Алена Нефедова - Уха из петуха

— Городской, — изрекла она так, словно присвоила ему высшую степень инвалидности, а потом вдруг соболезнующе, но при этом настолько искренне улыбнулась, что у Сергея аж сердце скакнуло от такой внезапной перемены.

— На, милок. Откушай молочка пАрного. Тока-тока с-под коровки. У мяня Бярезка-от дуже сладкое молочко дает.

— Что, простите? Какая березка?

— Да корову бабкину так зовут — Березкою. Ты, дядь, пей. Правда ведь вкусно.

Сергей с вымученной улыбкой взял глиняную кружку, протянутую ему через забор. Кружка была литра на пол, не меньше. Пузатая, с большой, но при этом неудобной ручкой, что так и норовила выскользнуть из пальцев. И тяжелая, зараза. А над кружкой колыхалась шапка крепкой белоснежной пены. Примерно такой, как подает его супер навороченная дорогущая итальянская кофе-машина, запрограммированная на изготовление классического капучино.

— А если бы оно с подвалу было бы, холодненькое, да с крошками… У-у-у, на завтрак такое ваще класс — лучше всяких музлей ихних городских. Еще вот с медком свежим хорошо идет, — важно, со знанием дела продолжил еще один персонаж внезапно обрушившейся на Сергея пасторали — стоявший за спиной бабки пацан лет шести: рыжий, конопатый, с шелушащимся носом малец, ловко держащий близнеца глиняного монстра и вку-у-усно свербающий из нее свою порцию "березкиного дуже сладкого". — Мы, кстати, скоро липовый качать будем, да, ба?

— Вишь ты шустрый какой. Через месяц тока качать будем. Йонсый околеваит тот липовый. Его там будет — тьху, с кошкин хер.

— Ба, ну опять ты… мамка услышит — заругает.

— Ой, морчи уж, заруганный поди весь. А ты пей, — грозно мотнула головой бабка, да еще и корявым пальцем пригрозила так, что загипнотизированный Сергей в несколько глотков опорожнил глиняный сосуд со свежевыдоенной амброзией, попахивающей… ну… скажем так, далеко не голландскими розами.

— Хорошо молочко-то? — опять посуровела бабулька, сверля его глазами так, что Сергей был уверен — не согласись он, и будет ему расстрел на месте.

— Хорошее, — послушно закивал он. — Очень вкусно, спасибо.

— Как звать-то?

— Сергей Ми… Сергей. — И чего он заикается?

— Надолго к нам, али так, здоровье поправить? — продолжила допрос соседка.

— М-хм, — выдал нечто неопределенное Сергей, подкрепив исчерпывающий ответ взмахом руки с кружкой.

— Ну понятно, — вынесла вердикт старушка и проворно выхватила предмет утвари, — Ты за молоком да творогом то обращайсси. Баб Надей меня кличут. Может, хоть на человека на нормальных харчах похож станешь.

Вот и разбери — пожалела или обругала.

— Э-э-эм-м, погодите. Сколько я за молоко-то должен? — спохватившись, крикнул вслед Сергей.

— Чай не ведро выхлебал, не обнищаем, — отмахнулась женщина. — Привыкли у себя со всякими маркетами за чайную ложку егуртОв всяких мульены выкидывать. Пробовала я ту отраву — тфу, упаси бог еще раз сподобиться.

— Дядька, а ты рыбалку любишь? — торопливо спросил рыжий кузнечик, почесав шелушащийся нос. — А по грибы ходить? А лесопет починить можешь?

Сергей едва успел обработать только первый из поступивших запросов, сам у себя интересуясь, любит ли он рыбалку, как бабка прикрикнула на мальчишку:

— Отстань от человека, Тоха. Не видишь, он совсем ведь городской, — и опять это прозвучало как безнадежный диагноз. — Быстро дуй клубнику оббирать.

— Пока, дядь Сережа, — махнул тонкой поцарапанной лапкой пацан и припустил за бабкой.

— Ну, спасибо… еще раз, — только и нашелся ответить Сергей.

Вот недаром Сергей не любил эти восточные базары — шумно, гамно, грязно, негигиенично и жуть как антисанитарично-о-о-у-у. Ат, Юлька. Ну, заррраза. Выклянчила шаурму, сама не сожрала, а у него теперь живот крутит, ва-а-ай-ва-а-ай… И, главное, ни аптеки рядом, ни, пардон муа, туалета. А, нет. Вон же они — заветные ВС. И тут откуда ни возьмись под ноги кинулся какой-то юркий мерзкий типчик, и как гаркнет:

— КУПИ-И-И-И. КУПИ-И-И МУШМУЛЛУ-У-У.

