Шон кивнул. Макбейн.
Конелли поставил перед ним тарелку с отварным картофелем, большой кусок хлеба и сыр. Рот беглеца наполнился слюной.
Ужин в огромной столовой, стол накрыт белой льняной скатертью, хрустальные бокалы, китайский фарфор и позолоченный сервиз. Огромные люстры сверкали над головой, на столе высокие канделябры, лакеи в ливреях подают блюдо за блюдом. Женщины в шелковых платьях и драгоценностях, мужчины в вечерних костюмах, белых рубашках и галстуках. В воздухе разлит аромат духов.
Он вздрогнул, не веря в свои воспоминания, они не могли принадлежать ему.
Отрывая куски хлеба и сыра, он начал с жадностью есть. Ему не нужно прошлое, пусть будет только сегодня — Бойл и эта ферма.
Он остановился у приоткрытой двери паба, оглушенный доносившимся оттуда шумом; ему захотелось зажать уши, он с трудом выносил эту какофонию звуков, рвущихся из двери. Обрывки фраз, хохот, шум отодвигаемых стульев, звяканье посуды… Его просто парализовало от страха, он не сможет туда войти. От дневного света болели глаза. Он покинул ферму час назад, следуя инструкциям Конелли, легко нашел сапожника, тот провел его в маленькую комнату над своей мастерской. Шону стоило неимоверных усилий заставить себя продвигаться днем по шумному городу. Он давно не видел столько людей, они шли пешком, ехали верхом, по улицам катили повозки, даже попалась одна карета. По реке плыли суда. Шум городских улиц, суета, толкотня, запахи, — он почувствовал себя пришельцем, как фермер с северо-запада, который раньше никогда не был в городе.
Постепенно, за несколько часов пребывания в городе, он все-таки стал привыкать к шуму. Но при входе в бар испытал приступ паники, ему захотелось сбежать.
Убеждая себя, что переполненный, набитый людьми паб предпочтительнее каменного мешка в подвале, он стоял, набираясь храбрости.
Дверь распахнулась, из паба выскочил человек, он налетел на Шона, застывшего в нерешительности у входа.
Сработал инстинкт — незаметно для постороннего глаза из рукава мгновенно выскользнул нож, который был всегда с ним. Он уже готов был приставить его к груди незнакомца, но вовремя остановился и, тяжело дыша, прислонился к стене. Надо помнить, что он человек, а не животное и не должен убивать, повинуясь инстинкту. Два года его содержали как животное в клетке, морили голодом, но он человек. Он прислонился горячим лбом к стене. А может быть, он уже не человек, а человеческое подобие, живущее только в темноте и способное убивать. Джон Коллинз.
— Эй, парень, извини, не заметил, — сказал пьяный и вмиг протрезвел, разглядев Шона.
Шон взял нож у тюремщика, когда захватил того в заложники. Опомнившись, он спрятал нож и попытался улыбнуться, мышцы лица свело судорогой, и жуткая гримаса исказила лицо.
Глаза у пьяного расширились от страха, и он бросился прочь.
Шон постоял, слыша шум крови в ушах. Он надеялся, что, когда окажется на корабле, в море, ему станет легче.
Он вошел, избегая смотреть на людей и касаться их, прошел к столику в глубине паба и сел спиной к стене, так он чувствовал себя в большей безопасности. Теперь вся комната была перед его глазами.
В пабе находилось тридцать или сорок мужчин, они смеялись, разговаривали, кричали, некоторые играли в кости или в карты. Все они были ирландцами, как и он, и однажды он поклялся, что отдаст жизнь, защищая их от тирании и несправедливости, и это едва не произошло на самом деле. Но сейчас не чувствовал с ними родства, он был чужаком, пожалуй, он вообще ничего не чувствовал.
К нему приближался человек в синем костюме, с белым цветком на лацкане. Шон незаметно, осторожно вынул нож и приготовился.
— Коллинз? — спросил джентльмен, останавливаясь рядом.
Шон кивнул и указал жестом на стул напротив.
Человек сел.
— Мне показывали ваш портрет на листке розыска. К несчастью, вы выглядите точь-в-точь как изображенный там сбежавший преступник.
Шон не обратил внимания на замечание. Человек был высокого роста, с каштановыми волосами, в дорогом костюме и в начищенных сапогах. Он явно был не из простого сословия. Рори Макбейн.
Он с трудом выговорил:
— Вы один?
— Слежки не было. Я был осторожен. А вы? — Он наклонился, чтобы получше слышать его хриплый полушепот.
