– Бабушка, не будем волноваться, я все это прекрасно знаю, потому что вышла замуж за копию отца. Если Альдо на неделю уезжает в Париж или в Лозанну, то три месяца спустя присылает весточку из Канады, Турции или еще какой-нибудь страны. И ничего, я привыкла.

– И я тобой восхищаюсь, моя девочка. Так скажи, что еще узнал наш славный Бирхауэр. Манаус? Название тебе что-то говорит?

– Кое-что. Ну-у, это город в Бразилии…

– Твое «ну» красноречиво. Словом, больше ты ничего не знаешь?

– Если честно, нет. Рио-де-Жанейро, Сан-Паулу и…

– Ну да, они у всех на слуху.

– Конечно. Кажется Манаус где-то на севере, стоит на реке, название которой я забыла. – И Лиза прибавила почти робко: – Но мы же можем посмотреть про него в словаре?

– И все же ты меня удивляешь, – обронила старая дама, направляясь вместе с внучкой в библиотеку. – Два года ты работала у Альдо секретарем. И каким ты была специалистом! Альдо говорил, что только мадемуазель дю План-Крепен могла превзойти тебя, так много ты знала! Можно сказать, все, не говоря уж о географии! А теперь? Твой батюшка отправился за драгоценными камнями. Какими именно, хотела бы я знать!

– Альдо считает, что за изумрудами. Тремя изумительными камнями. Больше ничего не могу сказать.

– Если он ищет их в Манаусе, значит, город вполне приличный.

– Не обязательно. Это может быть и деревенька, но неподалеку от величественного имения или старинного аббатства. Камни – сокровища этих мест, погребенные в пыли веков. Вы представить себе не можете, что могут нарыть агенты, которые работают на больших коллекционеров.

То, что дамы узнали о Манаусе, крайне их взволновало.

– Да это же край света! – простонала графиня. – В скором времени он отправится на Северный полюс!

Лиза не могла не согласиться с бабушкой. Манаус считался столицей Амазонии. Поначалу это был форт, построенный португальцами в 1699 году на реке Рио-Негро, но потом, когда был открыт каучук, этот форт превратился в город, расцвел и нажил большое богатство. В 1900 году в нем насчитывалось около пятидесяти тысяч жителей и были построены великолепные здания, в том числе и Опера, куда приезжали выступать самые знаменитые голоса. Но каучук упал в цене, и вместе с ним разорился город. Теперь он превратился в развалины в прямом и переносном смысле: маленькие островки, скромные домики, соединенные деревянными мостками, нищета и все, что с ней связано. Манаус стал столицей всевозможных спекуляций, начальным пунктом опасных экспедиций по Амазонке и тропическим джунглям. Путешествуют по здешним местам исключительно на длинных узких пирогах, которые возвращаются отнюдь не всегда, когда ждешь. Единственным утешением для княгини послужило то, что в Манаусе есть порт, куда приходят морские пароходы.

– Отец ищет изумруды среди развалин бывшей столицы каучука! Даже Альдо не способен на такое безумство, – простонала Лиза. – Я очень сомневаюсь, что хваленый папин телеграф может нам чем-нибудь помочь!

– Но Манаус пока существует, и, значит, будем надеяться и ждать, моя девочка, – проговорила бабушка и ласково обняла внучку, надеясь утешить ее, потому что сама очень нуждалась в подобном проявлении чувств.

Ждать. Ничего другого им не оставалось. Теперь в Рудольфкроне день за днем проводили в ожидании новых известий… Но их трудно было дождаться: край, по которому путешествовал Кледерман, был уж очень диким и грозил на воде и на суше непредвиденными опасностями.

Госпожа фон Адлерстейн стала подумывать, не посоветовать ли Лизе вернуться в Лондон, где, как она знала, у Альдо были друзья, которые, возможно, могли бы ему помочь, но пока молчала. Молодая женщина в эти недобрые минуты не могла даже представить, что расстается с детьми. Лиза ждала спасения от телефонного звонка.

Между тем в Англии оставался человек, который продолжал работать во спасение Альдо. Это был Безупречный Питер, и действовал он из любви к приключениям, из глубокой неприязни к леди Аве и еще… Потому что втайне объявил себя рыцарем прекрасной Лизы. Когда он познакомился с ней у Мэри Уинфельд, то проникся к молодой леди симпатией. А позже, попав к дантисту и перелистывая в приемной журнал «Вог», он наткнулся на странички, посвященные «княгине Лизе Морозини», и залюбовался ее фотографиями, сделанными на балу у Вендрамини в Венеции. Красота женщины его сразила. Ее сфотографировали в широком, лазурного цвета шелковом плаще, похожем на кардинальский, наброшенном на муслиновое белое платье. Единственным украшением княгини было высокое ожерелье на лебединой шее из светлых сапфиров и бриллиантов, стоившее целое состояние. Ожерелье гармонировало с синевой ее глаз и пышным венецианским золотом волос, которыми так гордился Альдо и к которым ни за что на свете не позволял прикасаться ножницам, даже в угоду переменчивой моде.

