— Обязательно скажи мне, если что-нибудь изменится, — просто сказал он, глядя ей прямо в глаза. То, что он увидел в них, успокоило его лишь наполовину. Алекс явно разрывалась между своими чувствами — жалостью к Сэму и любовью к Броку. В какой-то степени она любила их обоих, не говоря уже об Аннабел, и ей хотелось, чтобы всем было хорошо. А этого трудно было достичь.

— Не говори таких вещей, — проворчала Алекс. — Ничего не изменится. Ему будет трудно, и я хочу его поддержать.

— Зачем? Много он тебя поддерживал год назад? Почему ты должна вести себя иначе, тем более что ты и так ему помогла?

— Может быть, ради нашего прошлого. — Но Броку хотелось быть с ней всегда. Все, о чем он мог мечтать, — это о том, чтобы между ним и Алекс установилась такая же кровная связь.

— Не надо его так жалеть, — предостерег ее Брок, сопроводив свои слова нежным поцелуем. — Ты мне очень нужна, — добавил он шепотом.

— Ты мне тоже, — прошептала она в ответ.

И они занялись любовью в той самой постели, которую она в свое время делила с Сэмом и в которую Сэм никогда не вернется. Она сказала Броку то, во что свято верила. Прошлое ушло, настало время будущего. Алекс любила Брока.

Но Сэм, вернувшись с Аннабел в «Карлайл» после проведенного вместе дня, был весьма печален. С момента признания его виновным прошли уже сутки, и он начинал паниковать. Он должен был потерять все — свободу, жизнь, дочь, даже остатки того, что когда-то связывало его с Алекс. Сэм стал относиться к этому менее философски и менее легко, чем накануне, после выпитого виски. Общение с Аннабел напомнило ему о том, что он утратит, а встреча с Алекс только усилила все эти ощущения.

Днем Сэм рассказал дочке о том, что у него все складывается не слишком хорошо. Она все еще не понимала, что это значит, да и Сэм не стал всего объяснять, не сказав ей ни про разлуку, ни про тюрьму. Этим он решил заняться попозже — у него было еще целых тридцать дней.

— Как вы провели время? — улыбаясь, спросила Алекс.

Она сама приехала в «Карлайл», чтобы забрать дочь, отправив Брока за покупками.

— Прекрасно, — ответил Сэм, все еще очень напряженный. — Мы ходили на каток. — Отослав Аннабел в соседнюю комнату за куклой и свитером, он повернулся к своей жене и с болью в голосе продолжил:

— Прости меня за твоего друга.

По-моему, я его очень раздражаю.

Алекс кивнула, не зная, стоит ли рассказывать Сэму какие-либо подробности, но ее природная честность взяла верх.

— Он боится нашего прошлого, Сэм, и я не могу обвинять его за это. Восемнадцать лет — это очень много, и это трудно объяснить третьему лицу. Он боится того, что преданность сильнее любви, хотя это глупо.

— Правда? — мягким голосом спросил Сэм, осмелившись поднять на нее глаза. То, что он увидел в ее лице, поразило его до глубины души и отозвалось болью. Перед ним стояла женщина, которую он очень сильно ранил, и Сэм понял, что они оба никогда этого не забудут. — Неужели это только преданность? — задумчиво спросил он. — Мне жаль это слышать.

Хотя, с другой стороны, мне повезло, что ты хотя бы жалеешь меня после всего, что я с тобой сделал.

Он неспроста говорил эти слова — всю предыдущую ночь и весь день Сэм думал об Алекс и о том, какую боль он ей причинил.

— Не нужно, Сэм, — тихо ответила Алекс. Просить прощения было поздно. Теперь между ними остались только сожаление о прошлом и воспоминания — как плохие, так и хорошие.

— Почему? Наверное, я не должен ничего тебе говорить, но у меня безумное чувство, что после приговора время внезапно стало убегать, как песок в песочных часах. Поэтому для меня важно выговориться сейчас, потому что потом мне может и не представиться такой возможности.

Алекс понимала его чувства, но ничем не могла ему помочь. До какой-то степени она была в состоянии поддержать его в этот трудный период, помочь ему в том, что касалось Аннабел, но не более того. В ее сердце теперь был только Брок.

— Я по-прежнему люблю тебя, — еле слышно проговорил Сэм, разрывая ей сердце. В комнату вернулась Аннабел с куклой и свитером. — Это правда, — добавил он со значением, но Алекс отвернулась, не ответив на его слова. Лучше бы он ничего не говорил. Он не имел на это права.

Дрожащими руками Алекс помогла Аннабел одеться. Девочка побежала вызывать лифт, а Алекс с Сэмом последовали за ней, по-прежнему не говоря ни слова.