Шон покачал головой. Макбейн продолжал его изучать, как будто пытаясь понять, кто перед ним. Наверное, знал, что его разыскивают за убийство, и опасался.
— Все, что вам понадобится на первое время, в этой сумке. — Макбейн ногой подвинул к нему набитую сумку. — Немного денег, одежда. Американское судно «Герой», рейс до Хэмптона, Вирджиния, отплывает послезавтра с первым приливом.
Скоро он будет на свободе. Через несколько дней переплывет океан подальше отсюда, от Британии, от Ирландии, от земли, где родился и где провел детство и юность. Он знал, что надо поблагодарить Макбейна, но сердце защемило тоской. Он не понимал, почему новость не принесла ожидаемой радости. Ведь через несколько дней он не будет преследуемым зверем. Может смотреть, как встает солнце, не прикрывая глаза ладонью, и никогда больше не станет прятаться в тени. Не будет каменного мешка и решеток.
Ему больше не придется спать на голом камне с крысами, есть пойло с картофельными очистками и хлеб, кишащий личинками. Он уедет в Америку и там обретет покой, независимость, а может быть, счастье. Там его не отыщут.
Но эта мысль не приносила ни облегчения, ни радости.
Тонко звенит хрусталь, пахнет духами, и глаза, янтарные, смеющиеся и блестящие, встречаются с его глазами.
Он почувствовал дурноту, как во время приступа морской болезни. Память предает его. Он, наверное, сошел с ума. Он не хотел возвращаться в прошлое, подавлял воспоминания, паника охватила его.
— Вам нужна хорошая бритва. — Голос Макбейна прервал его лихорадочные мысли, и он был рад вернуться в реальность. — Я видел ваш портрет, развешанный всюду, вы очень похожи на человека, который разыскивается. Надо избавиться от бороды.
Он пытался сделать это той бритвой, которую дал Конелли, но она была слишком тупой. Макбейн прав, ему нужна настоящая бритва, кисть и мыльная пена. И опять всплыли воспоминания.
Серые глаза смотрят на него из зеркала. Красивый темноволосый мужчина в нем, он занят утренним бритьем. В комнате на окнах раздвинуты бархатные портьеры, за окном голубое небо, ярко-зеленые лужайки. Вдали руины башни и море.
— Шон! Ты собираешься ехать к Скале?
— Что с вами? — спросил Макбейн.
Почему он спрашивает? Нельзя думать о далеком прошлом. Он женился на Пег Бойл, надеясь впоследствии полюбить ее, и решил стать отцом ее маленькому ребенку и тому, что еще не родился. И единственная женщина, которую он должен был помнить, была она. Он не мог забыть, как держал ее на руках, истекающую кровью, зверски избитую.
— Послушайте, Коллинз. Я понимаю, что вы прошли через ад. Но мы сражаемся на одной стороне. Я такой же ирландец, как и вы. Ходят слухи, что вы благородного происхождения, это нас роднит с вами. Вы плохо выглядите. Могу я как-то помочь?
Он с трудом выговорил:
— Почему… вы делаете это? — Он должен знать, почему джентльмен рискует из-за него жизнью.
Макбейн удивился:
— Но я уже говорил. Мы земляки, и я тоже патриот. Вы сражаетесь за свободу, я тоже, правда, по-другому, с помощью пера, и иногда помогаю таким, как вы.
Шон хотел улыбнуться, но получился оскал, и Макбейн содрогнулся:
— Вам нужно что-нибудь?
Нет. Он покачал головой. Все, что ему надо, — поскорей покинуть страну и начать другую жизнь. И тогда память перестанет мучить его воспоминаниями о жизни, которую лучше забыть.
Макбейн наклонился к нему через стол:
— Затаитесь пока до отплытия. Я сегодня уезжаю из Корка и буду в Адере. Отсюда всего полдня езды верхом, и наши общие друзья помогут переслать весточку.
Сердце Шона сделало скачок, хотя внешне он не показал удивления. Его как будто ударили под дых. Он ослышался или Макбейн назвал Адер?
Макбейн поднялся:
— Да поможет нам Бог.
Шон не отвечал.
У Макбейна в глазах промелькнуло сочувствие, и он поднялся и стал пробиваться сквозь толпу к выходу. Он не оглянулся. Почему он назвал Адер. Это ловушка? Он ни за что больше не попадет в тюрьму и не даст себя повесить.
