И тем не менее в этой больнице были прекрасные хирурги. Побродив по бесчисленным переполненным палатам, Салли решила: «У хирургов здесь, конечно же, огромная практика — вот они и набрались опыта…»

Ей пришлось довольно долго ходить по больнице, прежде чем она нашла человека, который хотя бы слышал об Йене Кинлоке. Но этот человек сказал, что шотландца нет в больнице, потому что «этот день у него для щеголей». Но затем кто-то сообщил, что совсем недавно видел доктора собственными глазами.

В конце концов Салли оказалась в убогой комнатке, где, как утверждали, можно найти Кинлока после того, как он закончит дела в операционной. Она устроилась на неудобном жестком стуле и стала ждать И старое бюро, и книжные Полки были завалены книгами и анатомическими картами. На полу тоже громоздились горы книг. Возможно, Кинлок действительно был замечательным хирургом, но вот аккуратным человеком его никак нельзя было назвать.

Проскучав целый час, Салли принялась приводить в порядок книги и бумаги доктора. Затем, отыскав за бюро грязное полотенце, начала вытирать в комнате пыль. Она помнила, как сердился отец, когда кто-нибудь переставлял его книги, поэтому тщательно следила за тем, чтобы не менять ничего местами. И все же комната доктора чудесным образом преобразилась.

Когда Салли вытирала пыль с одной из книжных полок, она заметила какой-то странный предмет — ей показалось, что это фарфоровая кружка. Она протянула руку — и вдруг поняла, что перед ней человеческий череп с пустыми глазницами. Салли ахнула и поспешно отступила от полки. Она в ужасе озиралась, не зная, за что теперь взяться. И тут послышались шаги, а потом раздался мужской голос:

— Это череп того идиота, который посмел рыться в моих вещах! Хочешь составить ему компанию?

Салли вздрогнула и резко обернулась. Перед ней стоял широкоплечий пожилой мужчина среднего роста. Забрызганный кровью халат и кустистые черные брови, резко контрастировавшие с копной совершенно седых волос, придавали ему весьма устрашающий вид, — Я… я ничего местами не меняла, — пролепетала Салли. — Вы Йен Кинлок, хирург?

— Да. А теперь убирайся к дьяволу. Вон из моего кабинета!

Он плюхнулся на стул у бюро, отпер один из ящиков и извлек оттуда бутылку. Салли решила, что это виски. Не обращая внимания на гостью, доктор откупорил бутылку и приложился к горлышку. Затем откинулся на спинку стула и прикрыл глаза.

Салли приблизилась к нему и вдруг поняла, что он гораздо моложе, чем ей сначала показалось, доктору было явно меньше сорока, однако его старила ранняя седина, а более всего — усталость.

— Доктор Кинлок…

Он чуть приоткрыл глаза.

— Ты еще здесь? Убирайся. Немедленно.

Доктор сделал еще глоток виски.

— Простите… но я хочу, чтобы вы осмотрели моего брата.

Кинлок тяжко вздохнул:

— Мисс, постарайтесь понять: я сегодня осмотрел полсотни больных, сделал шесть операций и только что потерял на операционном столе двух пациентов. Даже если бы вашим братом был сам принц-регент, я не стал бы его осматривать. Особенно если бы это был принц-регент. В третий и последний раз говорю: убирайтесь — или я вышвырну вас вон!

Взглянув в усталые голубые глаза доктора, Салли вдруг поняла: этот человек не так груб и бессердечен, как кажется. Приободрившись, она еще ближе подошла к доктору.

— Моего брата ранило при Ватерлоо. Нижняя половина тела у него парализована, он постоянно испытывает боли и вот-вот умрет.

Кинлок взглянул на гостью с некоторым интересом:

— С таким ранением его можно считать мертвецом. Если вам требуется чудо, обратитесь в церковь Святого Варфоломея. Это напротив больницы.

Однако Салли не сдавалась:

— Но, доктор, разве вы не давали клятву? Разве не обязаны помогать тем, кто страдает?

Испугавшись, что зашла слишком далеко, Салли умолкла, но шотландец, похоже, не рассердился.

— Принимаю во внимание тот факт, что вы тревожитесь за брата. Я должен даже признать, что тронут вашей верой в меня. К несчастью, знания медиков ничтожны, и я сам порой очень удивляюсь, когда мне удается кому-то помочь.

Заметив грусть в глазах доктора, Салли вспомнила о двоих пациентах, только что скончавшихся на операционном столе. Неудивительно, что доктор в таком отвратительном настроении.