Одним словом, Питер влюбился. Но при всем своем фатовстве он сохранял высокий строй души и мыслей. Ему и в голову не пришло обрадоваться исчезновению мужа, чье обаяние покорило не одно женское сердце. Он любил, если можно так выразиться, ради радости любить, услаждая себя волшебными сказками и грезами.

Во всей Англии, возможно, одна только Мэри заподозрила, что творится в душе Питера, преисполненной юношеского идеализма. Трудно ускользнуть от всевидящего ока художницы, известной как тонкий психолог. Но Мэри хотелось убедиться в своей правоте, и она поставила на мольберт у себя в мастерской портрет Лизы. У нее их было несколько, написанных по памяти, а этот был наброском с натуры, удивительно живым и непосредственным. А потом она позвонила его милости и пригласила выпить с ней рюмочку.

– У меня появилась свободная минутка, что большая редкость. Я изнемогаю под грузом работы, и совсем не остается времени для друзей. К тому же мне хотелось бы знать, что нового известно о нашем печальном деле. Все о нем говорят, но никто ничего не знает, и поэтому я слышу огромное количество глупостей.

– Еду! – срочно потребовал ее гость.

Один-единственный взгляд, и Мэри убедилась в справедливости своих подозрений. Питер оказался с портретом лицом к лицу, он покраснел, как кумач, выпустил из рук букет роз, который принес хозяйке, и молитвенно сложил ладони.

– Господи! – только и смог он воскликнуть.

Мэри звонко рассмеялась:

– Да неужели? В первый раз слышу, чтобы взывали к Господу перед портретом, как бы ни была хороша модель.

– Почему бы и нет? Разве она не создание Божие? – проговорил Питер задумчиво и спросил: – У вас есть от нее известия?

– Я с ней говорила вчера. Она с детьми у бабушки в старинном родовом имении в Австрии, неподалеку от Зальцбурга. Больше ничего интересного. А вы поднимите, пожалуйста, розы, они так хороши и не заслуживают дурного обращения. Мэйбл поставит их в воду, а вы садитесь, налейте себе рюмочку коньяка, и мы с вами поболтаем.

Розы вернулись на стол в хрустальной вазе на подносе вместе с сандвичами, которые принес Тимоти. Питер отпил глоток из своей рюмки, сжевал пять сандвичей с огурцом, продолжая неотрывно смотреть на портрет Лизы и не произнося ни слова. Мэри даже забеспокоилась.

– Дело серьезнее, чем я предполагала, – произнесла она и перевернула портрет.

Реакция последовала немедленно. Питер очнулся, взглянул на Мэри и жалобно спросил:

– Зачем?

– Затем, что я пригласила вас вовсе не на сеанс поклонения прекрасной даме, которая, как я теперь поняла, занимает немалое место в вашем сердце, а для того, чтобы понять, можем ли мы ей помочь в ее несчастье. Вам случилось побывать в Хивере, как вы и собирались?

– Я был там трижды, и единственное, чего мне удалось добиться, – это приглашение на обед.

– Но не на ужин?

– Нет, не на ужин. Хотя в последний раз я приехал довольно поздно, но Астор предложил мне проводить его по пути в Кливден, где ожидался какой-то раут, и это было равносильно указанию на дверь. Тут на меня нашло вдохновение, вполне соответствующее моим склонностям и всем известной страсти к истории, и я объявил, что собираюсь написать книгу о сестрах Болейн. Видите ли, по моему мнению, у Анны была сестра Мэри, и она первая вкусила не дозволенные юным леди радости на ложе короля. Я думал, что лорд Астор придет в восторг и немедленно пригласит меня провести у него несколько дней и, вполне возможно, даже одну ночь в замке.

– И что? Он не заинтересовался?

– Представьте себе, нет. Сказал, что одна из его племянниц по имени Мелани уже не первый месяц работает над примерно такой же книгой. Он отдал в ее распоряжение все документы, которые хранились в библиотеке Хивера, и она увезла их в Кливден. Он показал мне оставшиеся у него две книги, которые были и у меня и не представляли, по существу, ни малейшего интереса. И все-таки я не теряю надежды осмотреть проклятый замок и коттедж для гостей, где ночевали два наших псевдоамериканца!

