Веер из павлиньих перьев

Я лихорадочно готовилась к отъезду из Англии. Я говорила себе, что должна принять ту жизнь, которую сама для себя избрала. Я должна полюбить своего мужа, объединив чувственность с более благородными чувствами. В Клинтоне Шоу было много прекрасного и заслуживающего восхищения. Отец искренне радовался тому, что этот человек стал моим мужем. Он был уверен, что лучшего супруга мне не найти. В нем чувствовались сила и напор, истинно мужские качества, позволявшие всецело на него положиться. Где бы он ни появлялся, он тут же завоевывал внимание и восхищение женщин, причем делал это, не прилагая ни малейших усилий со своей стороны. Он много знал. Он умел проявлять самую нежную заботу. Он был абсолютно искренен и никогда не пытался казаться лучше, чем он есть. Разумеется, за исключением тех случаев, когда стремился к поставленной цели, для осуществления которой требовалось пустить в ход хитрость. Например, как тогда, когда он заманил меня в Попугаячью хижину.

Я должна закрыть глаза на его недостатки и все внимание сосредоточить на его добродетелях. Впечатление, которое произвел на меня Тоби, неожиданно вернувшись в мою жизнь, продемонстрировало мне всю степень моей беззащитности. Я стала легкой добычей Клинтона, одновременно обнаружив в себе скрытые качества и потребности, без которых предпочла бы обойтись. Хотя, если быть до конца честной, следовало бы добавить — за исключением тех моментов, когда эти потребности реализовывались и удовлетворялись. Моя страстная натура сделала меня беззащитной перед лицом соблазна, и это доказывалось тем, что в Попугаячьей хижине Клинтон не встретил ни малейшего сопротивления. Тоби сказал, что, когда он уезжал, я была еще совсем ребенком. Теперь я понимала, что слишком задержалась в детстве. На Дентон-сквер меня окружала видимость утонченности и элегантности, а затем я угодила прямиком под опеку немолодых тетушек и зажила тихой сельской жизнью. По сути я начала взрослеть только с появлением Клинтона, и этот процесс еще не завершился. Я стала женой, совершенно не зная жизни. Я понимала, что мне надо действовать очень осторожно, и было бы лучше всего, если бы я влюбилась в своего мужа. Впрочем, физически я уже была в него влюблена, но у меня хватало мудрости, чтобы понимать, что для счастливой супружеской жизни этого недостаточно.

Итак, я с головой окунулась в приготовления. Я засыпала Клинтона вопросами о плантации, а это была тема, на которую он мог говорить бесконечно. Он радовался тому, что возвращается. И хотя он по-своему оплакивал смерть моего отца, я знала, что он всегда будет человеком, которого больше интересует будущее, чем прошлое.

Наконец настал день нашего отъезда. В Тилбери мы взошли на борт парохода «Ареметея». Я еще никогда не путешествовала на корабле, если не считать плавания, предпринятого вместе с мамой. Но тогда я была слишком мала, чтобы что-то запомнить. Теперь меня интересовало абсолютно все. Клинтон одобрительно наблюдал за мной и повторял, что это поможет мне смириться с моей утратой.

— Когда в твоей жизни происходит трагедия, — говорил он, — самое лучшее средство справиться с потрясением — полностью сменить обстановку. А это тебе гарантировано.

Он был знаком с капитаном и некоторыми офицерами экипажа, демонстрировавшими ему глубокое почтение, вне всякого сомнения, доставлявшее ему истинное наслаждение. Он был очень внимателен ко мне и посвятил меня в тайны морского плавания так же непринужденно, как и в искусство любви. Больше всего на свете ему нравилось выступать в роли наставника. Когда я указала ему на это, он согласился, что это действительно так, но только потому, что его очень интересует ученица. Мое поведение теперь было намного мягче. Встреча с Тоби заставила меня испытать чувство вины. Я дала брачные обеты, а значит, должна их исполнять. Так я понимала брак. Я изумилась тому, как на Клинтона повлияли перемены в моем к нему отношении. Он стал почти нежен, наши бесконечные препирательства прекратились, и, наблюдая за ним, я приходила к выводу, что он по-настоящему счастлив в роли моего мужа.