От жуткого вопля, ввинтившегося в мозг, Сергея подкинуло на кровати. Сердце заходилось дурным галопом, мокрая от пота простынь прилипла к спине, живот крутило так, что заветные буквицы, те самые, привидевшиеся в дурном сне, моргали прямо на сетчатке глаз.

— КУПИ-И-И-И. КУПИ-И-И МУШМУЛЛУ-У-У. КУПИ-И-И.

— Убью-у-у, — не зная, кому грозит, взвыл измученный сельской идиллией горожанин и, пробуксовывая на скользком, тщательно вымытом дощатом полу, рванул на выход по направлению к сокровенному дощатому зданию, молясь всем своим атеистическим богам о нескольких секундах надежной работы сфинктера.

— МУШМУЛЛУ-У-У. КУПИ-И-И.

— С-с-су-у-у…

— КУПИ-И-И.

— Па-а-адла-а-а. Да что ты такое?

Вывалившись на дрожащих от слабости ногах из устоявшего под напором молодецкого турбонаддува заведения, Сергей дополз до крыльца и нащупал трясущейся рукой пачку сигарет, оставленную с вечера на периллах веранды. Вытащив сигарету, он клацнул Зипповской зажигалкой…

— МУШМУЛЛУ-У-У.

— Да епический городовой, — завертел головой Сергей, пытаясь определить, что за гребаный баньши вытягивает душу из его бледного городского тела, измотанного "дуже сладким бярезкиным" и ночным кошмаром, воплотившимся в тривиальную диарею. Но горластый мерзавец, услышав его, подавился на середине вопля и, издав странное бульканье, затих. Мужчина постоял немного на крыльце, настороженно вслушиваясь и таращась в темноту, но ничего, кроме нудящих одно и то же сверчков и далекого, дерущего глотку в любовной горячке соловья, не услышал. Ноги ощущались не слишком надежными, в животе медленно затихал конфликт интересов между пищевыми объектами городского и сельского типа, а глаза упорно норовили закрыться. Шаркая и тихонько матерясь при очередном столкновении с коробками, Сергей поплелся к дивану в гостиной. Мало ли, вдруг опять застигнет новый виток внутреннего катаклизма, так что лучше быть поближе к двери. С блаженным стоном он растянулся, чувствуя себя героем старого мультика. И подушечка-то у него тут мягкая, и одеяло пушистое, и диван чудо как хорош…

— КУ-У-УПИ-И-И… — рванулось сквозь такую сладкую дрему, моментально охватившую его.

— Ах ты тварь, — взбрыкнув, Сергей грохнулся с узкого дивана и, смачно матернувшись, ломанулся на выход. — А ну выходи, сука. Прикалываться над дураком городским решил? Я тебе сейчас, козлина, на веки вечные чувство умора ампутирую.

Проорав это, Сергей оглянулся в поисках орудия массового истребления ночных юмористов, и его кровожадный взгляд наткнулся на метлу, скромно притаившуюся в уголке. Такую самую что ни на есть настоящую, из корявых прутьев и ручкой из немного узловатого молодого древесного ствола, не то что пластиковые дешевки, продающиеся в каждом маркете для сада и огорода. Схватив и взвесив находку в руке, Сергей одобрительно хмыкнул и крутанул ее в руке, на манер киношных мастеров боевых практик, тут же чуть не врезав самому себе по носу. Спустившись со ступенек, он коварно и торжествующе оскалился в темноту:

— Ну, давай, смертник, подай еще голос.

И сразу же, будто только его команды и дожидался, гаденыш завел свое "Ку-у-упи-и-и", только теперь откуда-то из-за дома.

— Ах ты играть со мной еще будешь? — азартно взрыкнул Сергей и понесся на звук. Но, едва обогнул дом, взвыл дурным голосом. Такое чувство, что он сиганул босыми ступнями на долбаную утыканную гвоздями йоговскую лежанку, а голые ноги до самого ценного мужского оборудования были атакованы стаей невидимых в темноте взбесившихся котов, задумавшими спустить с него всю шкуру. Развернувшись на месте, Сергей только все ухудшил, и злобные когти вцепились теперь в его задницу. И в довершение очередное пронзительное "Ку-у-упи-и-и" раздалось где-то прямо над его головой.

— Да чтоб ты сдох, — завопил Сергей, стараясь перекрыть мощью своих легких подлого шутника, коварно заманившего его, идиота, в колючие кусты.