Снова приложившись к бутылке, Кинлок спросил:

— Когда была битва при Ватерлоо? Восемнадцатого июня? Значит, почти два месяца… — Доктор в задумчивости покачал головой. — Почти два месяца я оперировал раненых. А сколько человек потерял!

— Вы очень переживаете за своих пациентов, — тихо сказала Салли. — Именно это нужно сейчас Дэвиду. Нужен доктор, который по-настоящему хочет помочь.

Кинлок нахмурился:

— Если у него серьезно поврежден позвоночник, то можно лишь удивляться тому, что он все еще жив. В таких случаях нарушаются основные функции организма, и рано или поздно наступает смерть. Такие пациенты не выживают… Если ваш брат действительно парализован, то смерть станет для него благом. Так что проститесь с ним и оставьте меня в покое.

Кинлок снова потянулся к бутылке, но Салли схватила его за рукав.

— Но, доктор, мой брат должен выжить! Просто он страдает сейчас от сильных болей… Не могли бы вы хотя бы осмотреть его? Ну пожалуйста! Шотландец в задумчивости посмотрел на Салли:

— От сильных болей? Очень странно… Должно наступать полное онемение…

Доктор еще немного подумал, а потом задал несколько вопросов — было, очевидно, что он напряженно размышляет.

К счастью, Салли отвечала довольно толково, видимо, общение с хирургами госпиталя герцога Йоркского пошло ей на пользу.

Выяснив, каким образом лечили Дэвида, Кинлок спросил:

— Сколько опия он принимает? Салли задумалась.

— Кажется, один пузырек настойки Сайденхэма в два-три дня.

— Гром и молния! Неудивительно, что он шевельнуться не может! Опий — чудесное средство, но у него есть свои недостатки. — Кинлок скрестил руки на груди и снова погрузился в раздумья. Наконец объявил:

— Я осмотрю его завтра во второй половине дня.

У Салли отчаянно забилось сердце.

— А сегодня вы не могли бы? Он так слаб…

— Нет, не мог бы. Если ты хочешь, чтобы я пошел к нему после того, как выпил столько виски, значит, ты просто глупа.

Салли кивнула. Конечно же, доктор был прав.

— Тогда, может быть, завтра рано утром? Я заплачу вам сто двадцать пять фунтов.

Запустив руку в разрез платья, Салли извлекла из потайного кармана мешочек с золотом и протянула его Кинлоку.

Взяв увесистый мешочек, Кинлок тихо присвистнул:

— А ты упорная крошка, верно? Но утром я должен осмотреть своих больных. Вторая половина дня — вот все, что я могу сообщить. Точное время назвать не могу. Устраивает?

Доктор вернул Салли мешочек.

Обиженная словами «упорная крошка», Салли язвительно заметила:

— Я не раз слышала, что все хирурги — грубияны и циники. Приятно сознавать, что в данном случае слухи оправдались.

К величайшему удивлению Салли, Кинлок запрокинул голову и громко расхохотался:

— Ты еще забыла добавить, что мы задиры, невоспитанные болваны и шарлатаны. Вот почему к хирургам принято обращаться «мистер», а не «доктор». Мы недостойны уважения, постарайся это запомнить, моя милая. Да, кстати… Как тебя зовут?

— Салли Ланкастер.

— Салли? Прекрасное имя. Очень тебе идет. — Шотландский акцент доктора становился все заметнее, возможно, из-за выпитого виски. — Напиши, где живет твой брат, и я осмотрю его завтра днем. Скорее всего ближе к вечеру.

Салли принялась писать адрес. Кинлок же навалился на крышку бюро, положил голову на руки и тут же заснул.

Осторожно положив записку на бюро рядом с бутылкой, Салли внимательно посмотрела на спящего. Почему ей идет имя Салли? Наверное, он действительно сумасшедший, этот шотландец. Во всяком случае, пьяница и грубиян, как все хирурги.

И в то же время Салли почувствовала: наконец-то у нее появилась надежда на то, что Дэвид поправится.


Леди Джослин с досадой отшвырнула перо, оставившее очередную кляксу в конторской книге. Исида покосилась на хозяйку, явно осуждая ее за столь плебейскую выходку. Весь день Джослин пыталась сосредоточиться на своей корреспонденции и счетах, но у нее ничего не получалось — она то и дело вспоминала о человеке, лежавшем наверху, в голубой комнате.

