Маргарита Южина - уДачный отпуск

И хотела Аня рассказать Лене про Георгия, и надо было, а язык не поворачивался. Вот каменный, и все.

– Ой, ну такая смешная, – тихонько фыркнула Лена. – А мы разве другими были? Конечно. Полюбишь, и кажется – вот он, один-единственный. А потом этот единственный на свидание опоздает, и ночуешь с петлей на шее, думаешь: сейчас удавиться или до завтра подождать… Хотя не все такие. Вон подружку нашу возьми – Сонечку! Ведь стервой была! А выросла-то змеища какая!

– Лена, ты что-то уж слишком, – одернула подругу Аня.

– Ты же ничего не знаешь… Думаешь, отчего мы с ней разругались? Причины были.

Лена встала, подошла к окну и закурила.

– Представляешь, до сих пор себя корю, что Даньку ей позволила на себе женить.

– При чем здесь Данька? – вздрогнула Аня. – То есть… ты-то здесь при чем? Они еще при мне любови крутить начали.

– Ой, ну какие там, к черту, любови? – поморщилась Лена. – Ты что, не помнишь: вы ж еще в школе Савушкина не поделили, она на него повесилась.

– Так я и говорю…

– Что ты говоришь!? Молчи уж лучше… – махнула рукой Лена и с горечью продолжала: – Мой Санька с Савушкиным с детства в друзьях ходят. Правда, теперь они редко встречаются, из-за стервы этой. А раньше… мы с Сашкой уже встречались, когда ты взбрыкнула! И знаешь, как Даня переживал? Ты из дома ни ногой, на улицу только с мамой, к телефону не подходишь, даже меня слушать не хотела! Дура!

– Тебя? – пыталась припомнить Аня. – Не помню.

– Коне-ечно! Где там вспомнить! Тебя ж обидели! А выслушать человека можно было? Как будто ты Соньки не знаешь! Она наизнанку выворачивалась, чтобы Савушкина от тебя увести. И потом… тебя она изучила от и до! Данька тогда в подъезде тебя ждал, а ты задержалась. Зато Сонечка оказалась вовремя. Сначала завела речь про какие-то диски, а потом тебя увидела и на шею прыгнула! А тот дурачок даже не ожидал ничего. Потом, конечно, отшвырнул, у Соньки такая ссадина на руке была, но… Ты уже все! Уже обиделась! Уже вся из себя гордая! И задушила все отношения.

– А ты бы не задушила, можно подумать, – пробурчала Аня.

– Да я бы этой Соньке все патлы выдергала! – вскинулась Лена, но тут же притихла. – Потом институты эти… Не знаю, насколько ваша дружба с Бабенко была чистой и трепетной, но про тебя Сонечка такое болтала! Ей и рот затыкали, и посылали куда подальше, но… от камня круги, сама же знаешь. Данька тогда чуть не поседел, представляешь. Он-то все еще надеялся, идиот. А потом как-то раз приходит к нам с Сашкой, и лица на нем нет. Говорит, что с тобой разговаривал… вернее, хотел поговорить, пусть поздно, но объясниться, но… ты под ручку с этим Бабенко шла и даже головы не повернула.

Аня оперлась спиной о стену и откинула голову. Дрянь!!! Тупая, напыщенная дрянь! Ведь точно, было такое. Но… в голове прочно поселился Толик Бабенко, этот червяк, который сейчас за Сонькиной юбкой таскается, а она… Подходил тогда Данька. Было.

– Ну и вот. А потом… у тебя что-то и с Бабенко не заладилось…

– Просто заладилось у Соньки, чего думать-то… – проговорила Аня.

– Ну да… и ты уехала, – продолжала Лена уже осторожнее. Все переживания подруги были написаны у той на лице. – Ну и… Ты знаешь, Данька тогда хотел за тобой ехать, в Питер, но… тетя Зося сказала, будто не знает адреса.

