– Поскольку эта ночь была первой и последней, о повторном представлении можешь не беспокоиться, – стараясь говорить насколько можно непринужденно, бросила ему Эрин.

– Жаль, – пробормотал он.

Эрин вздрогнула от удивления.

Пока она раздумывала, хватит ли у нее смелости попросить его отвернуться, чтобы она могла одеться, Коул откинул одеяло и встал с кровати, явившись перед ней во всей своей ослепительной наготе.

И все мысли разом вылетели у нее из головы. Эрин попыталась сглотнуть слюну, но подавилась и закашлялась, при этом снова покраснев как рак.

– И это лишь подтверждает то, что второй ночи не будет. Не должно быть, – пробормотал Коул, скорее обращаясь к себе, чем к ней.

– Что это значит? – спросила Эрин.

– Эрин, детка, в мире, где ничто и никто не является тем, чем кажется, ты – настоящая. И это делает тебя опасной.

– Ты продолжаешь говорить загадками, – сказала она ему.

Коул проигнорировал ее замечание. Он подошел к комоду и вытащил спортивные штаны на резинке и серую линялую футболку.

– Вот, – сказал он, протягивая ей вещи. – Это лучше, чем платье, и с точки зрения удобства, и, конечно, конспирации.

Эрин судорожно сглотнула.

– Спасибо.

Он кивнул в сторону открытой двери в углу:

– Ванная там. Полотенце для душа найдешь в одном из выдвижных ящиков. Можешь не торопиться, – сказал он и направился в сторону маленькой кухни, смежной со спальней. Голый. Он явно чувствовал себя вполне комфортно, прикрытый лишь собственной кожей.

Эрин тряхнула головой, стремясь выбросить из нее все мысли, не связанные с предстоящим походом в душ, одеванием и уходом. Переживания она оставит на потом. Останется одна – и тогда можно дать волю эмоциям. А потом она их препарирует, проанализирует и отправит на хранение туда, откуда никогда не станет доставать, разве что долгими одинокими ночами, когда рядом не будет никого, кроме ее вибратора. Потому что все в ней знало, что Коул, несмотря на его демонстративно пренебрежительное отношение к ней этим утром, оставил далеко позади всех, кто был у нее до него, и установил недостижимо высокую планку для всякого, кто мог бы появиться после.

А Эрин уже и сама установила эту чертову недостижимо высокую планку.


* * *

Три месяца спустя

Если это судебное заседание не закончится через пять минут, она упадет в обморок прямо тут, перед судьей, присяжными и всеми прочими. Черт бы побрал эти новые туфли, они ее доконают. Нет, до того как она вырубится, ее, пожалуй, стошнит. Пока судья Уайт давал бесконечные наставления коллегии присяжных, Эрин мужественно боролась с приступами тошноты. Наконец раздался благословенный стук молотка, и Эрин в изнеможении уронила голову на стол.

– Не переживай, я записала все, что сказал судья, и там не было ничего для нас неожиданного или требующего возражений, – заверила ее Трина Льюис, помощница Эрин.

– Спасибо, – невнятно пробормотала Эрин.

– Пойдем, я тебя провожу. Не хочешь заглянуть в туалет перед уходом?

Эрин с трудом подняла голову.

– Да, пожалуй, – заплетающимся языком сказала она.

Трина уже успела собрать со стола вещи Эрин и убрала их в сумку. К счастью, почти все присутствующие на судебном заседании уже успели покинуть зал и желающих пообщаться с Эрин не нашлось.

– Эрин, могу я с тобой поговорить? – осторожно спросила Трина, открывая перед подругой дверь дамской комнаты.

– Конечно.

Трина работала в окружной прокуратуре два последних года. Они с Эрин были примерно одного возраста и единственными женщинами-юристами в Серендипити, что способствовало их сближению. Профессионального соперничества между ними не было, обеим время от времени требовалось отдохнуть от общества мужчин, и потому обе остро нуждались друг в друге. Третьей в их компании была Мейси Донован. Втроем они ходили в бар «У Джо», в кино и устраивали девичники друг у друга дома. Раньше их было четверо, но недавно Алекса Коллинз переехала в Техас, и их осталось трое.

