Эсма не успела ответить — на пороге беседки появилась Уарда. Умная женщина сразу оценила обстановку и заключила девушку в объятия.

— Как я рада, что ты вернулась, Эсма!

— Я тоже, мама. Только мне придется уйти.

Тарик сокрушенно покачал головой. Его дочь считали преступницей, и она была таковой по законам веры, но его сердце отказывалось слушать разум, а любовь стирала все приговоры.

Эсма принялась сбивчиво объяснять, почему не может остаться, но Уарда остановила ее мягким жестом.

— Постой. Я принесу тебе попить.

Девушка села. Она была обессилена неожиданной бурной радостью, мучительной внутренней борьбой, а еще — тревогой за Таира.

— Тебе надо успокоиться, — вернувшись, сказала женщина. — Выпей это.

Эсма привыкла доверять Уарде. Она взяла из ее рук чашку и сделала несколько глотков.

Девушка пыталась говорить, но вскоре ее веки отяжелели, а голова склонилась на плечо. Эсма провалилась в глубокий, тяжелый сон.

— Ей надо отдохнуть, — сказала Уарда и повернулась к мужу: — У тебя есть время. Где ее ждет этот юноша?

— Ты мудра. — Тарик с благодарностью сжал руку жены. — Мне надо спешить.

Таир боялся заснуть. Его тело одеревенело, плечо ныло так, будто в него воткнули сотню тонких игл. Время тянулось до тошноты медленно; юношу угнетали бездействие и бессилие.

Когда прибрежная трава покачнулась, он вскочил так стремительно, что едва не закричал от боли.

Это была не Эсма. И не Имад. Его разглядывали двое незнакомых мужчин.

— Таир?

Во рту пересохло, и он с трудом разомкнул губы:

— Да.

— Не бойся, мы тебя не тронем, — сказал один из них, заметив, что юноша сжимает в руке нож. — Мы пришли, чтобы помочь. Мы проводим тебя куда скажешь.

— Мне некуда идти. К тому же я жду одного человека.

— Тебе велено передать, чтобы ты забыл обо всем, что было. Та, которую ты ждешь, в безопасности. Больше ты никогда не увидишь эту женщину. Отныне у нее своя жизнь, у тебя — своя. — Мужчина подошел ближе и тронул Таира ногой. — Вставай.

Он говорил и действовал не зло, скорее равнодушно. Мужчина презирал Таира: к юноше из трущоб не стоило прикасаться руками.

— Оставь меня!

— Не оставлю. Я должен выполнить работу, порученную мне хозяином. Пошли. Нам не велено тебя бить, но я это сделаю, если потеряю терпение.

— Кто… ваш хозяин?

— Его зовут Тарик ибн Валид.

Сердце Таира забилось сильнее, губы задрожали, как бывало в детстве, когда он пытался сдержать слезы. Отец Эсмы. Значит, она вернулась домой.

«Она тебя бросит, как только отыщет тропинку в свой мир. Ты для нее — никто и ничто. Она просто использует тебя, пока ей не на кого положиться. Использует как слугу или раба», — сказал Имад. Похоже, он был прав.

Таир не мог постичь, каким образом он забыл, что мечты существуют лишь для того, чтобы приносить разочарование и причинять боль.

Он поднялся с земли. Голова кружилась, от пляшущих пятен света рябило в глазах. Один из мужчин взял его за рукав и повел, другой шел следом.

Через некоторое время ослабевший, едва державшийся на ногах Таир стоял перед Джабиром, тем самым человеком, который считался хозяином северо-западных кварталов Багдада. Выслушав Таира, Джабир сказал:

— Я очень доволен, что ты сумел раскроить рожу этому негодяю, и готов взять тебя к себе.

— Ты воюешь с Юсуфом? — спросил Таир.

— Нам нечего делить. Однако я его ненавижу.

— Почему?

Джабир криво усмехнулся.

— Думаю, что ты сможешь меня понять. Когда я был мальчишкой, мне довелось испытать все прелести его «покровительства». Однажды чаша терпения переполнилась и я сбежал от него. А перед этим располосовал ему лицо.

Таир вскинул взор. То, что он услышал, придало ему сил и воскресило призрак надежды.

— Так это был ты?! — Он склонил голову. — Почту за честь работать на тебя.

— Я рад, что мы поняли друг друга. Я слышал, ты хороший вор. Иди. Тебя накормят и перевяжут твою рану.

— Я не знаю, можно ли быть… хорошим вором, — пробормотал Таир.