— Не усложняй свою и без того тяжелую жизнь, — вымолвила наконец Алекс. — Я знаю, что тебе трудно, и мне очень жаль, но, Сэм… не надо снова причинять нам всем боль. Не делай этого.

Может быть, он просто играет с ней, и тогда больно будет и ей, и Броку, и Аннабел, и ему самому.

— Я не хочу причинять тебе боль, — задумчиво произнес Сэм. Внезапно оказалось, что ему нужно сказать ей очень многое. — Наверное, я должен заставить себя уйти из твоей жизни насовсем, что бы я ни испытывал, в особенности если меня посадят. Я обещал себе самому так и поступить. Но теперь мне кажется, что будет большой ошибкой отпустить тебя, даже не сказав, как я тебя люблю. Я знаю, что утратил на тебя все права. Черт побери, мне даже трудно назвать себя мужчиной. Все, что составляло мою личность, куда-то исчезло — деньги, успех, положение в обществе… Наверное, потеряв грудь, ты чувствовала то же самое, но мы оба были глупы. Твое женское начало — не в груди, мое мужское — не в работе… Это наши сердца и души делают нас теми, кто мы есть и во что мы верим. Я не знаю, почему я этого раньше не понимал. Сейчас я все это осознал — к сожалению, слишком поздно для всех нас… и теперь я хочу вернуться на год назад и сделать все по-другому.

Алекс была потрясена его словами.

— Я не могу, Сэм, — прошептала она, закрывая на мгновение глаза, чтобы не видеть боли и любви, о которых безмолвно кричало его лицо. Почему он не говорил всего этого год назад?

Теперь было слишком поздно. — Не говори мне таких вещей… Я не могу вернуться и не могу предать Брока, — добавила она, вспомнив, что только сегодня утром пообещала это Броку.

— На что он тебе сдался? — раздраженно спросил Сэм. — Он же совсем мальчик. Правда, хороший мальчик, это видно.

И он, конечно, много для тебя сделал, но что будет через десять лет? Сможет ли он дать тебе то, что ты хочешь?

— Дело не в том, что он мне может дать, — твердо ответила Алекс, — он уже одарил меня сверх всякой меры. Теперь моя очередь.

— Но ты же не можешь вечно быть ему благодарной за то, что он тебе помог, точно так же, как я не могу оправдаться перед тобой за то, что не сделал этого. Но я все еще тебя люблю, Алекс… ты ведь все еще моя жена. Может быть, я больше не имею на тебя права — я уверен, что не имею. Но я хочу, чтобы ты знала, что я всегда буду тебя любить. Даже в самые безумные моменты, самые… — он осекся и прикусил язык, — я все равно не переставал любить тебя. Я не хотел уходить, но не мог оставаться. Я стремился убежать от всего — от тебя, от призрака моей матери, от реальности. И тут мне подвернулась эта Дафна. Я знаю, что был не прав, но она просто сводила меня с ума. И ты тоже. Понимаешь, я просто был не в своей тарелке. Но мне совершенно не хотелось причинять тебе боль.

Сэм хотел высказать ей все это перед началом своего заключения. Но это было несправедливо по отношению к ней. Он дернул за еще никем не порванную струну и дотронулся до той части сердца Алекс, которая по-прежнему принадлежала ему. И это было очень больно. Алекс больше не хотела его любить.

Она ответила своему мужу глубоким и печальным голосом, бросив взгляд на Аннабел, которая ждала их в холле:

— Знаешь, Сэм, нам обоим было бы легче, если бы мы разошлись без всяких объяснений. Не надо оглядываться назад, не надо оплакивать прошлое… Какой в этом смысл?

— Может быть, и нет никакого смысла. Но как можно расстаться молча после восемнадцати лет совместной жизни? — ответил Сэм со слезами на глазах. — Неужели ты можешь так легко все это отбросить? Неужели ты не испытываешь ко мне ничего, кроме чувства долга? Я не могу в это поверить.

Алекс тоже с трудом в это верилось, но внезапно она разозлилась на своего мужа. Что это вдруг он захотел исповедоваться в своих грехах и облегчить душу? Он что, боится потерять ее после всего, что он ей устроил?

— Что ты хочешь от меня, Сэм? — рассерженно спросила она. — Чтобы я призналась тебе в любви и ты мог жить этой мыслью, когда сядешь в тюрьму? Отпусти меня… Давай освободимся друг от друга, как ты сам мне сказал вчера, после того как зачитали приговор. Это нужно нам обоим. Не уноси все это с собой в тюрьму.

— Я не могу, — сказал Сэм страдальческим голосом. Он провел бессонную ночь в мыслях об Алекс и приговоре. И вдруг все изменилось. Он не хотел, чтобы она беззвучно ускользнула от него в свое неведомое будущее. — Я не знаю, как тебя отпустить, — продолжал он, касаясь ее руки и пытаясь поцеловать. — Я все еще тебя люблю.