Прежде чем заговорить, Трина убедилась, что кабинки пусты и их никто не подслушает. Трина сделала это по привычке, появившейся у нее и у Эрин после того, как им стало известно, что работающий с ними по одному делу адвокат Ли Гордон подговорил свою помощницу подслушивать в общественном туалете суда и доносить ему обо всем, что могло бы помочь ему выиграть дело.

– Все чисто, – доложила Трина.

– Что случилось? – спросила Эрин, плеснув в лицо холодной воды.

– Тебе не кажется, что твой желудочный грипп какой-то странный? Не слышала, чтобы кто-то болел им больше месяца, – сказала Трина, протягивая Эрин бумажное полотенце.

– Мне постепенно становится лучше, – солгала Эрин.

– Нет, не становится.

Эрин не стала спорить. Вначале она решила, что у нее пищевое отравление, потом убедила себя в том, что у нее какое-то инфекционное заболевание вроде желудочного гриппа.

– Последнее время ты слишком часто опаздываешь на работу, да и уйти норовишь пораньше. На тебя это не похоже. Я давно тебя знаю.

– Давно! Целых два года, – съязвила Эрин.

Как бы там ни было, Трина говорила дело. Даже босс Эрин, Эван Кармайкл, который никогда раньше лишних вопросов не задавал, стал требовать от нее отчета о причинах ее участившихся опозданий и пропусков по болезни.

– Короче, пока ты пила чай во время обеденного перерыва, я заскочила в аптеку и принесла тебе это. – Трина вытащила бумажный пакет.

Эрин, настороженно прищурившись, взяла его.

– Что там? – спросила она и, не дожидаясь ответа Трины, заглянула внутрь. – Тест на беременность? – взвизгнула Эрин и тут же зажала рот рукой.

Задержку месячных Эрин объясняла себе стрессом на работе. Ни разу ей не пришло в голову связать симптомы с возможной беременностью.

– Эй, такое случается, – напомнила ей Трина.

– Ты что, смеешься надо мной? Мы работаем круглые сутки без выходных уже бог знает сколько времени. Я даже не припомню, когда последний раз пользовалась вибратором, о настоящем мужчине и речи нет.

– Неправда, – возразила Трина.

Эрин насупилась. Они обе знали, что Эрин прекрасно помнит, когда именно у нее был секс. Она частенько вспоминала мускулистого Коула Сандерса и проведенную с ним ночь.

Они предприняли все необходимые меры по предупреждению нежелательной беременности. Каждый раз Коул пользовался презервативом, а их ему пришлось израсходовать немало за ту волшебную ночь. Кроме того, какова вероятность, что в тот единственный раз, когда она решилась выйти за пределы собственной зоны комфорта, в жизни ее случится то, что изменит навсегда сложившийся уклад? Неужели она заслужила такой «подарок» после того, как столько лет вела себя примерно?

Эрин уже пожалела о том, что поделилась со своими подругами впечатлениями от событий той памятной ночи, поскольку теперь ей было не отвертеться.

– Достань его, – настойчиво предложила Трина, указывая на коробочку, которую ни одна женщина на свете не могла бы не узнать.

– Я не могла забеременеть, – пробормотала Эрин, покрываясь холодным потом при мысли о том, что такое возможно.

– Хорошо. Тогда докажи, что я ошибаюсь, и тогда я отведу тебя к врачу, который выяснит, почему тебя уже месяц как тошнит. – Трина пригвоздила ее к месту тем профессиональным прокурорским взглядом, под которым дрожат и плачут подозреваемые.

– Идет, – сказала Эрин и, взяв коробку, направилась в кабинку. Руки ее так сильно дрожали, что она с трудом смогла прочесть инструкцию. Как бы там ни было, через несколько минут они с Триной в напряженном молчании уже ждали появления розовой или синей полоски.

Пока секундная стрелка на ее часах совершала медленные круги, Эрин думала о Коуле. Он старательно избегал ее с той ночи. Когда она увидела его в кафе, он скупо кивнул ей и вышел за дверь.

Как-то на днях, когда «У Джо» был так называемый «дамский вечер» и присутствующая там страдающая от постоянной тошноты Эрин, следуя внезапному побуждению, подошла к нему и завела разговор, она тут же почувствовала, как все внутри ее встрепенулось. Поскольку очередь к бару была немаленькая, Коул, не желая показаться невежливым всем этим людям, поддержал разговор.

