Ей придется быть благоразумной. Тряхнув головой, она пришпорила коня, и они продолжили путь. Проблема заключалась в том, что она никогда не была благоразумной, в отличие от Шантел, сестры, старшей всего на две с половиной минуты. Та всегда умела планировать, манипулировать и добиваться своего.

Была еще Мадди, другая сестра, моложе на две минуты и десять секунд. Дружелюбная, обычно добивавшаяся всего с помощью напористости и воли.

Но она была Эбби, средняя из троицы. Спокойная. Ответственная. Зависимая. От этих эпитетов она всегда морщилась.

Ее проблема заключалась не в ярлыке, присвоенном ей раньше, чем она научилась ходить. Сейчас ее проблема заключалась в Дилане Кросби, бывшем репортере, ставшем автором биографических книг о знаменитостях. В двадцать с небольшим лет он написал разоблачительную книгу о знаменитой мафиозной группировке, что помогло уничтожить один из крупнейших бандитских семейных кланов Восточного побережья. Ему не было и тридцати, когда он разрушил карьеру сенатора, обладавшего незаявленным счетом в швейцарском банке и метившего на более высокий пост. Теперь с ним придется иметь дело ей.

И она с ним справится. В конце концов, он будет на ее территории, под ее крышей. Она будет снабжать его информацией. То, что она хочет сохранить в тайне, скрыто у нее в голове и в сердце. А ключ находится только у нее.

Если даже она ничему не научилась, как средняя дочь двух странствующих артистов, то уж играть-то она умеет. И добиваться своего. Она твердо решила разыгрывать перед Диланом Кросби спектакль.

«Никогда не говори всей правды, девочка. Никто не хочет ее слышать» — так всегда твердил отец. И эти слова, с улыбкой подумала Эбби, ей придется напоминать себе в последующие несколько месяцев.

Несколько неохотно разворачиваясь на размытой дождем пустынной дороге, Эбби повернула коня и направилась обратно. Наступала пора действовать!

Проклиная дождь, Дилан снова протер ветровое стекло насквозь промокшей тряпкой. Стеклоочиститель на его стороне только гонял по стеклу струи воды, соседний и вовсе вышел из строя. Водителю одной рукой приходилось держать руль, другой поминутно протирать стекло, из-за этого ледяной дождь заливался в рукав пальто. Было безумием покупать такую старую машину, хоть это и классика. Спортивный двухместный «шевроле-корветт» почтенного возраста выглядел божественно, но ездил кошмарно.

Вероятно, ехать из Нью-Йорка в феврале было не самой лучшей идеей, но ему не терпелось прокатиться на собственной машине, какой бы она ни была. В Делавэре шел снег, переходящий в дождь по мере того, как он продвигался на юг. Дилан снова выругался, когда капли дождя проникли в открытое окно и попали ему за воротник.

Могло быть и хуже, говорил он себе. Он не мог точно сказать, что именно, но, вероятно, могло. В конце концов, он вцепился зубами в проект, которого добивался в течение трех лет. По-видимому, Абигайль О'Харли Рокуэлл решила выжать из издателя все, что можно.

Смышленая дамочка, думал он. Захомутала одного из самых успешных и богатых автогонщиков. А ведь она была совсем еще ребенок! Ей не исполнилось и девятнадцати лет, а она уже носила норковую шубу и бриллианты, а также крутила рулетку в таких местах, как Монте-Карло. Тратить чужие деньги нетрудно. В этом он убедился за восемнадцать месяцев благословенно короткого брака со своей бывшей женой.

В конце концов, коварство в природе женщины. Они созданы для того, чтобы изображать из себя беспомощных, ранимых существ. До тех пор, пока вы не попадетесь к ним на крючок. Освобождение из этих пут дается кровью. Затем, если вы умны, вы будете время от времени внимательно смотреть на шрамы, чтобы напомнить себе, что такое жизнь.

Дилан сверился с развернутой перед ним картой, крутя руль локтями, и опять выругался. Мельком оглядев заливаемую дождем дорогу, он круто развернулся. Стеклоочистители, может быть, никудышные, но «шевроле-корветт» знает свое дело.

Он не мог представить, что Чак Рокуэлл, предмет его восхищения, жил здесь, в этом захолустном уголке Виргинии. Может быть, эта маленькая женщина уговорила его купить здесь дом, как некое убежище? Наверняка последние несколько лет она живет здесь, словно в спячке.

