Лора Бекитт - Украденное счастье

Так началась новая жизнь Таира и Лейлы, которая постепенно превратилась в мучительную борьбу за убогое, унизительное существование.

Как и все обитатели багдадских трущоб, со временем Таир задолжал Юсуфу довольно большую сумму, но его беспокоило не это. За несколько месяцев торговли своим телом Лейла пристрастилась к вину, которым женщин, случалось, поили иноземные моряки. А если вина не было, курила или жевала какое-то зелье. Тогда она начинала шататься и петь; пронзительным и звонким, а иногда хриплым и ломким голосом женщина выводила странные песни, слов которых Таир не понимал. Лейла перестала заботиться о сыне, чинить его одежду, и тот ходил оборванный и грязный.

В минуты просветления лицо Лейлы становилось суровым и мужественным, она гладила Таира по голове, а из потускневших глаз женщины текли горькие слезы.

В такие мгновения мальчик принимался мечтать о том, как накопит денег или украдет ценную вещь и они с Лейлой вырвутся из лап Юсуфа.

Именно это побудило его взять жемчужную нить. В тот день Таир убегал от стражника, который заметил, как он пытался стащить в одной из лавок серебряное украшение. Мальчик бросился бежать, но упрямый стражник не отставал. Очутившись в квартале, где жили богатые багдадцы, Таир спрятался за деревом, а после вскарабкался на стену. Незнакомая, хорошо одетая девочка позволила ему спуститься в сад и даже дала напиться шербета из своей чашки. Она была полна сочувствия и желания помочь, а он отплатил ей тем, что украл жемчуг, лежавший на скамейке в беседке!

Таир напрасно говорил себе, что придет время и он вернет девочке долг: в глубине души он знал, что этого никогда не случится.

Он пришел к матери, полный отчаянной, дикой надежды, и рассказал о жемчуге. Наверняка украшение очень дорого стоит. Надо его продать и расплатиться с Юсуфом, а на оставшиеся деньги уехать куда-нибудь подальше от Багдада, туда, где их никто не знает, и зажить новой жизнью.

Лейла сидела на куче тряпья, обняв колени, опустив плечи, и молча слушала. Таир слышал ее прерывистое дыхание, смотрел на осунувшееся лицо с неумело подведенными глазами и яркими пятнами лихорадочного румянца на впалых щеках.

— Ты знаешь другие города, кроме Багдада? — спросила она.

— Не знаю, но они есть. Пусть не такие богатые и большие, зато там нет Юсуфа.

— В каждом городе есть свой Юсуф. Нет только Бога и справедливости, — медленно произнесла Лейла.

Таир ужаснулся. До чего надо дойти, чтобы отрицать существование Всевышнего! Впрочем, думал ли он о Боге, боялся ли его, когда воровал?

— Обещай, что утром мы пойдем к ювелиру и продадим жемчуг, — сказал он.

— Хорошо, — ответила Лейла и попросила: — Дай его мне.

Таир протянул матери украшение. Сияющие розоватым светом, безупречно гладкие, чистые, чуть продолговатые жемчужины казались живыми. Лейла, задумавшись, долго любовалась ими. Наверное, она думала о том, что ей самой никогда не придется носить такого ожерелья, что ее судьбой всегда будет этот мрачный мир, пропитанный запахами отбросов, нечистот, смрадом тесного жилья, наполненный стонами горя и боли.

Таир ласково коснулся ее руки.

— Спрячь его.

— Да, — сказала Лейла и добавила: — Ложись спать.

Проснувшись утром, мальчик сразу подумал о грядущих переменах. Пожалуй, чтобы узнать истинную цену жемчуга, стоит обратиться к двум или трем ювелирам. Он знал, где расположены их лавки, и собирался немедленно отправиться туда.

Таир огляделся. Лейлы нигде не было. Не может быть, чтобы она, как всегда, ушла с другими женщинами! Мальчик обшарил хижину. Ожерелье исчезло. Неужели мать унесла его с собой?!

Он вышел наружу и почти сразу столкнулся с Юсуфом. Тот стоял, как скала, и пожирал Таира глазами.

— Я недооценил тебя еще больше, чем думал. Никому из мальчишек не удавалось украсть такую дорогую вещь. Однако ты умелый, но глупый: стоило тебе попытаться продать жемчуг, как тебя схватили бы. Откуда у маленького оборванца может взяться жемчужное ожерелье? Твоя мать оказалась умнее и отдала его мне. Я прощаю тебя, хотя на самом деле должен убить. Никто не смеет меня обманывать и утаивать краденое. Запомни это на будущее, щенок!