— Сергей Михайлович, у Вас все в порядке? — мощный луч фонаря ударил ему в лицо, ослепляя, но, к сожалению, не оглушая и не позволяя по волшебству провалиться сквозь землю. Ну, чего уж там, как же без апофеоза наполненного дерьмом вечера в виде появления его внезапной сексуальной фантазии, она же представитель закона в одном лице. "Наполненного дерьмом", надо сказать, в совсем не переносном смысле. Луч опустился, освещая его целиком, и Сергей представил, как он сейчас, должно быть, сказочно выглядит. Столичный заносчивый бизнесмен, успевший зарекомендовать себя в ее глазах как редкостный мудачина, стоит босой, почти голый среди кустов, больше смахивающих на колючую проволоку, и орет как ненормальный не пойми на кого. Еще и с метлой. Ну да, двор подмести приспичило, а то как-то бессонница. Да, уж провалиться точно бы не помешало.

— Э-э-эм… — только и сумел проблеять Сергей, подыскивая хоть какое-то объяснение своему поведению.

— Если Вы полетать вдруг собрались, то, боюсь, эта метла свой моторесурс уже исчерпала, — в голосе Лилии Андреевны не слышалось ни единой нотки юмора. И слава Богу, ему на сегодня клоунады, кажись, выше крыши.

— Спасибо, что предупредили, — огрызнулся он и гордо шагнул… тут же чуть не валясь кулем со страдальческим воплем. Утыканные шипами ноги, о которых он забыл, от неожиданности напомнили о себе.

— Господи, как же Вас так угораздило, — подскочила к нему участковый, подставляя страдальцу крепкое плечо. — До дома самостоятельно дойдете?

— А если нет, донести предложите? — фыркнул Сергей, осознавая окончательно весь тупизм ситуации.

— Есть неплохая альтернатива в виде хозяйственной тележки. Мы на ней навоз вывозим.

Услышав последнее, мужчина уже не смог сдержаться и непристойно захрюкал, заходясь в почти истерическом смехе.

— Наво-о-оз? — едва не икая, переспросил он. Точно в тему.

И что он раньше вообще знал о понятии "дерьмовый день"?

До дома он ковылял, косолапя по медвежьи, максимально выворачивая пострадавшие ступни. Лилия Андреевна молча следовала за ним, светя ему под ноги, хотя чего уж там теперь. В районе левой ягодицы Сергей ощущал странный холодок и не без оснований подозревал, что чертовы кусты отомстили ему за вторжение порчей нательного текстиля, но начинать судорожно щупать и проверять, не мелькает его бледная задница перед взором его почти конвоирши, он стремался. Да и, честно говоря, задница, может, и бледная, но вполне так ничего, в хорошей форме, ему неоднократно об этом говорили. Например, его личная тренерша в фитнес-зале. Понятно, что это ее работа — убеждать его, что деньги он там спускает совсем не зря, но… Вот и какого хрена он сейчас-то об этом думает?

— Вам соседи, что ли, на шум пожаловались? — решил он переключить свои мысли.

— Ну вообще-то, это я Ваша соседка. — Он и не знал, как на это реагировать. — Услышала странные крики и вышла проверить.

— Ага, значит этого мерзавца, изводившего меня, Вы слышали? — почти обрадовался мужчина.

— Простите? — У нее еще хватает наглости звучать искренне удивленной. Она что заодно с этими… Оборотниха.

— Что простите, — вскипел Сергей. — Хотите сказать, что не слышали этих диких воплей? — набрав побольше воздуха, он вдохновенно воспроизвел, как мог: — КУ-У-УПИ-И-И МУШМУЛЛУ-У-У.

Даже в отблесках фонаря он разглядел, как изумленно моргнула несколько раз Лилия Андреевна.

— Ах, Вы об этом, — облегченно вздохнула она. — Это Вас Питбуль так вывел из себя?

— Какой к чертям Питбуль, — почти топнул ногой Сергей, но зашипел от боли.

— Это петух. Одичавший. Сбежал от кого-то и так и прижился тут. Уже года два как.

Сергей тупо лупал глазами, пытаясь уложить в голове информацию.

— Какой такой петух?

— Карликовый. Породы не помню. Хитро как-то зовется, — охотно пояснила Лилия Андреевна.

— Вы сейчас издеваетесь, конечно, надо мной, — констатировал Сергей. — Это за то, что повел себя как скотина вначале?

— Сергей Михайлович, и в мыслях не было. Питбуль и правда петух, и живет он тут.

— Так как же Вы умудряетесь тогда спать по ночам, если это так?

— Не знаю, — пожала плечами участковая инспектор. — Я его, собственно, и не слышу. Привыкла.

— То есть, как он голосит, Вы не слышите, а мои крики сразу услышали? — ехидно поинтересовался Сергей.

— Говорю же, в деревне мы к такому привыкшие, а Ваша… м-м-м… активная деятельность привлекла мое внимание.

Это что, такой вот избирательный слух в действии? С другой стороны, умудрялся же он как-то спать в городской квартире, даже по выходным, когда соседи затевали шумные вечеринки.