Он выждал, когда Макбейн выйдет, и устремился следом, прихватив мешок с одеждой. Он пошел следом, крался вдоль стен длинной, грязной, узкой улицы, постепенно настигая жертву, и наконец схватил сзади и прижал лицом к стене, заломив Макбейну руку за спину. Тот не сопротивлялся.
— Ты не можешь ехать в Адер… Это ловушка…
— Коллинз! — выдохнул тот. — Вы сошли с ума? Какого дьявола…
— Что ты собираешься делать?
— Я пытаюсь помочь тебе покинуть страну, ты, идиот. Нельзя, чтобы нас видели вместе! Мои антибританские взгляды хорошо известны. В городе полно солдат.
Но Шон сильнее заломил ему руку и удерживал.
— Ты не можешь ехать в Адер! При чем тут Адер? — Он произнес без остановки, и это потребовало неимоверного усилия. — Какой-то хитрый трюк.
— Какой трюк? Ты провел в одиночке два года и сошел с ума! Я еду в Адер, как друг семьи и невесты.
Адер был его домом. Зеленые лужайки и живописные сады выли так красивы, что многие британцы летом приезжали специально и просили разрешения хозяев взглянуть на имение. Иногда им разрешалось осмотреть господский дом, если граф с женой были в своей резиденции.
Его трясло. Нет, это Шон О'Нил вырос там. А теперь он Джон Коллинз.
— Вы побледнели как бумага, — сказал Макбейн. — Так я могу идти?
Но Шон уже не слышал его.
По утрам уроки по точным и гуманитарным наукам, потом уроки фехтования, уроки танцев и этикета. После обеда верховая езда. Их было пятеро, все молоды, хороши собой, сильные, умные, знатные и немного надменные. И там была Эль.
— Коллинз!
Он снова очутился в Корке и осознал, что все еще прижимает Макбейна к стене. Он позволил себе впустить воспоминания о том прошлом, которое больше ему не принадлежало. Он отпустил Макбейна и облизал пересохшие губы. Пора возвращаться в дом сапожника.
— Там… будет свадьба?
— Да, очень важное событие.
Шон закрыл глаза. Он не должен был думать о тепле, семье и безопасности. Слишком поздно.
У него был родной брат, жена брата и племянница, мать, отчим и трое сводных братьев и еще Эль. Стоит приоткрыть ворота для прошлого, как воспоминания хлынут, и их не остановить. Тогда невозможно будет покинуть свою страну. Его поймают и повесят. Но родные лица, слегка размытые, уже вставали в воображении. Брат — капитан королевского флота, отчим — влиятельный граф, элегантная мать, три сводных брата и девочка с двумя косами, худенькая, длинноногая.
Он отступил от Макбейна, по его лицу заструился пот. Макбейн обиженно одернул на себе сюртук и снова озабоченно взглянул на Шона:
— Как вы себя чувствуете?
Макбейн упомянул о невесте.
— Кто… выходит замуж?
Макбейн снова удивился.
— Элеонора де Уоррен. Вы знаете семью?
Эль стояла на пороге его комнаты в Аскитоне, волосы забраны в одну косу, одетая в одну из его рубашек и бриджи Клиффа.
— Что ты так долго возишься? — нетерпеливо спросила она. — Мы едем на пикник. Ты обещал, что мы поедем на утес Долана. Все готово, и собаки ждут.
Он пытался вспомнить, сколько ей лет. Это было перед ее первым сезоном в Лондоне. Тринадцать, четырнадцать. И она была высокой и худенькой.
— Леди не врываются в комнату джентльмена, Эль.
Он стоял с голой грудью перед зеркалом и теперь потянулся за рубашкой.
— Но ты ведь не джентльмен, верно? — Она ухмыльнулась.
Он спокойно застегивал пуговицы на рубашке.
— Нет, это ты — не леди.
— И слава богу!
Он пытался сдержать смех.
— Не упоминай имя Господа всуе.
— Почему? Ты поступаешь хуже — бранишься, когда сердишься. Мужчинам разрешено говорить бранные слова, а леди должны лишь вилять бедрами при ходьбе и носить дурацкий корсет.
Он оглядел ее худую фигурку.
— Ты никогда не станешь носить корсет.
— И очень хорошо! — Но по ее лицу было заметно, что она расстроилась. Она прошла в комнату и села на его неубранную постель. — Я стараюсь больше есть. Съедаю по два десерта, но толку мало. Я расту и расту вверх и скоро буду как башня.
Теперь он не сдержал смеха.
"Украденная невеста" отзывы
Отзывы читателей о книге "Украденная невеста". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Украденная невеста" друзьям в соцсетях.