Таир ощутил в душе леденящую пустоту. Голова гудела, взор застилал туман. Земля уходила из-под ног, а воздух казался липким. Надежды на будущее рухнули, точно жалкая постройка от порыва ураганного ветра, растаяли, как утренний туман над рекой.

— Надеюсь, теперь я тебе ничего не должен? — через силу выдавил он.

— Ничего? — удивился Юсуф. — Три дирхема, мой мальчик, три дирхема ежедневно всю оставшуюся жизнь. Иди и работай, да поменьше болтай, иначе мне снова придется повысить плату.

Спустя четверть часа Таир брел по залитым солнцем улицам Багдада. Что-то острое и горячее кололо и жгло его изнутри, а глаза застилали слезы.

Аллах свидетель, он украл жемчуг для того, чтобы зажить честно, чтобы больше не воровать, но, к сожалению, Бог не признает таких способов избавления от греха. Чтобы смыть с себя скверну, надо совершить что-то героическое, праведное и чистое, то, что невозможно сделать в мрачном и грязном мире, которым правит Юсуф.

После того как Уарда и Тарик рассказали дочерям правду об их рождении, Эсма была уверена в том, что ей придется жить под гнетом этого знания, но она ошиблась. Сердца юных забывчивы; прошло восемь лет, и девушка редко вспоминала о том, что ее воспитала неродная, мать, а Гайда ей вовсе не сестра.

Как и следовало ожидать, Гайда превратилась в красавицу. У нее были роскошные волосы, пышное, как цветущий розовый куст, тело, грациозная походка и пленительный взгляд. Черная родинка на ее щеке была подобна капле амбры на белоснежном фарфоровом блюде. Разглядывая себя в зеркале, Гайда забывала об окружающем мире и думала только о вечных, непостижимых тайнах женственности, о своей ослепительной красоте.

По-своему прелестная, но не обладающая броской внешностью Эсма не завидовала сестре, однако ей тоже хотелось иметь что-то такое, что отличало бы ее от остальных девушек. Когда ей исполнилось десять, она попросила отца научить ее читать и писать. Тарик хорошо знал Коран; ни в одной из сур не говорилось, что женщины не имеют права изучать грамоту, поэтому он согласился. В результате к пятнадцати годам Эсма могла без запинки и с выражением читать любовные стихи, назидательные повести и веселые сказки.

Как всякая девушка, она много думала о любви, об этом горячем, завораживающем, прекрасном чувстве, не задаваясь, однако, вопросом, как скоро оно может ее настичь и случится ли это вообще. Между тем в жизни семьи Тарика назревало важное событие: почтенный кади Рашид ал-Джибал, у которого служил Тарик, надумал женить младшего сына Хатема. Поскольку тот должен был получить меньшую по сравнению со старшими братьями долю наследства, кади задумал заслать сватов к одной из дочерей Тарика. Тот был очень доволен этим предложением, но все же решил посоветоваться с любимой женой.

— Это очень выгодно для нас, — сказал он Уарде, когда они легли в постель. — Хатем — добропорядочный и умный юноша; уже сейчас он служит хаджибом[6] у верховного кади и получает сто тридцать дирхемов в месяц.

— А как он выглядит? — спросила жена.

— Красивый и стройный. Ему двадцать лет.

— И к которой из наших дочерей он намерен посвататься?

— Рашид спрашивал у меня, кого я намерен выдать замуж первой, Гайду или Эсму, и я ответил, что они одногодки, приданое и одной, и другой готово.

— Гайда вполне созрела для замужества, ее тело налилось, тогда как Эсма все еще выглядит как девочка, — помедлив, произнесла Уарда.

— Я согласен с тобой, однако Рашид решил, что Хатем должен увидеть обеих девушек и сказать, кто ему больше по сердцу. Мужчины придут к нам в ближайшую пятницу после посещения мечети.

— В этом случае либо Гайде, либо Эсме придется почувствовать себя обделенной. Мне неприятно сознавать, что наши дочери вынуждены будут соперничать между собой!

Уарда так сильно разволновалась, что вскочила с постели. Тарик удержал ее за руку.

— Пойми, я не могу возражать Рашиду. Постараемся, чтобы все прошло гладко.