Путешествие было очень познавательным. Мы вместе осмотрели чудеса Помпеи, базары Порт-Саида, проплыли через канал, минуя озера и золотые прибрежные пески, по которым чабаны гнали свои отары. Мне казалось, что перед моими глазами проплывают сцены из Библии. Сидя рядом с Клинтоном на палубе, я говорила себе, что не стану думать о Тоби и о том, что не сложилось. Я верила, что это в моей власти. Как сказала бы Джанет — сама кашу заварила, сама и расхлебывай.

Мы провели день в Момбасе, где купили яркие ткани, украшения и коровий рог, покрытый искусной резьбой. Наше долгое путешествие подходило к концу.

Очень скоро нам предстояло причалить к берегу Цейлона.


Мы прибыли утром. Как только вдали стала видна земля, я оказалась на палубе, рядом с Клинтоном. Зеленый и плодородный остров, вздымающийся из Индийского океана, являл собой поистине прекрасное зрелище.

Клинтон указал мне на Адамов Пик, самую почитаемую гору острова. Она доминировала над окружающим пейзажем, приковывая к себе внимание.

— Пик служил отличным ориентиром для навигаторов древности, — рассказывал Клинтон. — На этой горе перебывало множество паломников. Она всегда была местом особого поклонения. Горы являются источником средств существования для местных жителей, и они об этом не забывают. Когда налетают муссоны, а это происходит в середине мая и в конце октября, тучи не могут преодолеть горную гряду и проливаются дождем на окрестности. Здесь постоянно идет дождь… правда, лишь с одной стороны гряды. Противоположные склоны гор являют собой безводную пустыню, в то время, как с этой стороны мы всегда собирали богатые урожаи кофе, кокосов, корицы, каучука… Но в последние годы все это затмила самая прибыльная культура — чай!

Я как зачарованная смотрела на прекрасные пейзажи Цейлона. Рощи пальмовых деревьев, казалось, растут прямо из воды, и повсюду была сочная яркая растительность. Берег медленно приближался. Клинтон схватил меня за руку и крепко сжал.

— Наконец-то, — произнес он.

В его голосе звучали торжествующие нотки.


В доках кипела работа. Люди в широких белых штанах из грубой парусины и свободных куртках из того же материала бегали по пристани, руководя выгрузкой багажа. Они кричали и жестикулировали. Стояла нестерпимая жара.

Клинтон произнес что-то по-сингальски, и нас тут же окружили улыбающиеся коричневые лица. Было видно, что его здесь хорошо знают и очень уважают. Я прислушивалась к их речи и сгорала от любопытства, от желания увидеть все и сразу.

Вскоре мы уже сидели в необычном экипаже, запряженном лошадьми.

— Мы едем на вокзал, — сообщил мне Клинтон. — Тебя это удивляет? Да, у нас есть железная дорога. Она протянулась от Коломбо до Канди. Но нам не надо ехать до самого конца. Мы живем милях в шестидесяти от Коломбо и в двенадцати от Канди. Не волнуйся о багаже. Его везут следом.

Экипаж покатился по улицам, таким живописным и красочным, что я едва успевала вертеть головой, боясь что-нибудь упустить.

— Сразу видно, что ты здесь новичок, — улыбнулся Клинтон.

Ничего подобного я в своей жизни не видела. Улицы были запружены различными запряженными быками экипажами, тележками, рикшами, на пыльные худые ноги которых невозможно было смотреть без сострадания. Прохожие то и дело что-то кричали друг другу, отчего на улице было очень шумно. Они перебегали дорогу перед самым носом у лошадей, и у меня всякий раз от страха замирало сердце, так как мне казалось, что катастрофы не избежать. Впрочем, возницы были настолько искусны, что все обходилось благополучно.

Раз или два с Клинтоном поздоровались.

— А ты им, похоже, нравишься, — заметила я.

— Ничего удивительного, — с присущим ему цинизмом отозвался мой супруг. — Я даю им кусок хлеба.

Мне стало жарко, и я сняла пальто.

— Будь осторожна, — предостерег меня Клинтон. — Твоя кожа не предназначена для этого беспощадного солнца. Не забывай, что солнце представляет для тебя серьезную опасность, даже когда оно за тучами. Оно печет, даже если ты его не видишь.

Я накинула пальто на плечи.

Вот мы и на вокзале. Здесь так же многолюдно, как и на пристани. Жара и шум оглушают и ошеломляют.

— Уже скоро мы будем на плантациях, — заверил меня Клинтон. — На моей и на твоей.