— И я, Сэм, — жалобно призналась Алекс. Брок тоже это знал и постоянно говорил об этом. — Но уже поздно…

Это было понятно обоим, но Сэм не собирался отступать.

Но тут дверь лифта открылась, Аннабел махнула ему рукой, а Алекс подняла на него глаза.

— Не делай этого, Сэм… пожалуйста… ради нас обоих. — Когда он уходил от нее к Дафне, все было гораздо проще. Тогда он казался таким уверенным, а теперь был совершенно разбит, и Алекс уже не знала, была ли она ему чем-то обязана.

— Прости меня, Алекс, — сказал он с совершенно несчастным видом. — Я тебя еще увижу?

Сэм был в отчаянии. Алекс нервно Поглядывала на ожидающий их лифт.

— Нет, — ответила она, покачав головой, и направилась к Аннабел, жалея о том, что вообще сюда пришла. — Я не могу, Сэм… Прости меня.

И она действительно не могла — из-за Брока, из-за себя самой. Уже стоя в лифте вместе с дочкой, она почувствовала на себе пронзительный взгляд Сэма. Двери закрылись. По дороге домой она пыталась избавиться от мыслей о нем и его словах и думала о Броке, прильнув к дочери.

— Папа на тебя рассердился? — поинтересовалась заинтригованная Аннабел. Они шли по улице, поеживаясь от холода, и вокруг них сновали люди в поисках подарков на Рождество.

— Нет, моя родная. Все в порядке, — соврала Алекс, спрашивая себя, почему дети всегда видят то, чего им видеть не следует.

— Когда мы уходили, он был грустный.

— Наверное, ему стало жалко с тобой расставаться, но он не сердился. Точно тебе говорю.

Только грустил. И вел себя очень глупо. Оказавшись дома, в обществе Брока, Алекс почувствовала невероятное облегчение. В кухне вкусно пахло — Брок делал соус для спагетти и гренки с чесноком. Алекс обещала приготовить суп, макароны и салат, а на десерт подать мороженое с ванильным соусом.

— Все хорошо? — спросил Брок, помогая ей снять пальто.

Алекс потирала руки. Казалось, она очень замерзла и немного дрожала.

— Да, — с улыбкой ответила она, обнимая занявшего свое место у плиты Брока и пытаясь забыть все, что она услышала от Сэма. Но ночью, когда она лежала рядом с Броком, крепко прижавшись к нему, слова Сэма неотступно вертелись у нее в голове.

Глава 22

Аннабел провела с Сэмом целую неделю, начиная с Рождества, и Алекс приучила себя не видеться с ним, когда они передавали друг другу дочку. Она просто сажала ее в гостиничный лифт одну и нажимала кнопку. Она не общалась с Сэмом после той встречи и полагала, что он пришел в себя. Но если даже у него туман в голове и не прошел, то в себе она была полностью уверена.

У них с Броком и Аннабел получился прекрасный рождественский вечер. На неделю между Рождеством и Новым годом они сняли домик в Вермонте. На этот раз она каталась на лыжах и вообще замечательно провела время; Алекс чувствовала себя превосходно. Волосы отросли, и она носила весьма стильную и сексуальную, как говорил Брок, прическу. В Вермонте он наконец-то перестал нервничать при упоминании имени Сэма. Брок понял, как сильно любит его Алекс, и решил, что беспокоиться насчет ее мужа глупо.

В Вермонте они узнали, что сразу после Рождества Сэм подал на развод. Алекс была рада это услышать. Сэм явно пришел в чувство. Помнить о прошлом было тяжело обоим, но Алекс нимало не сомневалась в том, что они должны оформить свой разрыв.

Они с Броком думали пожениться в июне, но Алекс снова и снова напоминала ему о том, что они должны решить вопрос с работой. Лежа у камина перед новогодней елкой, они даже принялись обсуждать свой медовый месяц, и Алекс сонно сказала, что хотела бы поехать в Европу.

— Я думаю, это вполне реально, — теплым и уютным голосом отозвался Брок. Они только что занимались любовью, и он наполовину спал. Алекс засмеялась и откинула назад его волосы. Иногда он казался ей совсем мальчишкой, невинным и доверчивым переростком. От этого ее любовь к нему становилась только крепче.

После Нового года они вернулись в Нью-Йорк. Путешествие было долгим, и они сначала приехали к ней домой и бросили там лыжи и сумки. А потом Алекс, так и не сняв горнолыжного костюма, пешком дошла до «Карлайла», чтобы забрать Аннабел. Она позвонила в номер Сэма из вестибюля, и он попросил ее подняться наверх хотя бы на минуту.