— Придется довольствоваться хотя бы этим, Кларисса, — покачала она головой.

— Когда вы собираетесь признаться его светлости, что ждете ребенка? — спросила горничная со слезами радости на глазах.

— Я немного не это хотела сказать ему, — засмеялась Уитни, погладив Клариссу по морщинистой щеке. — Собственно говоря, я… я и слова не пророню — пусть вот это все скажет за меня, — объявила она, поднимая распашонку.

— Думаю, сегодняшний вечер — самое подходящее время, — согласилась Кларисса.

И Уитни с веселой заговорщической улыбкой спрятала рубашечку в ящик бюро рядом с письменными принадлежностями и поспешила спуститься к ужину.

Она подождала, пока Клейтон допьет портвейн и они усядутся в бело-золотом салоне. Притворяясь полностью поглощенной романом, Уитни вздохнула:

— Не могу понять, почему я так устаю в последнее время.

Она не подняла глаз и поэтому не видела, с какой гордостью и нежностью смотрит на нее Клейтон.

— Неужели не можешь, родная? — осторожно спросил он.

Знает ли Уитни, что беременна? Клейтон не был уверен в этом. Что, если она боится родов?

Он решил как можно дольше не волновать жену.

— Нет… — задумчиво протянула Уитни. — Но я хотела ответить на письмо тети и только сейчас поняла, что оставила его в моем бюро. Тебе не очень трудно принести его? Эти ступеньки кажутся мне сегодня неприступной вершиной.

Клейтон поднялся, поцеловал жену в лоб, ласково взъерошил ей волосы и взбежал по широкой мраморной лестнице.

Войдя в ее комнату, он невольно улыбнулся. Слабый аромат духов Уитни окутал его душистым туманом. Ее щетки и расчески лежали на туалетном столике. Незримое присутствие Уитни словно наполняло комнату, и от этого здесь было еще уютнее. Уитни…

По-прежнему гадая, знает ли жена о своей беременности, а если знает, то почему не поделится с ним, Клейтон выдвинул ящик бюро розового дерева, взял несколько листиков бумаги из толстой пачки и безуспешно попытался отыскать письмо леди Энн. Ничего не найдя, он отодвинул в сторону то, что посчитал носовыми платками, и перебрал все мелочи, пока наконец на самом дне не обнаружил сложенное письмо. Желая убедиться, что именно его просила принести жена, Клейтон развернул послание и прочел несколько слов.

«К моему величайшему стыду, я обнаружила, что беременна. Прошу вас немедленно приехать, чтобы все обсудить. Уитни».

К ее величайшему стыду?

Клейтон недоуменно нахмурился. Как странно, что она испытывает подобные чувства к живому воплощению величайшего счастья, которое они нашли друг в друге! И что за непонятный способ сообщать ему радостные новости? «Прошу вас немедленно приехать».

Однако в следующие мгновения ужасное озарение пронзило мозг и ударило в сердце безжалостным стилетом. Записка написана за два месяца до свадьбы… накануне того дня, когда он привез Ванессу в Клеймор и столкнулся лицом к лицу с Уитни… непонятно, кому она адресована, поскольку нет обращения… но почерк, очевидно, принадлежит Уитни, .. красивый, ровный… разборчивый… Боже, помоги ему! Она писала какому-то мужчине, отцу ее будущего ребенка!

Нет, этого не может, не может быть… только не Уитни…

Но что-то в душе начало рушиться, медленно и неотвратимо. В ту ночь, приехав сюда, Уитни просто разыгрывала роль. Все эти месяцы он бережно хранил в памяти то мгновение, когда она, забыв о гордости, сама пришла к нему, и теперь все это оказалось ложью, омерзительной, грязной ложью! Значит, шепча ему о любви, она притворялась! Притворялась; потому что уже знала, что беременна, и тот, кому эта записка была адресована, либо не желал исполнить свой долг, либо просто не мог. Вероятно, сукин сын уже был женат!

Уитни явилась тогда в Клеймор, чтобы найти подходящего отца для отродья неизвестного мужчины. Иисусе! Да они скорее всего придумали этот план вместе! Правда, судя по тому, какой слабой и усталой она выглядела за несколько дней до свадьбы, возможно, успела освободиться от беременности, и подставной отец для ребенка, зачатого неизвестно от кого, уже не понадобился.

И что за чертово представление она устроила в их первую брачную ночь! К тому времени, должно быть, все тревоги миновали, она убедилась, что не беременна, но так переволновалась из-за едва не разразившегося скандала, что была готова на все, лишь бы оказаться замужем. Не исключено, что любовнику Уитни это только на руку. Теперь никто ничего не заподозрит, даже если она забеременеет.