Что же это за женщина? Чтобы написать подробную биографию мужчины, надо узнать женщину. Почти весь первый год она липла к Рокуэллу, затем, можно сказать, полностью исчезла. Может быть, ее раздражал запах бензина и дымящихся шин? Ее не было на трибунах ни при победах мужа, ни при поражениях. И самое важное, ее не было на его последних гонках, во время которых он погиб. Судя по информации, которой обладал Дилан, она появилась только спустя три дня на похоронах, но не произнесла ни слова. Даже слезинки не пролила.

Она вышла замуж за денежный мешок и закрывала глаза на его измены. Разумеется, из-за денег. Теперь, как его вдова, она, вероятно, живет в свое удовольствие. Не так уж плохо для бывшей певички, не видевшей ничего, кроме прокуренных гостиных и второразрядных клубов.

Ему пришлось замедлить скорость «шевроле-корветта», чтобы проехать по слякотной, ухабистой дороге, где указателем служил потрепанный почтовый ящик с портретом Рокуэлла.

Судя по всему, она не занималась благотворительностью! Дилан снова протер окно и заскрежетал зубами при резком ударе. Услышав, как скрипнул глушитель, он перестал ругать дождь и принялся ругать Абигайль. Он представлял ее себе обладательницей полного шкафа шелков да мехов, которая пальцем о палец не ударит, чтобы хоть немного вложиться в ремонт дороги.

Увидев дом, он немного приободрился. Он ожидал увидеть внушительный, давящий роскошью особняк. Однако перед ним стоял очаровательный, уютный дом, переднее крыльцо которого выходило прямо к скале. Ставни на окнах были покрашены в голубой цвет, образуя симпатичный контраст с белыми рамами. Второй этаж окружал балкон с двойными перилами. Было заметно, что дом нуждается в ремонте, но он не выглядел обшарпанным, просто обжитым. Из трубы тянулась струйка дыма, а под навесом крыши стоял прикрепленный к стойке велосипед. Довершал впечатление глубокий гортанный собачий лай.

Дилан нередко задумывался о том, чтобы приобрести себе нечто подобное. Место, удаленное от толпы и шума, где он смог бы спокойно работать. Этот дом напомнил ему тот Дом, в котором он жил в детстве, где всегда чувствовал себя в безопасности и усердно работал.

Когда его глушитель снова шаркнул на очередной выбоине, его восхищение прошло. Дилан припарковался за пикапом и компактным микроавтобусом и выключил мотор. Он поднял стекло и начал было открывать дверь, но тут на него обрушилась масса мокрого меха.

Собака была огромной. Может быть, с ее стороны это было дружеское приветствие, но близкий контакт с такой грязной собакой не выглядел приятным. Размером пес был, насколько оценил Дилан, примерно с небольшого бегемота. Он царапался грязными лапами об окно машины и лаял.

— Зигмунд!

И Дилан, и пес обернулись в сторону дома, Где на крыльце стояла женщина. Значит, это и есть Абигайль, подумал он. В течение нескольких лет ему довольно часто приходилось видеть ее портреты, чтобы сразу же узнать. Инженю со свежим личиком на гонках, в которых участвовал Рокуэлл. Обворожительная светская львица в Лондоне и Чикаго. Холодная, сдержанная вдова у могилы мужа. И все же он представлял ее совсем не такой. Медово-светлые волосы падали на лоб рассыпанными локонами и покрывали плечи, а выглядела очень стройной и уютной в джинсах, ботинках и объемном свитере, мешком спадающим на бедра. Сквозь дождь виднелось бледное, тонкое лицо. Он не видел цвета глаз, но видел ее полные ненакрашенные губы.

— Зигмунд, отойди сейчас же! — снова обратилась она к псу.

Пес в последний раз равнодушно гавкнул и подчинился. Дилан осторожно открыл дверцу и вышел.

— Миссис Рокуэлл?

— Да. Простите за выходку пса. Он не кусается. Как правило!

— И на том спасибо, — пробормотал Дилан хлопнул дверцу машины.

Пока он вытаскивал свои сумки, Эбби стояла застыв от нервного напряжения. Она пускала в свой дом, в свою жизнь незнакомца! может быть, следует остановить это сейчас, именно сейчас, пока он не сделал следующего шага. Он повернулся, держа в руке сумки, и посмотрел на нее. С темных волос, прилипших к его лицу, казавшихся еще темнее от влаги, стекали капли дождя. Неприятное лицо, тотчас же подумала она, вытирая ладони о бедра. В нем слишком много энергии, слишком много знания, чтобы оно было добрым. Только безумная женщина впустит такого мужчину в свою жизнь. Но тут она увидела его промокшую одежду и заляпанные грязью ботинки.

