«А моя мама была красивой, когда ты впервые ее увидел на балу у генерала Мортона?»

Эйдан попытался не выдать своих чувств.

«Да, она была очень красивая».

Красивая и хитрая, эгоистичная и жадная до удовольствий. Глупая, испорченная, безмозглая девчонка, бросившаяся в объятия распутника, совершенно не думая о том, что тем самым обрекает своих близких на страдания.

«Миссис Бриндл говорит, что мама была первой красавицей сезона и что у нее был с десяток поклонников, готовых драться на дуэли за право подать ей крохотную рюмочку миндального ликера. Когда же она сбежала с тобой, трое из ее поклонников впали в глубочайшее уныние, так что их отправили на морское побережье лечиться, а еще один от отчаяния едва не застрелился. Как ты думаешь, у меня тоже будет много поклонников, когда в Лондоне откроется мой сезон?»

Эйдану всегда было трудно говорить о Делии. Ему стоило огромного усилия скрывать ненависть к этой женщине, не давать презрению проявиться в голосе или во взгляде, чтобы не причинить боли единственному дорогому существу, увенчавшему его союз с Делией Марч.

Но когда мечты о Лондоне — о балах и театрах, вальсах и флиртах — начали просачиваться в разговоры дочери, Эйдан наконец осознал весь ужас своего положения.

«Мой сезон в Лондоне…»

Как часто эти слова звучали у него в ушах! Они мучили и терзали его сильнее, чем ранение в плечо, полученное во время дуэли.

Его приводили в ужас мысли о том, что Кассандру посещают фантазии, которым не суждено осуществиться. Эйдан прекрасно сознавал свою ответственность за ее неизбежное разочарование; он слишком остро чувствовал свою вину, и эта боль вытравила в его душе незаживающую рану.

Много лет назад он отвез свою дочку в безопасное место на берегу Ирландского моря. Маленькая принцесса объезжала свое личное королевство в позолоченной коляске, влекомой испанскими пони, которых Эйдан купил специально для нее. Заливаясь беззаботным смехом, она бросалась ему в объятия, и он не уставал ею восхищаться — его дочь была воистину чудесным ребенком.

Но теперь над ними нависла опасность, которую он прежде никогда не брал в расчет: его ясноглазая малышка превращалась в юную женщину; и конечно же, для нее не существовало слова «невозможно», она даже не подозревала, что скандал десятилетней давности мог оказать какое-то влияние на ее жизнь. Увы, грехи родителей не могли не отразиться на репутации Кассандры.

Эйдан отдал бы всю свою кровь до последней капли — только бы избавить дочь от страданий. Но в то время, когда он действительно мог кое-что сделать для Кассандры, он был слишком эгоистичным, слишком легкомысленным, а теперь стало поздно — многое уже изменилось, и время было упущено.

Он осторожно прикоснулся кончиком пальца к шраму на лбу дочери, обычно скрытому под волосами. Эта белая полоска являлась зловещим напоминанием о том, что он едва не потерял Кассандру.

В следующее мгновение ресницы девушки затрепетали, и на Эйдана уставились огромные голубые глаза. Кассандра восторженно вскрикнула и бросилась на шею отцу.

— Папа, ты приехал! Если бы ты сегодня не появился, я была бы в отчаянии!

Эйдан сдержанно хмыкнул и обнял дочь. Уткнувшись лицом в ее роскошные локоны, он пробормотал:

— В отчаянии, говоришь? Ты меня пугаешь, принцесса. Что-то случилось?

— Нет-нет! — воскликнула Кассандра. — Ничего не случилось, но просто… Просто прошла целая вечность с тех пор, как мы в последний раз виделись.

— Всего три месяца, — усмехнулся Эйдан. — Правда, когда я уезжал, ты была еще ребенком, а теперь…

Кассандра отстранилась и внимательно посмотрела на отца.

— Но ты ведь тоже когда-то считал, что три месяца — это целая вечность. Папа, неужели ты забыл?

На него смотрели широко раскрытые глаза пятнадцатилетней девушки — глаза, исполненные печали. Эйдан почувствовал, как его сердце сжалось от боли. Ему казалось, что он виноват перед дочерью уже хотя бы потому, что являлся ее отцом.

Заставив себя улыбнуться, он проговорил:

— Вероятно, я не торопился к тебе из боязни ошибиться со своими подарками, девочка. В прошлый приезд я привез тебе отрез муслина на платье, но, когда увидел, как ты выросла, был вынужден признать, что ткани едва хватит на нижнюю юбку.

Губы девушки дрогнули в очаровательной улыбке, от которой у Эйдана защемило сердце.