И тут Клейтон припомнил, сколько раз за прошедшие недели она ездила в Лондон «за покупками» или «навестить друзей». Желчь подступила к горлу. Отцом ребенка, которого она носит, может оказаться как он, так и любой другой!

Сука! Лживая, вероломная, маленькая… Нет, он не мог даже в своем воспаленном, измученном воображении назвать ее именем, которого она заслуживает! Он слишком любил ее, чтобы проклинать. Но оказалось, что любил фиглярку, законченную актрису, пустую куклу. Тело. Ничего больше. И, как теперь выяснилось, даже тело принадлежало не ему одному.

Нужно отдать ей должное, какой безошибочный инстинкт выживания! Вынудить его привести ее в этот кабинет, пока Ванесса ждала в соседней комнате, вынести его ярость, прижаться всем телом и целовать, словно отдавая свое сердце! И все из-за того, что имела несчастье забеременеть! Клейтон очень хотел верить, что ребенок мог быть от него. Он даже попытался убедить себя в этом. Но он прекрасно помнил, что, овладев ею, сразу же отстранился. Шансы на то, что она могла забеременеть от него, были так невелики, что о них не стоило и говорить.

Боже, каким гнусным спектаклем была их жизнь! Каждый взгляд жены, каждое слово, каждая ласка — все притворство, мерзкое, отвратительное притворство!

Пальцы медленно сжались в кулак, сминая листок бумаги в тугой комок. Боль в душе начала притупляться, и ее место заняла холодная черная ярость. Клейтон машинально швырнул измятую записку на пачку бумаги, попытался задвинуть ящик, но он застрял. Что-то не давало ему закрыться до конца: крохотная белая распашонка с буквой «У», вышитой на воротничке!

Клейтон долго разъяренно смотрел на нее и, резко рванув, поднес к глазам. Так вот что он должен был найти! Как трогательно с ее стороны! Неизменная склонность к мелодраматическим эффектам!

Клейтон, брезгливо поморщившись, швырнул на пол белый лоскуток и, растерев его каблуком, повернулся, чтобы выйти.

— Вижу, ты нашел его, — прошептала Уитни с порога, не отводя потрясенного взгляда от трогательной распашонки под ногами мужа.

— Когда? — ледяным тоном осведомился он.

— Думаю… через… через… семь месяцев. Клейтон пристально смотрел на Уитни, и она почти чувствовала исходившую от него безумную злобу.

— Мне этот ребенок не нужен! — с намеренной жесткостью, подчеркивая каждое слово, процедил он сквозь зубы.

Кларисса и Мэри, маячившие на балконе, чтобы полюбоваться счастливым лицом хозяина, в ужасе сжались, когда он почти пробежал мимо них и быстро спустился по ступенькам, двигаясь с бешеной решимостью, угрожавшей смести всякого, кто окажется на пути. Входная дверь с оглушительным грохотом захлопнулась; Кларисса медленно повернулась и направилась в комнату Уитни, но, потрясенная, замерла на пороге при виде зрелища, представшего перед ее глазами.

Уитни стояла на коленях около бюро, плечи судорожно вздрагивали от безмолвных рыданий. Голова была откинута, и слезы струились ручьями из-под закрытых век.

С пальцев свисала маленькая белая распашонка с синей буквой «У», любовно вышитой на воротничке. — Не плачь, дорогая, не плачь, — беспомощно повторяла Кларисса, наклоняясь, чтобы помочь Уитни встать. — Ты повредишь ребенку.

Но Уитни не в силах была перестать плакать. Она всхлипывала, пока не заболело горло.

«Мне этот ребенок не нужен!»— Бесчеловечные слова ядовитой змеей обвили ее сердце, сжимая и сдавливая его так, что воздух не проходил в истерзанные легкие.


Когда небо чуть посветлело, Уитни повернулась на бок и посмотрела в окно. Она лежала одна в постели, одна впервые со дня свадьбы. Клейтон не хочет ее ребенка, их ребенка! Неужели не собирается признавать его? Нет, он не может… не имеет права… Почему? Из-за чего?

Уитни зажмурилась и отвернула голову. Он, очевидно, хочет заставить ее отдать ребенка, сразу же нанять кормилицу и отослать малыша с глаз долой в одно из своих поместий. Неужели его любовь к ней настолько эгоистична, что в ней нет места для их ребенка?

Всего несколько часов назад она и сама не понимала, как отнестись к своей беременности. Зато знала теперь: непонятная ярость Клейтона пробудила в ней стремление защитить беспомощное создание — чувство настолько неукротимое, что потрясло все существо Уитни. Она никогда не позволит ему отнять у нее малыша. Никогда!