Тарик притянул жену к себе, и вскоре она забылась в его объятиях. В такие минуты Уарда не могла надышаться мужем, а он — ею. И мужчине, и женщине казалось, что их тела пронизывают огненные сполохи. Они прожили в браке пятнадцать лет, произвели на свет троих сыновей и все еще сходили с ума от любви. Иногда Уарде и Тарику казалось, что у них общее, одно на двоих сердце. Ему и в голову не приходило взять вторую жену, а ей — посмотреть в сторону другого мужчины. Конечно, они мечтали о том, чтобы судьбы Гайды и Эсмы сложились столь же счастливо, как и их собственная.

На следующий день девушкам сообщили новость. Гайда пришла в страшное возбуждение, хихикала и покусывала губы, а Эсма свела вместе тонкие брови, сложила на коленях худенькие руки и молчала. Она вспоминала, как восемь лет назад сидела на этом диване и слушала исповедь Уарды и Тарика. Сейчас все происходило столь же неожиданно, и она опять не знала, чего ждать от этой вести.

Когда они вернулись к себе, Эсма с облегчением произнесла:

— Конечно, он выберет тебя.

— Меня? Почему меня?

— Потому что ты красивая.

— Разве ты — нет? — снисходительно промолвила Гайда.

— Не знаю. В любом случае нам придется расстаться, а я не хочу расставаться с тобой, — задумчиво произнесла Эсма, вспоминая их разговоры по душам, когда над черными опахалами пальм горели яркие звезды, а тишина в саду нарушалась лишь стрекотом цикад.

Они с Гайдой прекрасно дополняли друг друга. Иногда их беседы горячили душу и тело так, что этот огонь не мог охладить даже ночной ветерок, слова слетали с губ, обгоняя друг друга, словно быстрокрылые птицы. А порой их мысли становились горькими, как степная полынь, — девушки вместе печалились и страдали.

— Мы будем часто встречаться. Хатем живет на соседней улице.

— Ты его видела?

— Мне кажется, да. Если это тот, о ком я думаю, он очень хорош собой, — сказала Гайда и призналась: — Я буду рада, если он выберет меня.

— Тебе не страшно выходить замуж? — спросила Эсма, заведомо уступая сестре.

— Что в этом страшного?

— Ты знаешь, что я имею в виду.

Гайда загадочно сверкнула глазами, взяла сестру за руку и прошептала:

— Хочешь совет? Когда ляжешь спать, подними рубашку, потрогай себя и представь, что это делает муж. Тогда ты наконец поймешь, что тебя ждет, и перестанешь бояться.

Эсма выдернула руку и покраснела от стыда. Ей и в голову не могло прийти заниматься такими вещами! Пожалуй, лучше сразу сказать родителям, что она не хочет замуж и не собирается выходить к гостям.

Она так и сделала, но Тарик был непреклонен. Эсма и Гайда должны надеть лучшие платья и постараться очаровать Хатема.

К пятнице Гайда была истомлена ожиданием, тогда как Эсма, будь ее воля, тянула бы время до бесконечности.

Эсма не стала долго раздумывать над своим нарядом: чем проще и строже, тем лучше. Она надела рубашку белого полотна и кафтан черного бархата с серебряной застежкой на груди и разрезами по бокам. Волосы заплела в две тугие косы и набросила на них прозрачную газовую шаль. В отличие от сестры девушка не стала белить лицо, сурьмить ресницы и брови и навешивать на себя множество звенящих украшений.

Эсма завершила приготовления первой. Ожидая Гайду, она с любопытством приблизилась к занавеске, прикрывавшей вход, нашла крошечную прореху и заглянула в парадную комнату, где сидели гости.

Девушка увидела почтенного мужчину, в бороде которого поблескивала седина, а рядом с ним — юношу в вышитом цветными узорами темном кафтане с широкими рукавами, красиво облегавшем стройное тело. Голову сына кади обтягивала суконная шапочка, его пальцы были изящными и длинными, а лицо… Взглянув на него, Эсма почувствовала, как что-то внутри взмывает ввысь и вместе с тем опускается ниже земли.

Хатем что-то говорил ее отцу. У него был приятный бархатистый голос, его красивые темно-карие глаза блестели, а кожа была гладкой и смуглой. Когда он улыбнулся, меж алых губ сверкнула полоска ослепительно-белых зубов.

Чтобы унять стук сердца, Эсма прижала ладони к груди. Почему она не надела яркую, как цветы рая, одежду, отчего не украсила себя похожими на звезды серьгами, не нацепила напоминающие радугу браслеты, зачем не распустила волосы, чтобы они струились, как Млечный Путь?!

Известно ли этому юноше, что она, едва ли не единственная из багдадских девушек, умеет читать и писать? Что ее интересуют не только наряды и безделушки, что она способна постигать красоту мысли и слова?