– Может, и в самом деле не знала, я же не сразу квартиру сняла…

– А потом… потом и у Сонечки все наперекосяк пошло. Бабенко ее в жены не звал, время бежало, все наши девчонки замуж повыскакивали, и ей захотелось, прямо хоть вой. Да и чего там – захотелось. Ее мать все время тыкала: «Когда остепенишься? Сколько можно подолом махать?» Не зря, надо сказать, шерстила дочурку.

– Ну и дальше-то что? – не выдержала Аня.

– А то! У дочурки-то не так много добровольцев нашлось, чтобы под венец ее тащить! – продолжила Лена. – А тут еще у нас свадьба. Ну и… Как же! Я свою подругу пригласила – Сонечку, Санька – Савушкина! У Соньки даже глаза разгорелись: вот он, жених! А к тому времени Савушкин окончил институт, устроился хорошо, а о женитьбе даже и не думал, вообще на женщин не смотрел. Ну идеальный кандидат в мужья! И тут Сонечка давай выворачиваться.

– Можешь не продолжать, – просопела Аня. – Следующая свадьба их была, окрутила, да?

– Нет, не так. Сначала она возле него кругами ходила, а тот – никак. Не мог ей простить того идиотского поступка. Тогда… тогда Сонечка слух распустила, дескать, ты вышла замуж и знать никого не хочешь, потому что твой муж хрен знает кто, и ты скоро уезжаешь к нему на историческую родину. И даже тогда Данька не верил. Но дергался сильно. А однажды… Черт… тогда даже Савушкина с нами не было. Сонька нас к себе на день рождения позвала, и Даньку, конечно, но он отказался. Мы посидели, а потом уйти пораньше захотели – я уже с Ромчиком ходила. И тетя Зося выходит. И… Вот знаешь, я только теперь понимаю, как правильно Сонька ее спросила! Она дословно сказала так: «Тетя Зося, а правда, что ваша Аня кого-то в Питере нашла, или врут все, и она до сих пор одна мается?» Конечно же, тетя Зося вспыхнула, голову вздернула и заявила: «Анна совсем не одна. И никого она не нашла. Это ее нашли! И упрашивали долго-долго, чтобы она снизошла! И он – не вам чета!» Сказала и ушла. Мой Санька тогда так взъярился, ты б видела! Ну и… конечно же, слово в слово все Даньке передал.

– Трепач!

– А кто ж еще. Но, знаешь… если б не он, я бы сама сказала… я тебя тогда убить была готова, – честно призналась Лена. – А потом… потом день рождения у Никитина. Ну ты ж Вовку знаешь, он же всех собирает. И Даньку просто силой приволок. А уж сколько выпито было! Короче… ночью слышим вопль – Никитин пошел за водкой в спальню, а там Сонечка и Даня! Картина маслом. Сонечка, конечно же, в истерику: ах, какой стыд! Какой позор! Да я не переживу! И кто ж меня бедную теперь замуж возьмет?! А я, представляешь, тогда Ромчика кормила и не пила совсем. Забежала первой. И чего орать? Данька спит одетый, а та… Ой, Анька, ты не представляешь. Сонька наверняка месяц к этому дню готовилась: на ней такое дорогущее белье, какого она никогда не носила. Раньше она на него даже смотреть боялась, такие цены. А тут, значит, вся в этих кружевах, кудри красиво по подушке разложены, лежит и верещит. И нет, чтобы вскочить, покрывало на себя натянуть! Данька проснулся, глазами хлопает, ничего сообразить не может. Ну типичная подстава. А та – знай орет. Ну… Савушкин тогда как рявкнет: «Заткнись! Чего прилипла? Чего тебе вообще от меня надо?» И тут уж Сонечка не оплошала! Прямиком ему: «Теперь ты, как честный человек, да чего там – как законопослушный гражданин – просто обязан жениться». А тот махнул рукой: «Хрен с тобой, женюсь на тебе, какая разница». Санька потом рассказывал, что тетя Вера, мать Данькина, тоже парню всю плешь проела: женись да женись. Ну и… женился. А свадьбу и не праздновали. Сонька хотела, но… Данька сказал: «Если фату нацепишь, вообще в ЗАГС не приду». Испугалась.