– Для такого предприимчивого молодого человека, я думаю, нет ничего невозможного. Обширное имение и, как говорят, необыкновенно красивый большой парк, потребуют особого внимания. Леди Нэнси, по слухам, где-то разыскала старинные планы и восстановила парк в том самом виде, каким он был, когда по нему гуляла прекрасная Анна. Не сомневаюсь, что вы способны спрятаться в укромном уголке, дождаться ночи и, когда все уснут…

– Кроме сторожей, которые после загадочного исчезновения американцев, бросивших на произвол судьбы роскошный автомобиль, так и ходят кругами по парку. Я вчера говорил обо всем об этом с мадемуазель дю План, которая гостит сейчас у Черчиллей вместе со знатной француженкой…

– Да, да, госпожой де Соммьер, действительно очень знатной дамой. Она знакома чуть ли не со всеми европейскими аристократами и приходится Морозини двоюродной тетей.

– Мадемуазель вне себя. Она тоже побывала в Хивере, хотела осмотреть его, как это делается в других исторических зданиях. Но ей объявили, что замок больше не показывают. Основания? Никаких оснований, такова воля владельца. Сослались на какие-то ремонтные работы, пообещали, что когда они закончатся… В общем, мы пока перед неодолимой стеной. И мне очень хотелось бы знать, кто воздвиг перед нами ее!

– По сути, идея Мари-Анжелин устроиться горничной к леди Нэнси была не так уж плоха, другое дело, что очень трудно осуществима. И потом женщину с ее нетерпимым характером трудно представить себе в белом фартучке, с готовностью исполняющей распоряжения американки, чьи предки, должно быть, расхаживали в звериных шкурах, тогда как прадеды Мари-Анжелин сражались под стенами Иерусалима или Акры!

– Совершенно с вами согласен, но вы никогда и словом не упомянули, что она такой особенный человек.

– Чего только она не знает и говорит на восьми языках!

– Так, значит, План-Крепен может быть великолепной секретаршей. И если секретарша Нэнси будет на какое-то время… скажем, в отпуске… Мари-Анжелин могла бы ее заменить, не так ли?

– Без малейшего сомнения. Остается узнать, что вы подразумеваете под «отпуском»?

– Не тревожьтесь, я не собираюсь приказывать Финчу подстерегать ее на автомобиле и сбивать с ног. Есть разные возможности. Что мешает заболеть бабушке на севере Шетландских островов?

– Не шутите, Питер. Я не думаю, что там вообще кто-то живет. Разве что черные бараны и пастухи.

– Не обращайте внимания на мои слова. Когда я принимаюсь размышлять, могу наговорить чего угодно. И тем не менее надо хорошенько обдумать нашу идею.

Он решительно налил себе рюмку, выпил ее одним глотком и поднялся. Потом с небольшой заминкой спросил:

– Так, значит… я могу его унести?

– Что?! Портрет Лизы? Конечно нет.

– А почему?

Мэри не сразу нашлась что ответить и удивленно смотрела на молодого человека. Неужели Лиза зажгла пламенную страсть в сердце славного наивного юноши, выбравшего себе личину фата? До сих пор он проявлял так мало интереса к женскому полу, что она невольно спрашивала себя: не привлекают ли его мальчики? Мэри даже собиралась написать его портрет, для художницы это был лучший способ разобраться, что таится за его «фасадом», но время не торопило, и она отложила эту затею на потом. У нее всегда было столько работы! Теперь все ее сомнения развеялись.

Она подошла к молодому человеку и ласково положила руки ему на плечи.

– Не сейчас, – поспешила она сказать, боясь, что увидит, как он расплачется. – Это будет… скажем, вашим вознаграждением, когда вы потрудитесь, чтобы Лиза снова стала счастливой. Если я сейчас вам отдам портрет, вы поставите его, как икону, на алтарь, и замрете, не шевелясь, в экстазе!

– За кого вы меня принимаете? – возмутился Питер. – Я прекрасно знаю, что эта женщина замужем!

– И это всерьез. Лиза обожает мужа, не говоря уж о трех малышах, которых ему подарила. Вы ее видели, она страшно несчастна. И все, кто знает Альдо, могут понять княжну.

– У меня и мысли не было вступить с князем в соревнование. Я всем, чем могу, желал бы помочь его жене.