— Тебя не устраивает то, что ты делаешь?

Таир молчал.

— Как правило, человеку нравится делать то, что у него хорошо получается, — удовлетворенно произнес Джабир. И повторил: — Иди. А то ты едва держишься на ногах.

Вскоре Таир лежал в одной из хижин. Это жилье мало чем отличалось от прежнего, и молодой человек понимал, что едва ли его нынешняя жизнь будет иной. Он ощущал те же запахи, слышал такие же звуки, видел похожие картины. Наверное, здесь он будет в безопасности. У Юсуфа хватало ума не лезть на чужую территорию. Он мог попросить выдать ослушника, выкупить его или обменять, но Джабир, судя по всему, не станет этого делать. Все устроилось как нельзя лучше, и все же Таиру было очень горько и больно.

Чувство оскорбленного достоинства, боль от несбывшихся надежд, потерянной любви буквально съедали его изнутри. Он вспоминал Эсму, ее слова и взгляд. Могла ли она его предать? А если нет? Если ее тоже обманули, заставили отказаться от него, удержали силой? Юноша решил при первой же возможности наведаться в дом Тарика и попытаться увидеть Эсму. Она должна сказать ему обо всем сама, глядя в глаза.


Эсма очнулась в мягкой и чистой постели. Девушка силилась вспомнить, как это произошло, и не могла. В окно светило солнце. В теплом воздухе витал пряный запах духов, которыми обычно пользовалась мать.

Уарда сидела рядом и держала Эсму за руку.

— Проснулась? — ласково спросила она. — Ты проспала почти сутки.

— Что?! — Девушка вскочила и принялась шарить вокруг в поисках одежды.

— Ты переутомилась. Тебе пришлось пережить столько трудностей. Ты нуждалась в отдыхе.

Эсма не слушала ее. Тревога и страх копошились в душе, словно живые существа. Сутки! А как же Таир?!

— Куда ты собралась?

— Мне надо на берег. На берег Тигра. Туда, где остался тот, кто меня спас. Тот, с кем я собиралась уехать в Басру.

— Эсма, опомнись! Отец не велел тебе выходить.

— Я должна.

Она бежала вниз по улице, и ей не хватало воздуха. Резкие порывы горячего ветра толкали девушку в грудь и спину, бросали ей в лицо пыль, а под ноги — мусор, сухие листья и ветки.

Эсма прорывалась сквозь тугие воздушные струи, покрывало взлетало, трепетало и развевалось, как флаг. Девушка не видела ни дороги, ни человеческих лиц, она ни о чем не думала и… ничего не ждала.

Там, где она оставила Таира, было пусто. Чуть заметные следы крови на земле, примятая трава, голые камни. Таир ушел. Или его нашли и увели. Где его искать? Что он подумал, когда она не вернулась?!

Девушка подняла покрывало. Сквозь заросли поблескивала река. Поверхность воды была похожа на синий ковер. В небе с пронзительными криками носились птицы.

Сознание Эсмы было пустым, а сердце переполнилось горем. Она пыталась думать о чем-то, что могло ее успокоить, но это было бесполезно. Девушка чувствовала, что Таир мог дать ей много больше, чем любой другой мужчина. Даже если бы она, а не Гайда вышла замуж за Хатема. Даже если б Назир не оказался мелочным и подлым. Даже если бы желание Рахмана исполнилось и она родила ему ребенка.

Таир оказался рядом, когда ей была необходима поддержка. Но главным было не это. Каким-то образом ему удалось излечить ее душу, помочь обрести уверенность в себе, заставить поверить в то, что впереди ее ждут не осуждение и гибель, а любовь и свобода.

Эсма закрыла глаза, боясь увидеть судьбу, которая ждала ее впереди. Она с трудом сдерживалась, чтобы не застонать от одиночества и тоски. Девушка знала, что отец не оставит ее, что отныне она спасена, но это не утешало. Ее душа была заперта в тюрьме, Эсма больше не была хозяйкой собственной жизни. Все, на что она надеялась, во что верила, что сулило ей счастье, ушло вместе с Таиром.

Опустив на лицо покрывало, девушка повернулась и медленно побрела назад.

Глава 2

Амаль

Эсме часто снилось, как она устремляется со дна сквозь толщу мутной воды, всплывает на поверхность и вдыхает прозрачный, свежий утренний воздух. И все потому, что ей не хватало свободы.