– Ну хоть бы на ком другом… – вздохнула Аня. – Чего ж ему, нормальная женщина не попалась?

– А ему все равно было. И потом: за нормальной ведь ухаживать надо, чего ж нормальная без любви-то кинется, а Сонька… И еще, мне кажется, он назло тебе с Сонькой-то…

– С ума сойти… – отрешенно проговорила Аня. – Это как же мы собственные судьбы калечим. Сами! А потом говорим: не везет…

– Ну да, есть такое… хорошо хоть с годами мудреем. Не знаю, как ты, – Лена быстро взглянула на Аню, – а вот я… Теперь я не дружу с Соней.

– Тоже из-за Даньки?

– Нет, теперь уже из-за Саньки, – вздохнула подруга. – Сонечка думала, что выскочит за Савушкина, и станет он ее на руках таскать! Ха! Не тут-то было. Он ее просто не замечал. У них тети-Верин кот жил, так Данька ему раз в двадцать больше внимания уделял. А Соньке-то что делать? И поперло из нее все это дамское желание! Кривляние всякое! На одном из праздников, у нас тогда отмечали, забегаю я на кухню, вся гостями замотанная, а там… сидит моя подруженька Сонечка у Сашеньки на коленках, ручками его головушку обвила и что-то на ушко шепчет.

– Стерва! – не выдержала Аня.

– Ты тоже так думаешь? – искренне обрадовалась Лена. – И я так решила! Ее за волосы и вон из дома, а своему тарелкой по счастливой роже. Видела у него на лбу шрам? Обрати внимание. А Сонька-то еще назад рвется, орет: «Это я специально, чтобы Савушкин меня приревновал!» Ну чего ей сказать? Объяснила, что я – не картина Рафаэля «Мадонна», не только могу дитя нянчить, могу и… А ты говоришь!

Аня сидела, боясь шевельнуться: казалось, только шелохнешься, и внутри начнет ворочаться черная муть.

– Лен, вы же часто встречались… покажи мне ваши фотографии.

Ленка Ефимова быстро притащила кучу альбомов, и перед Аней развернулась чужая, незнакомая жизнь таких близких для нее людей.

– А здесь, смотри, какая Сонька счастливая, – тыкала она пальцем в фотографию.

– Она всегда такая, – отмахнулась Лена. – Зато вот, взгляни, Савушкин, как побитая собака.

– А молодые-то все какие!

– Можно подумать, сейчас глубокие старики!.. Ой, а здесь я еще беременная!

И снова Данькины глаза! Господи, боли-то в них сколько… а вот здесь уже веселее… а вот здесь…

– Лена! Но ведь… мы же не глубокие старики, ты же правильно сказала, – вдруг зачастила Аня. – Я, конечно, дрянь, все переломала, и сама… но ведь все же можно исправить! Я же… я сегодня же поговорю с Данькой! Я скажу ему, что у меня никогда никого не было! Что он… Ленка, я ему…

– Нет, Аня, – вдруг вздохнула Лена и отвела глаза. – Теперь нельзя. Пока нельзя. Потерпи немного, а уж потом… если все нормально будет…

– Ты про что? – не поняла Аня. – Почему нет?

– Ну потому что! – вспыхнула подруга. – Потому что парень оказался не железный! Потому что у него тяжкая болезнь, чтоб ты знала! И… и черт знает, как его лечить.

Плечи сразу опустились.