Мы сели в поезд. В комфортабельности он не мог тягаться с английским поездом, но меня так заворожили мелькающие за окном пейзажи, что я этого почти не заметила. От окружающей красоты захватывало дух. За время этой короткой поездки мы миновали леса, в которых росли эбеновые и шелковые деревья, а также самые распространенные здесь деревья кешью. Мы пересекли затопленные рисовые поля, снабжавшие страну основным продуктом питания. Реки казались ленивыми и неторопливыми. Лодки тянули бревна, а на мелководье резвились голые ребятишки. Я затаила дух, впервые увидев слона. На его спине сидел человек, принуждая это величественное животное нести целую охапку бревен.

Клинтона мой восторг позабавил.

— На Цейлоне слон — самое распространенное животное, — пояснил он. — Как видишь, слоны работают на людей. Лучших работников себе и представить невозможно. Они сильны, и с ними легко договориться, потому что здравого смысла им не занимать. К тому же они очень спокойные. Чего еще можно желать?

— Как странно, что такие могучие создания позволяют собой командовать.

— Искусство дрессировки, милая Сэйра. Мы их приручаем. Дикие слоны могут натворить немало бед. Они врываются на плантации, вытаптывают посевы, уничтожают постройки. Но если их поймать и обучить, они становятся чудесными слугами.

— Я не сомневаюсь, что тебе доставляет удовольствие процесс обучения.

— Смею тебя заверить, он того стоит.

Я изумленно наблюдала за слонами. Мне казалось просто невероятным, что эти неуклюжие с виду животные, способные насмерть затоптать человека, подчиняются ему, соглашаясь на него работать.

Наконец поезд остановился на небольшой станции. Клинтон взял сумку, в которую я сложила самое необходимое, и свой чемоданчик, и мы вышли на платформу.

Со всех сторон раздавалось лопотание. Нас окружили люди, кланявшиеся Клинтону.

— Вот я и вернулся, — обратился к ним Клинтон. — С женой.

Раздался смех, который я расценила как своего рода приветствие. Среди неразборчивого бормотания я услышала слово, звучавшее как «мем-сахиб».

Клинтон взял меня под локоть.

Нас ожидала повозка, похожая на ту, на которой мы добрались из порта на вокзал. Мне казалось, что вокруг море смуглых лиц.

— Вот видишь, как быстро мы доехали, — сказал Клинтон. — Мы очень часто пользуемся железной дорогой. Благодаря нам это одна из самых процветающих веток в стране.

И мы опять отправились в путь. Над землей поднимался пар. По обе стороны от дороги росли древовидные папоротники, и некоторые из них, по моим подсчетам, достигали двадцати пяти футов в высоту, бушевали алые рододендроны. Я обратила внимание на то, что здесь много необычных растений. Мы ехали по прорубленной в густых зарослях просеке, и ветви деревьев закрывали от нас солнце. Но вскоре перед нами появилась открытая местность, и я впервые увидела плантацию. Зеленые и блестящие кустарники покрывали склоны разбегающихся во все стороны холмов.

Клинтон с нескрываемым удовлетворением взирал на эту картину.

На склоне холма я заметила группу одноэтажных хижин. У меня оборвалось сердце. Неужели это мое новое жилье?

— Тут живут мои работники, — прокомментировал Клинтон. — Ну и склады тоже здесь. До плантации твоего отца, я хотел сказать, до твоей плантации, отсюда не больше мили. А через минуту ты увидишь мой дом. Вон тот лоскут джунглей служит границей плантаций. И, конечно же, он оживляет пейзаж. От лицезрения чая быстро устаешь.

На нашем пути лежала небольшая рощица, и вскоре мы въехали под тенистые кроны деревьев. Спустя несколько мгновений перед нами возник дом, длинный, двухэтажный. Его окружал сад, в котором росли пышные цветущие кустарники. Я еще никогда не видела таких ярких и красивых цветов. Среди этой зелени дом казался ослепительно белым. По стенам карабкались плети вьющихся растений. Основное здание было построено в форме буквы «Г», и к нему примыкали многочисленные надворные постройки.

Из дверей выскочила молодая женщина в ярко-синем сари. Она без конца кланялась и что-то быстро лопотала, улыбаясь и демонстрируя прекрасные зубы. Одновременно она с любопытством косилась на меня.

— Это Лейла, — сообщил мне Клинтон. — Обращайся к ней по любому поводу.

Лейла опять улыбнулась, скрестила на груди руки и склонила голову.