Все это время она жила в убежище, которое, хотя и было надежным, не могло укрыть от мыслей и чувств. Воспоминания накатывали, как волны, увлекали за собой подобно течению, кружили в водовороте и не желали отпускать. В такие дни девушка чувствовала себя потерянной и больной.

С момента разлуки с Таиром прошло шесть лет. Тарик давно купил для дочери маленький домик с садом в восточной части города, нанял пожилого сторожа и служанку. И он, и Уарда, и Гайда часто навещали девушку. В распоряжении Эсмы были уютные комнаты, полные красивой мебели, ковров, полезных предметов и милых вещиц.

Она не занималась тяжелой работой, хорошо питалась и вволю спала. Вдыхала аромат роз, любовалась облаками и звездами, много читала. Никто не упрекал ее в том, что она разрушила свою жизнь, обрекла себя на безбрачие и бездетность. Тарик любил свою дочь и был счастлив тем, что она осталась жива.

Мечтать было не о чем, и девушка искала забвения в повседневных вещах. Она жила в остановившемся времени: пройдет десять, двадцать, тридцать лет — ее лицо и тело изменятся, но судьба останется прежней.

В иные дни, накинув плотное покрывало, Эсма выходила на жаркие белые улицы с резкими черными тенями и блуждала по ним, будто надеялась отыскать дорогу в прошлое. Она шла на рынок и бродила меж палаток и лотков, заваленных всякой всячиной. Девушке казалось, что она вот-вот увидит Таира, утонет во взгляде его зеленых глаз. Прошлое и будущее потеряют значение, на свете останется только эта минута, мгновение, в котором заключена судьба.

Однако действительность была подобна навязчивому сну: надежды не сбывались. Таира не было, и Эсма возвращалась домой, к цветам, книгам, привычным вещам.

Порой отец приносил ей новости, но и в них не было ничего необычного. Юная жена, которую взял Рахман ар-Раби, до сих пор не подарила ему наследника. Неужели все женщины, которые попадают в дом верховного кади Багдада, бесплодны? Говоря об этом, Тарик насмешливо поднимал бровь, однако Эсму не волновали Рахман ар-Раби и его судьба. Она вообще редко думала о ком-то, кроме себя и Таира.

Она была виновата перед ним и потому не могла его забыть. Впрочем, не только поэтому… Оставшись одна, Эсма опускалась на диван, закрывала глаза и пыталась вспомнить запахи, звуки, ощущения, взгляды. Представляла, как Таир возникает из ниоткуда и ложится рядом. Теперь она бы не стала бояться, она смогла бы ответить и на его прикосновения, и на его слова, и на его любовь.

Впрочем, так было не всегда. Иногда ей казалось, что ее душа и тело иссушены, как растения в пустыне, а порой Эсма думала, что отец был прав: они с Таиром слишком разные, они принадлежат к противоположным мирам. И все сложилось так, как сложилось, потому что просто не могло быть иначе.

Для такого зависимого и беспомощного существа, как женщина, для мусульманки, совершившей неискупимый грех, она была устроена как нельзя лучше. Ей несказанно повезло, и она не должна жаловаться на судьбу.

Дети Гайды подрастали, сестра жила их жизнью и жизнью мужа, тогда как в существовании Эсмы ничего не менялось и ей не о ком было заботиться, кроме самой себя. Уарда была неизменно ласкова с девушкой, полна сочувствия и заботы. Женщина радовалась тому, что семья не пострадала из-за выходки Эсмы, что муж не разлюбил ее, Уарду, и что в конце концов их дочь оказалась в безопасности.

Эсма продолжала жить и вместе с тем словно перестала существовать. Она жила воспоминаниями и выдуманными историями, которые дарили книги, и не могла повлиять на реальность.

Сегодня ей не снилась вода. Эсме привиделось, будто она погребена заживо. Девушка лежала под тяжелой плитой, в кромешной тьме и не могла пошевелиться. Горло сжимал ужас, сердце бешено стучало, а тело обливалось потом.

Весь день ей было не по себе, потому Эсма искренне обрадовалась, когда после службы ее зашел навестить отец.

Девушка приготовила кофе — редкий напиток, который подавался только в богатых домах, — и принесла сладости.

Тарик пригубил темную жидкость и отказался от сладостей. Он выглядел встревоженным. Эсма удивилась: обычно, приходя к ней, отец был полон благодушия.

— Что-то случилось? — спросила она, садясь рядом.

— Ходят слухи, что положение Бармекидов[8] пошатнулось, — тяжело вздохнув, произнес Тарик.