– Лен, ну почему Сонька может ему нервы трепать, а я…

– А ты не можешь, да? – поддела Лена. Потом опять закурила, поморщилась от дыма и произнесла: – Знаешь, Анька, к Соньке он уже привык. Он никогда ее не любил и все ее фортеля переносит спокойно, ему все равно. А вот ты… ты можешь серьезно задеть его сердце. И не выдержит он. Даже хороших новостей может не перенести. А уж если тебе взбредет в голову ему в любви признаться…

– А когда будет можно?

– Кто знает… Санька говорит, что должна какая-то кардиолог приехать, на семинаре она. Очень тетка хорошая, Ольга…

– …Васильевна, – хмуро подсказала Аня. – Лена, я смотрю, вы все про болезнь знаете, и что он – не догадывается?

– Нет, – качнула головой Лена. – Это я узнала. Встретилась случайно в кардиологии с Сонькой, я тетку приехала навещать, а там – подружка. Сама ко мне подошла, ну и… Я потом все Саньке рассказала. А он… что он сделает? Он Даньку как ребенка охраняет, даже сегодня меня предупредил: «Скажите Ане, пусть не вздумает к Савушкину сунуться! Погубит мужика». Он же всех знакомых врачей на уши поставил, ему вот эту Ольгу Васильевну нахвалили, но она постоянно в разъездах, а к другим страшно, дело-то серьезное.

– Вот черт… а приедет она только через месяц.

– А ты откуда знаешь? – удивленно моргнула Лена.

– Это… это теперь моя сестра. Сводная. Моя маменька за ее батюшку замуж выскочила.

– Обалдеть! – охнула подруга. – Ну давай за это выпьем, что ли?

– Нет, Леночка, я пойду. На улице уже светло, у тебя скоро мужики проснутся, а ты и глаз не сомкнула.

– Ничего… – тепло улыбнулась Лена. – Они меня знаешь как берегут!

– Знаю… – улыбнулась Аня и на удивленный взгляд подруги пояснила: – То есть знаю, как мужчина должен беречь женщину. Меня тоже… берегли…

Когда Аня вернулась домой, ей было противно даже в зеркало на себя смотреть. Но все равно пришлось умыться, почистить зубы, а заодно и высказать все, что думала собственному отражению:

– Ну и что? Чего молчишь? Жалуйся давай, что жизнь не сложилась, что все тебя обманывали, что ты сбежала от несчастной любви, что всю судьбу тебе перековеркали злые мальчишки! А сама-то?! До сердечного приступа мужика довела. И какого мужика! Нет, можно, конечно, все свалить на Соньку! Ах она, какая кака! А ты-то!!! Вон как Ленка своего Саньку отвоевала: тарелкой по морде – и снова любовь. А у тебя не хватило сердечности, чтобы выслушать любимого человека! У нас же гордость! А это, чтоб ты знала, вовсе не гордость, а гордыня! И кто в результате стал счастлив? Данька, которому осталось жить считаные дни? Или, может быть, ты сама? Мотаешься, как цветок в проруби… Или Сонька, которая не знает, на кого повеситься? Никто! А все ты! Дрянь! Э-э! – И Аня показала себе язык, испачканный зубной пастой.

Проснулась Аня, когда часы показывали шесть часов вечера.

– Это как же меня угораздило столько проваляться! – ужаснулась она.

Соорудив что-то на ужин, Аня торопливо поела и уселась краситься. Нет, она не будет ждать у моря погоды. Вот сейчас приведет себя в порядок, наденет скромненькую кофточку… где б ее еще взять, скромненькую-то? Ну ничего, подойдет та, беленькая в мелкий розовый цветочек из тонкого батиста. Аня удачно купила ее на какой-то распродаже и теперь всем говорила, что отдала бешеные деньги. Вещица того стоила. Вот ее и наденет. И отправится к Вере Павловне. Да, прямо к Данькиной матери. Ну надо же выяснить, в конце концов, что у Савушкина с сердцем. Однако для начала придется узнать, где она проживает. Хорошо, если там, где и раньше, тот адрес Ане хорошо известен, а если переехала?