– Я не должен был услышать этого? – Он медленно распушил ее золотистые волосы.

– Угу. Я думала, что все хорошо рассчитала. Ведь ты был в... э-э... экстазе.

– О, насчет экстаза не волнуйся, тут все было натурально.

– Тогда как же ты услышал?

– Полагаешь, что в экстазе я становлюсь глухим?

– Я, например, точно глохну. И слепну к тому же, Через комнату мог бы промаршировать оркестр – я бы все равно ничего не заметила.

Она смущенно улыбнулась, когда заметила, что грудь его затряслась от беззвучного смеха.

Сковывавшая ее неловкость понемногу отпускала. В его голосе не прозвучало ни нотки недовольства. Похоже, что ее признание приятно ему. Пусть она и не получила желаемого ответа на свои слова, но и равнодушием ее не наказали. Она почувствовала себя увереннее: ее не отвергают. Она несмело подняла на него глаза и получила в награду нежнейший поцелуй.

Он погладил ее по щеке.

– Ты выглядишь такой испуганной, растерянной.

– Я действительно считала, что ты не услышишь.

– Зачем тогда говорила?

– Это покажется тебе глупым. – Она поморщилась. – Нет, это и правда глупо. Но я вроде бы репетировала. Думала, что если повторю это несколько раз, когда ты не слышишь, то однажды наберусь смелости, загляну тебе в глаза и скажу все так, чтобы ты расслышал каждое слово.

Обхватив ее лицо ладонями, он потребовал:

– Так посмотри мне в глаза и скажи. Она уставилась на него.

– Я еще не натренировалась до такой степени. Она услышала, как он рассмеялся, и вся сжалась.

– Пожалуйста, Хантер. Не смейся надо мной. Я этого не вынесу.

– Лина, счастье мое. Красавица моя ненаглядная. Мне ли смеяться над тобой? Я смеюсь над нашей проклятой трусостью.

– Нашей трусостью? О чем ты говоришь? Ты не трус, Хантер.

Она свела брови на переносице, не понимая, что он имеет в виду.

– Да нет, Лина, трус! Еще какой! Я не осмеливался прошептать тебе эти же слова, когда абсолютно был уверен, что ты не слышишь.

Он едва не расхохотался, видя, как округлились у нее глаза.

– Пожалуй, только ты можешь вдохнуть в меня храбрость. Ради тебя я готов даже на подвиг, любовь моя.

– Я... могу? – Она вздрогнула, потому что сердце у нее вдруг заколотилось так, что готово было вырваться из груди.

Ободрив ее нежным поцелуем, он произнес хриплым от волнения голосом:

– Посмотри мне в глаза и скажи...

Она сглотнула, набрала полную грудь воздуха и произнесла:

– Я люблю тебя.

Хантер стиснул ее так, что у него захватило дух. Какое, оказывается, богатство могут подарить три таких простых слова! И хотя он пока не знал, что принесет ему в будущем это чувство, он не сомневался, что теперь им обоим станет намного легче. Всегда легче раскрывать сердце любимому.

– Когда ты это поняла?

То, что он не последовал немедленно ее примеру, уменьшило ее внутреннее ликование. Она решила, что, наверное, все же не совсем правильно поняла его фразу насчет трусости. Но все же он небезразличен к ней, если ее признание доставило ему такую явную радость. Впервые в жизни она ощутила надежду – так остро желаемое ею, то, к чему она стремится всем сердцем, не далеко за горами, а совсем рядом.

– Э-э... Представь, когда мы впервые занимались любовью.

– Мог бы и сам догадаться, дурак безмозглый. Вел себя как толстокожий бегемот.

– Нет, это неправда.

– Милая леди, если уж я решил заняться самобичеванием, то у вас должно хватить терпения не перечить мне.

– Прошу прощения. Можешь продолжать.

Ей пришлось закусить губу, чтобы не улыбнуться. Но и он не сдержался. Они дружно прыснули.

– Да не будь я таким толстокожим, ты, возможно, и не пала бы жертвой интриг моей матери. А я ведь ни разу не сказал тебе, как хочу, чтобы ты навсегда осталась со мной. Сказал лишь, что хочу жениться. Не очень-то много для уверенности в себе и в прочности наших чувств.

– И все же твои слова были очень убедительными, Хантер. Я им верила. Только письмо, написанное твоей рукой и обращенное к Патриции, выбило меня из колеи. Ты писал, что сразу же женишься на ней, как только...

– Я помню, что я писал. Не знаю только, за каким дьяволом женщины хранят подобную чушь.

– Женщины обожают любовные письма.

– Это любовное послание шестилетней давности. Все кончилось сразу же, как только Патриция выскочила замуж за Спотфорда. И если припомнить, что я тогда чувствовал к ней, то это не более чем увлечение красивой мордашкой. А потом ее замужество стало счастливым избавлением для меня. Мне было тогда всего двадцать два года.

– Ребенок.

Лине хотелось стиснуть Хантера в объятиях – нет, он никогда не любил Патрицию Спотфорд. Пусть он слегка покривил душой насчет того, как воспринял ее замужество, плевать. Сейчас от его увлечения не осталось и следа.

– Только, Хантер, не вини себя за то, что я поверила твоей матери. Дело во мне. Я была тогда очень слабой духом и уязвимой. Я полагала, что отец бросил меня так же, как позже вышвырнула из своей жизни и мама Черити. Внутренне я, наверное, была готова и к тому, что ты тоже откажешься от меня. Я очень боялась, что так оно и случится, много думала об этом, поэтому не удивилась письму. Оно просто подтвердило мои внутренние страхи.