Но почему же она робеет? Почему боится навестить?.. Нелепые страхи! Ведь она здесь хозяйка! И к тому же — его жена…

Угрюмая сестрица майора ушла и не вернулась — похоже, она отказалась пользоваться спальней (чему Джослин могла только радоваться). Эта ужасная особа все-таки не лишена здравого смысла. Если бы им ежедневно пришлось видеться даже за завтраком, можно было бы ожидать чего угодно — смертоубийства…

— Ты совершенно права, Исида. Поскольку у меня все равно ничего не получается, мне следует навестить майора. — Джослин со вздохом поднялась из-за стола. — Как ты думаешь, ему будет приятно видеть цветы?

В ответ кошка сладко зевнула.

— Я рада, что ты со мной согласна, Исида. Пойду в сад и срежу букет.

Джослин срезала целую охапку кремовых и желтых роз и составила из них букет с зелеными ветками для контраста. С вазой в руках она отправилась в голубую комнату. Тихо постучавшись, открыла дверь и вошла. Ей показалось, что майор спит, и она осторожно поставила вазу на столик. Затем повернулась к кровати.

Спящий майор чем-то напоминал мраморное изваяние рыцаря из их церкви в Чарлтон-Эбби. Во всяком случае, его лицо было таким же благородным и изможденным. И сейчас он казался еще бледнее, чем прежде, — возможно, потому, что на щеках его появилась щетина. Машинально протянув руку, Джослин осторожно прикоснулась к щеке майора.

Он тотчас же открыл глаза.

— Добрый день, леди Джослин. Она ужасно смутилась и поспешно отдернула руку. Ей показалось, что ее пальцы горят огнем.

— Добрый день. За вами хорошо ухаживают?

— Прекрасно. Я очень благодарен вам за приглашение. Взглянув в глаза майора, Джослин поняла, что не смогла бы сказать ему правду, даже если бы Салли Ланкастер ничего не говорила. И все-таки она сочла нужным заметить:

— Вам следует в первую очередь благодарить свою сестру. Это ей пришло в голову спросить у доктора, не опасно ли вас перевозить.

— И Рэмзи, конечно же, ответил, что это не имеет никакого значения. — Майор обвел взглядом комнату. — У вас здесь очень уютно. И умирать в вашем доме гораздо приятнее, чем в госпитале.

Джослин придвинула кресло к кровати и села.

— Вы так спокойно об этом говорите… — пробормотала она. — Разве можно говорить о смерти так, словно о перемене погоды?

Ей показалось, что майор пожал плечами.

— Когда воюешь почти всю жизнь, смерть действительно превращается в перемену погоды. Я уже много раз мог умереть и оставался в живых лишь по чистой случайности. Умереть от старости я не рассчитывал.

— То, что вы пережили… Это за пределами моего понимания, — тихо проговорила Джослин.

— Просто у вас другой жизненный опыт, — ответил Ланкастер.

Он смотрел на леди Джослин как зачарованный.

Освещенная лучами заходящего солнца, она в эти мгновения была прекрасна. Ее глаза, обычно карие, сейчас посветлели и казались почти золотистыми, в них можно было: различить даже зеленые искорки. Ее красота настолько очаровала его, что он вдруг почувствовал, что больше не может с прежним смирением думать о смерти.

Сердце его сжалось, он понял, что хотел бы встретиться с этой девушкой до своего ранения. Он хотел бы встретиться с ней — и добиваться ее любви. Но в любом случае майор Ланкастер не мог рассчитывать на успех: его положение в обществе не позволяло на это надеяться.

На щеках Джослин заблестели слезинки, и майор, собравшись с силами, протянул руку и утер ее слезы. Затем провел кончиками пальцев по щеке.

— Не плачьте из-за меня, миледи. Если вы будете обо мне вспоминать, то лучше вспоминайте меня с улыбкой.

— Я не забуду вас, Дэвид, поверьте, не забуду. — Джослин всхлипнула, но все-таки улыбнулась ему. — Как все это странно… Ведь три дня назад мы даже не знали друг друга. А теперь между нами возникла… такая странная связь. Я думала, что брак по расчету — это просто слова и подписанные бумаги, но оказалось нечто большее, правда?

— Для меня — да.

Она накрыла ладонью его руку, лежавшую на одеяле, и их пальцы переплелись. В ее пожатии ощущалась нежность, согревшая его сердце. Ему хотелось снова поднять руку и прикоснуться к ее блестящим волосам, но у него уже не оставалось сил — он мог лишь смотреть на нее и любоваться ею.

— Мне только жаль, Джослин, что я нарушил ваш покой.

— Возможно, очень вовремя нарушили. Постоянный покой вреден для души.

Она встала и, к великому огорчению майора, выпустила его руку.

И тотчас же раздался ее мелодичный голос:

— Хью Морган устраивает вас в качестве личного слуги? Если нет, я найду вам другого.