Он даже посмеялся пару раз над какими-то ее шутками, подарив надежду, но, получив свое пиво, уклончиво кивнул ей и исчез, смешавшись с толпой. Коул ясно дал понять, что она для него – женщина на одну ночь, и не более того. Им даже друзьями стать не суждено. Живот ее свело судорогой при этом воспоминании.

Она не могла притворяться даже перед собой, что его безразличие не причинило ей боли, и искренне желала, чтобы он уехал из их маленького городка, перестав быть назойливым напоминанием о том, как она оступилась единственный раз в жизни. Беременность от него была бы немыслимой! Что еще могло бы сильнее испортить ей жизнь?

– Время вышло, – жизнерадостным тоном объявила Трина.

– Посмотри ты, – сказала Эрин, обхватив себя руками. Она чувствовала, что дрожит.

Трина протянула руку подруге, и Эрин с благодарностью приняла поддержку. Она затаила дыхание, и сердце ее стучало так сильно, что стук этот отдавался в ушах. В горле стоял комок, и сейчас она не могла бы сказать, что мешало дышать: тошнота или подступающая паника.

– Ну? – спросила Эрин, не в силах более вынести молчание.

– Реакция положительная, – прошептала Трина, больше не пытаясь изображать жизнерадостность.

Эрин издала какой-то звук, не узнав собственного голоса, и бросилась в соседнюю кабинку, уже более не в силах сдерживать тошноту.

Глава 2


Коул открыл глаза. В окно его маленькой квартирки над баром «У Джо» ярко светило солнце. С тех пор как он вернулся домой после очередного задания, Коул взял себе за правило каждое утро анализировать свое душевное состояние и, проведя ревизию, пришел к выводу, что этот день ничем не отличается от всех прочих.

Одним словом, в его мире ничего не поменялось.

Коул принял горячий душ, оделся и направился в бар на первом этаже – все как обычно. Коул принял так необходимую ему порцию кофеина в одиночестве – он давно привык не обращать внимания на тот факт, что почти все жители городка предпочитают обходить его стороной.

Почти, но не все. В число тех немногих, что его не чурались, входила хозяйка кофейни Триша. Подобно ее брату Джо, хозяину бара, Триша готова выслушивать чьи угодно жалобы на жизнь. Но в отличие от Джо Триша еще и пыталась его разговорить, дабы узнать побольше о том, чем он занимался в годы отсутствия, при этом бессовестно пользуясь своими женскими чарами. Ничего не добившись, Триша не опустила руки. Теперь она пыталась добиться от Коула согласия на то, чтобы он сходил на свидание с одной из Тришиных подруг. Но неудача ждала ее и на этом поприще.

Коул вернулся в родной город, получив законный отпуск после долгой и трудной работы под прикрытием. В подобных случаях Коул, как правило, отправлялся путешествовать в компании своего сослуживца, такого же, как и он, агента спецслужб, или уезжал в Монтану, в глушь, в ведомственный пансионат. В Серендипити Коул уже давно не был. Как бы ему ни было неприятно себе в этом признаваться, он скучал если не по людям, то по месту, в котором вырос.

И вот он здесь, в старом добром Серендипити, в котором жили его близкие, и те, к которым он относился нормально, и те, которых он, мягко говоря, недолюбливал. Отпуск продлится недолго, и снова начнутся суровые трудовые будни. Радовало хотя бы то, что работу свою Коул любил. Коулу нравилось сознание того, что он сбивает спесь с подонков общества, даже если отец считал его одним из них. Джед Сандерс утвердился во мнении, что его сын отщепенец и негодяй, задолго до того, как Коул стал работать агентом под прикрытием. Отец, верно, стремился сделать из сына собственную копию, но Коул никогда не хотел ею стать, и, надо надеяться, никогда не станет. Джед тоже это понял и потому махнул на сына рукой. Воспитывать его он уже давно не пытался, но зато при каждом удобном случае старался уколоть побольнее. Злобные выпады Джеда крепко его достали, и, надо признать, во многом из-за этого Коул не приезжал домой так долго.

Покопавшись в себе, Коул пришел к выводу, что последнее задание сильно поколебало его душевное равновесие, если он снова размышляет о том, почему отец так плохо к нему относится. Вообще-то Коул старался жить, не оглядываясь назад и не вспоминая детство. Когда-то он сказал себе, что, наверное, в нем и вправду что-то не так и у его родителя есть основания, мягко говоря, недолюбливать своего отпрыска.