Уитни проснулась очень поздно. Голова болела и кружилась, тошнило так, что казалось, вот-вот вывернет наизнанку, но она заставила себя встать и спуститься к завтраку. Прибор Клейтона все еще стоял на столе.

— Его светлость сказали, что сегодня у него нет аппетита, миледи, — сообщил слуга.

Уитни что-то пожевала исключительно ради ребенка и отправилась на долгую прогулку через парк, мимо переливающихся всеми красками цветочных клумб, к берегу озера, по спокойной глади которого плыли лебеди, и наконец набрела на белую беседку с видом на озеро. Войдя внутрь, она села на одну из ярких подушек, разбросанных по скамьям, и провела здесь два часа, пытаясь привести в порядок хаотически метавшиеся мысли, осознать, что она все та же Уитни Уэстморленд, которой была вчера, и не перенеслась в другую эпоху и другое время.

Вернувшись в дом, она медленно поднялась по лестнице и обнаружила, что камердинер Клейтона и трое лакеев выносят чемоданы и тюки с вещами из спальни Клейтона.

— Что происходит? — задыхаясь, спросила она у Мэри. — Объясните, почему они уносят вещи моего мужа?

Уитни чувствовала, что медленно сходит с ума. Спаситель, что же теперь делать?!

— Его светлость перебирается в западное крыло, — пояснила Мэри, стараясь говорить спокойно и равнодушно. — Мы перенесем ваши вещи в его спальню, а из вашей комнаты выйдет превосходная детская, когда придет время.

— Вот как, — прошептала Уитни, сознавая, что не сможет жить в этих покоях одна, без Клейтона. — Вы не покажете мне, где его новые комнаты? Мне… нужно кое о чем спросить его светлость… мы собирались поехать…

Мэри подвела хозяйку к высокой двери в западном крыле и тактично оставила одну.

Уитни вошла в комнату. Клейтон был здесь сегодня, был и ушел. Сорочка брошена на стул, перчатки — на постель. Она медленно побрела в гардеробную, провела пальцем по ручкам щеток из черного оникса и усилием воли подавила слезы, угрожающие, снова хлынуть из глаз. Открыв гардероб, Уитни долго терзала себя, разглядывая одежду мужа. Какие широкие плечи должны быть у мужчины, который носит эти куртки… Такие широкие плечи… Она всегда любила его плечи. И глаза.

Уитни направилась было к двери, но тут появился Клейтон. Не говоря ни слова, он прошел мимо, шагнул к гардеробной и начал раздеваться. Она последовала за ним и, не сумев скрыть слезы, прошептала:

— Почему ты делаешь это, Клейтон?

Он рывком стащил сорочку, но не спешил ответить.

— Из-за… из-за нашего ребенка? — не отставала Уитни.

— Из-за ребенка, — коротко поправил он, окинув ее презрительным взглядом.

— Ты… ты не любишь детей?

— Детей от другого мужчины, — ледяным тоном выпалил Клейтон и, швырнув сорочку на пол, обернулся и, больно сжав ее локоть, потащил к выходу.

— Но ты же не можешь не хотеть собственных детей, — прерывающимся голосом пробормотала Уитни, не обращая внимания на то, что муж на глазах у проходящего слуги бесцеремонно выталкивает ее в коридор.

— Собственных, — подтвердил Клейтон зловещим тоном. Он навис над женой, положив руку на ручку двери, словно собираясь захлопнуть ее перед носом Уитни.

— Мы поедем сегодня к Уилсонам? Я… я приняла приглашение несколько недель назад.

— Я уезжаю. А ты можешь делать все, что угодно, черт возьми!

— Но, — умоляюще выдохнула Уитни, — ты едешь к Уилсонам? Если да, то…

— Нет! — рявкнул Клейтон. — И если я когда-нибудь увижу тебя в этой комнате, даже в этом крыле дома, лично позабочусь о том, чтобы удалить тебя отсюда. Даю слово, Уитни, тебе не понравится способ, каким я это сделаю, — безжалостно-холодно добавил он.

Дверь с грохотом захлопнулась.

Клейтон долго неподвижно стоял посреди комнаты, сжимая и разжимая кулаки, пытаясь взять себя в руки и усмирить вновь накатившую ярость. Вчера он умудрился допиться до бесчувствия в своем кабинете, но не раньше, чем тщательно продумал все способы мести за поруганные любовь и доверие. Он заведет любовницу и будет всюду показываться с ней, пока Уитни не узнает о ее существовании. Общество сквозь пальцы смотрит на женатого человека, имеющего содержанку, так было всегда. Но Уитни попадет в ловушку. Она не сможет слишком часто выезжать одна, не возбудив излишних толков, а если появится с другим мужчиной, станет настоящим изгоем — ее просто перестанут принимать в порядочных домах.