— На этот раз, папа, пришел мой черед удивить тебя подарком! В конце концов, не каждый день джентльмену исполняется… Сколько лет? Восемьдесят? Восемьдесят один? Да, почтенный старческий возраст…

— Тридцать шесть, шалунья! — Эйдан рассмеялся и ущипнул дочь за щечку. — А встреча с тобой — лучший для меня подарок. Кроме, пожалуй, еще одного… Умоляю, скажи, что не испекла на этот раз для меня торт. В прошлый раз, если мне не изменяет память, твоя стряпня едва не стоила мне жизни.

— В этом году я приготовила кое-что получше, — проговорила девушка с лукавой улыбкой. — Я так волновалась, что едва не сошла с ума. Но результат превзошел все ожидания. Этот подарок — именно то, что нужно.

— Ты меня заинтриговала. — Эйдан обвел взглядом комнату. — Тебе ведь известно, что день рождения у меня сегодня, не так ли? Так когда же я получу свой подарок?

Кассандра взяла платье, однако не торопилась одеваться.

— Видишь ли, папа, она… то есть он… В общем, подарок пока что находится в пути, но скоро прибудет.

— Так что же это за подарок? Может, я отгадаю? Во время своего прошлого визита я говорил тебе, что сквайр Фиппс собирается вязать свою восхитительную сучку пойнтера. Готов поставить на кон сотню фунтов, что ты послала в Дублин за одним из щенков!

— В Дублин? Не имею понятия, о чем ты…

— Можешь не притворяться, моя девочка. Кейдегон уже пожаловался мне, рассказал, как ты нещадно тиранила всех, требуя отправить в город карету за подарком! Но ты же знала, что я был в городе. Если бы ты только написала, я бы мог забрать ее сам и… Не нужно делать такую кислую мину. Уверяю тебя, подарок очень мне понравится.

Кассандра побледнела как полотно.

— Речь вовсе не о собаке! Это нечто гораздо более… более восхитительное.

Эйдан приподнял брови.

— Более восхитительное?.. Знаешь, ты меня по-настоящему заинтриговала. И вместе с тем почему-то взволновала… Интересно — почему?

— Потому что вы слишком неповоротливы и консервативны, сэр. — Кассандра пристально взглянула на отца. — Нужно, чтобы вас кто-нибудь хорошенько встряхнул.

— Ты полагаешь, плутовка, что сможешь изменить меня к лучшему? — Эйдан провел ладонью по своему заросшему щетиной подбородку. — Жаль, что я раньше не догадался… По дороге сюда я обогнал один экипаж, но в темноте не разглядел его как следует. Мне даже в голову не могло прийти, что это моя карета! Может, оседлать Отважного и отправиться на поиски? — Эйдан шагнул к двери, но Кассандра остановила его, схватив за руку.

— Папа, нет! — Она в испуге покосилась на окно, словно с минуты на минуту ожидала появления гостей. — Ты должен побыстрее привести себя в порядок, чтобы выглядеть более привлекательно.

— Я должен?.. С каких это пор тебя стал волновать мой внешний облик? — Эйдан взглянул на свое отражение в зеркале, и его губы искривились в горькой усмешке. Кассандра была права, сегодня он выглядел не очень-то привлекательно. Квадратный подбородок, заросший щетиной. Растрепанные ветром рыжевато-каштановые волосы, в беспорядке падающие на лоб. Покрасневшие от недосыпания глаза. Эффектный синяк на левой скуле, оставленный вазой. Небрежно повязанный галстук. И наконец, сапоги, покрытые толстым слоем дорожной пыли.

— Состояние твоего платья оставляет желать лучшего, — констатировала Кассандра, покачав головой. — А твоя щетина едва не стерла мне в кровь щеку, когда ты меня поцеловал..

Эйдан снова провел ладонью по подбородку.

— Смею надеяться, что это не так уж страшно, поскольку у меня едва ли возникнет желание целовать мой подарок.

Кассандра в смущении пробормотала:

— Ты… ты мог бы по крайней мере привести себя в более пристойный вид ради меня. Потому что джентльмен… Ох, папа, что ты натворил на этот раз?!

Эйдан в растерянности пожал плечами:

— Не имею ни малейшего представления.

— Что с твоим глазом? Только не смей говорить, что снова налетел на дверь в конюшне, потому что я тебе не поверю! Опять скажешь, что не принимал участия в кулачном бою в своем ужасном боксерском клубе?

— Я даже не появлялся в Лондоне! — Эйдан осторожно прикоснулся пальцами к синяку и попытался придумать более или менее правдоподобное объяснение. — Видишь ли, когда я выехал из города, на меня напали… двое разбойников. Они хотели отобрать у меня кошелек.

— Разбойники?! Ох, папочка, не смеши!