— Похоже, вам необходима чашка горячего кофе!

— Да. — Он в последний раз взглянул на собаку, фырчащую у его лодыжек. — А дорожка у вас еще та!

— Я знаю. — Она виновато улыбнулась, заметив, что его машина не в лучшем состоянии, нежели он сам. — Зима была суровой.

Он продолжал стоять на месте и разглядывал ее сквозь пелену дождя. Собрав всю свою волю, Эбби приняла решение и нервно засунула руки в карманы. Она взяла на себя обязательство перед издателем книги и не получит денег, если сейчас позволит себе струсить!

— Проходите, — пригласила она.

Взгляд ее темно-зеленых глаз мог показаться ему испуганным. Изысканность, которую он видел на расстоянии, стала еще заметнее при ближайшем рассмотрении. Изящные скулы и заостренный подбородок придавали ее треугольному лицу пикантный вид.

Бледная кожа, темные ресницы. Дилан решил, что у нее или чудодейственная косметика, или вообще никакой. От нее пахло дождем и дымом костра. Остановившись в дверях, Дилан снял ботинки.

— Думаю, в них не стоит проходить в дом.

— Очень любезно с вашей стороны. — Она держалась за дверную ручку, испытывая отчаянную неловкость, и наблюдала, как он легко прошел в дом в одних носках. — Оставьте здесь ваши вещи и проходите на кухню. Там тепло, вы обсохнете.

— Прекрасно. — Внутри дом оказался таким же неожиданным, как и снаружи. Потертые, тускловато блестящие полы. На столе у лестницы он увидел грубой работы цветок из папье-маше, сделанный, похоже, ребенком. Пока они шли, Эбби наклонилась, подняла двух маленьких пластиковых человечков в скафандрах и продолжила путь, не нарушая ритма.

— Вы приехали из Нью-Йорка?

— Да.

— Не очень-то приятно ездить в такую погоду?

— Да уж.

Он не ставил себе целью быть грубым, хотя мог, когда это ему было нужно. Сейчас дом интересовал его больше, чем короткая беседа. В раковине не было посуды, пол был безупречно чистым. Однако кухню вряд ли можно было назвать аккуратной. На дверце холодильника не осталось живого места от картинок, рисунков, записочек на память. На стойке бара лежала наполовину заполненная картинка-загадка. Несколько пар детской обуви беспорядочно валялись возле задней двери.

Но в кирпичном камине горел огонь, и на кухне стоял запах кофе.

Если он не потрудится заговорить с ней, они далеко не продвинутся, размышляла Эбби. Она обернулась и еще раз посмотрела на него. Да, лицо у него недоброе, но интригующее. Слегка небритое. Густые брови, такие же темные, как и волосы, над светло-зелеными глазами. Пристальный взгляд. Этот взгляд был ей знаком. В свое время Чак увлек ее именно своим пристальным взглядом, хотя глаза у него были карими. Взгляд этот говорил: «Я получу все, что хочу, потому что мне наплевать, чего мне это будет стоить».

И ему действительно было наплевать. Эбби очень боялась, что впускает в свою жизнь такого же человека. Но сейчас она стала старше, напомнила она себе. Бесконечно мудрее. И на этот раз не влюблена.

— Давайте я возьму ваше пальто!

Она протянула руки и подождала, когда он снимет пальто. Впервые за несколько лет Эбби поймала себя на том, что обратила внимание на высокое, поджарое мужское тело и немедленно отреагировала на него. Эбби почувствовала это, но быстро взяла себя в руки. Повернувшись, она повесила пальто на гвоздь возле двери.

— Что вам положить в кофе?

— Ничего. Просто черный кофе.

Эбби всегда знала, что любое занятие успокаивает. Ему она выбрала огромную кружку, а для себя чашку поменьше.

— Сколько же времени вы ехали?

— Всю ночь.

— Всю ночь? — Эбби искренне удивилась, глядя, как бодро он сел за стойку бара. — Вы, наверное, смертельно устали?

Но усталым он не выглядел. Несмотря на неряшливый вид, настроение у него, похоже, было боевое.

— У меня открылось второе дыхание! — Беря из ее рук кружку, Дилан заметил, что на ее длинных, тонких пальцах нет колец. Даже обручального. Он поднял глаза и цинично посмотрел на нее. — Полагаю, вам известно, что это такое?

Подняв бровь, она села напротив. Как мать, она знала, что такое провести бессонную ночь и весь день продержаться на одной силе воли.