она была бы обожаема и опекаема всю свою жизнь.

— Ну что ты такого нашла в этом Джоне? — спросила Лайза в раздражении.

Чарити помолчала минутку, прежде чем ответить.

— Думаю, все началось с его доброты — и его искренности. Мне нравится его целеустремленность, его ум… и его скромность. Он так отличается от всех этих пустых мужчин, от этих щеголей, которых я постоянно встречаю на балах и раутах. Хотя я, конечно, не считаю себя синим чулком, но мне гораздо больше нравится говорить с ним о чем-то другом, а не о фасоне его одежды или о том, с кем он был на охоте — или сколько он проиграл или выиграл за карточным столом. Ты знаешь, — заключила она, — он немножко напоминает мне отца.

— Отца! — воскликнула пораженная Лайза. — Но, Чарити, отец был самым заядлым городским жителем из всех, кого я только знала.

— Это правда… но, когда мы жили в провинции… я помню его в сапогах и бриджах, он объезжал на лошади угодья — сначала Брайтспрингс, а потом Шале. Он так интересовался повышением урожайности наших полей и не был настолько заносчив, чтобы стесняться просить совета у своих арендаторов.

— Да, это так, но…

— И несмотря на все эти заманчивые вещи, которые ты в своем уме уже приготовила для меня на будущее, Лайза, — балы и драгоценности, роскошные туалеты и все такое прочее, неужели тебе никогда не приходило в голову, что я могу быть счастлива и вовсе без них? А тебе не приходило в голову, что я хочу иметь детей только от мужчины, которого люблю? Я хочу именно его детей! — закончила она почти с жалобным стоном.