— Да, разбойники. Их было не меньше четырех. И все здоровенные… — Эйдан отвернулся от дочери и прошелся по комнате. Затем подошел к окну.

— Ты ведь сказал, что их было двое.

— Видишь ли, я толком не помню. Во-первых, было темно. Во-вторых, я получил чувствительный удар по голове. Я… — Эйдан с облегчением вздохнул — к замку с громким стуком подъезжал экипаж. — Похоже, мне придется поведать тебе о своих злоключениях как-нибудь в другой раз. — Эйдан с улыбкой повернулся к дочери. — Кажется, к дому подъезжает мой подарок.

— Ч-что?..

— Карета! — Эйдан рассмеялся. — Бьюсь об заклад, ты сейчас же бросишься вниз.

Девушка взвизгнула и бросилась к выходу. Но Эйдан ухватил ее за рукав и привлек к себе; она все еще была в ночной сорочке, а платье держала в руках.

— Кассандра Виктория Кейн, вы еще не сменили свой ночной наряд. Молодой леди не пристало появляться перед слугами неодетой.

— Я переоденусь, если ты меня подождешь. Нет, папа, подожди! Ведь это сюрприз!

Эйдан снова рассмеялся и вышел за дверь. Производя оглушительный шум, он сбегал вниз по лестнице; Кассандра же тем временем совершала героические усилия, чтобы побыстрее переодеться. Разумеется, Эйдан не собирался лишать дочь удовольствия, он намеревался подождать ее у главных ворот замка. Но в этот момент парадная дверь распахнулась, и он увидел Шона О'Дея. Кучер тяжко вздохнул и, обращаясь к сопровождавшему его слуге, пробормотал:

— О Господи, о Пресвятая Дева Мария, ты не поверишь, что на этот раз натворила мисс Кэсси. Хозяин сдерет с нас со всех шкуру, и клянусь, я не стану возражать.

Тут кучер заметил Эйдана и, остановившись, уставился на него так, словно увидел самого Люцифера.

Эйдан усмехнулся и проговорил:

— Успокойся, старина, и не ругай девочку. Уверяю тебя, я не буду никого наказывать.

О'Дей в растерянности развел руками:

— Ох, сэр, так я и знал… Но все-таки я надеялся, что вы еще не приехали. Надеялся, что у нас будет время как-нибудь все устроить. Сэр, вы должны поверить мне на слово… Я не имел ни малейшего представления о затее мисс Кэсси, иначе ей ни за что не удалось бы уговорить меня поехать в Дублин, даже под страхом смерти. Но если бы я не поехал, что стало бы с ней? Я не знал, что с ней делать, когда забирал ее… Я не осмелился ей сказать…

— Сказать кому и что?

О'Дей захлопал глазами и пробормотал:

— Как кому? Даме, сэр. Она торчала на пустынной площади в порту, как бородавка на носу Кейдегон. В руке у нее было письмо, и, конечно же, она думала, что его написали вы. Но я тотчас все понял, можете не сомневаться.

Бессвязная болтовня О'Дея начала раздражать Эйдана. Он нахмурился и проворчал:

— Что ты несешь? О чем ты?.. Расскажи обо всем по порядку. Что придумала девочка на этот раз? И ради всего святого, не смотри на меня так… будто Кэсси совершила убийство.

— Это вы, сэр Эйдан, можете сейчас дойти до душегубства, как только увидите, что там скрывается! — О'Дей махнул рукой в сторону экипажа.

Эйдан выругался сквозь зубы и решительно шагнул за порог. Окинув взглядом двор, он тотчас же увидел карету и слугу, выгружавшего из экипажа новенький дорожный сундук. И тут же, в нескольких метрах от кареты, стояла молодая и довольно стройная женщина с отрешенным взглядом.

Эйдан сразу же обратил внимание на огромные карие глаза и на темные локоны, обрамлявшие треугольное личико, казавшееся несколько бледноватым под широкими полями шляпки. Тонкий стан незнакомки облегала ротонда голубого цвета, являвшаяся, судя по всему, верхом моды и элегантности. Но вместо того чтобы подчеркивать очарование молодой дамы, наряд придавал ей сходство с девочкой, примерившей шикарный туалет матери. Это впечатление еще больше усиливалось благодаря предмету в ее руках. Побелевшими пальцами она прижимала к себе куклу.

Решив наконец выяснить, что так смутило О'Дея, Эйдан спустился по ступеням и подошел к незнакомке.

— Что здесь происходит? — спросил он. — Возница рвет и мечет, но ничего объяснить не может.

Женщина подняла на него свои жгучие темные глаза, и Эйдан опешил — улыбка совершенно преобразила ее лицо, она придавала ей редкостное обаяние.