Он обнял ее и молча прижал к себе. Ее страхи он понимал. Он испытывал нечто подобное. И даже подозревал, что часть этих страхов не исчезнет у нее полностью, лишь затаится в уголке ее мозга, несмотря на то что она обрела отца и будто бы поняла, почему он поступил именно так. И мысленно поклялся, что он-то никогда не даст пищи для подобных переживаний.

– Да, я понимаю тебя. Но и у меня были свои трудности, сомнения. – Горькая усмешка скривила его губы. – Но в то время я приложил немало сил, чтобы не заклиниваться на них.

– Что ты имеешь в виду под своими трудностями?

– Я же был по уши в дерьме! Ты, надеюсь, не забыла об этом? А с твоим появлением проблем еще прибавилось – новая ходячая проблема, которая перевесит все остальные.

– Я – проблема?!

– Еще какая! Если бы ты только знала!

Подперев подбородок, она внимательно смотрела на его напряженное лицо и думала, как же заставить его поскорее добраться до самой сути.

– Ну если хорошенько вспомнить все детали, то в общем и целом я вела себя умницей. Не понимаю, почему это я вдруг стала для тебя проблемой.

– Правда? А по-моему, тебе просто не нравится, что тебя назвали «проблемой». Мне предстояло сложное дело: захватить Уоткинса и предать его суду. Это требовало столько хитрости, ума, актерского таланта, а тут вдруг меня отвлекает другое – женщина. Причем очень сильно отвлекает. Знаешь, сколько времени я провел в дурацких мечтаниях о том, как займусь с тобой любовью? Уму непостижимо. А потом тратил уйму времени, сил и изобретательности, чтобы воплотить все это в реальность. Да еще я буквально обезумел от страха за тебя. Тебя надо было постоянно охранять: от закона и от охотников за наградой, от всех видимых и невидимых опасностей во время пути в Мексику. Сама знаешь, мы в любую минуту могли наткнуться на что угодно – места там действительно дикие. Потом надо было защитить тебя сначала от Люка, затем от Уоткинса.

Он помолчал, вдруг удивившись своей собственной выносливости.

– Ты так связала меня по рукам и ногам всеми этими проблемами, просто опутала, что мне бы, дураку, сразу догадаться, что я люблю тебя.

Быстро заморгав, она уставилась на него. Онa и представить себе не могла, что он выскажет столь важную и сокровенную мысль вот в такой манере – открыто, но и как бы между прочим. Сказал о том, о чем она долгими ночами молила Бога, а он – сказал и лежит, хмурится, размышляя о недавнем прошлом! О, мужчины невыносимы!

– Так ты любишь меня?! Хантер удивленно посмотрел на нее:

– Конечно. Я же только что сказал об этом. Яснее ясного.

– Нет! Ты не сказал этого. Ты сказал, что я придаю тебе сил, вдохновляю тебя, когда признаюсь тебе в этом. Я и подбодрила тебя, повторила признание еще раз. А ты начал расспрашивать, когда я впервые осознала это, а потом затеял общий разговор о чувствах... – Она огорченно нахмурилась. – В основном... о моих.

Когда он расхохотался, она разворчалась.

Он решительно привлек ее к себе и стиснул в объятиях.

– Признаюсь еще в одном: я – редкостный глупец.

– Не исключено.

– Ох, Лина, женушка моя остроязычная, как же я тебя люблю!

Она прильнула к нему, впитывая в себя эти слова и ощущая, как они, словно вода в корни иссохшего дерева, проникают в ее душу и сердце. Слышать их – лучшее лекарство от всех сомнений и страхов. Ведь она-то знала, что большая их часть как раз и возникла из-за этого, – ей казалось, что он не может полюбить ее. Теперь то, что связывало ее с Хантером, обрело такой надежный фундамент, что зданию их жизни больше уже ничто не угрожало.

– Да, я глупец! Я ведь должен был сразу понять, что ты значишь для меня, ласточка моя. Те редкие случаи, когда я принимался копаться в своих чувствах, кончались одним: я осознавал, что из-за тебя все в моей жизни сразу так усложняется и запутывается, что проще положить этому конец.

– И когда же ты понял, что... э-э... не сумел покончить со мной?

– В первую же ночь, как только выехал с ранчо на суд Уоткинса. Я снова задумался о нас с тобой, одна мысль цеплялась за другую, и вдруг все стало на свои места. И я начал ругать себя за трусость. А все мои страхи приняли совершенно новый характер.

– Не стоит перечислять их, дорогой, Я очень хорошо тебя понимаю, потому что и сама испытала все это.

– А от одной мысли, что не успею добраться до тебя раньше Уоткинса... – Его голос прервался. Он крепко прижал ее к себе. – Нет, дорогая. Я совершенно не умею выражать свои чувства словами.

– Ты сказал все, что мне необходимо было знать, – прошептала она.

– Я надеялся, что в твоих объятиях обрету красноречие, – сказал он и усмехнулся, когда она с пониманием взглянула на него, затем посерьезнела, видя, что он не отрывает от нее глаз. – Видишь ли, я понял, что ты – моя половинка, Лина. И когда сломя голову мчался, чтобы опередить Уоткинса, я понимал, что скачу спасать единственное, что имеет для меня значение в жизни.

– Очень хорошо понимаю тебя, – прошептала счастливая Лина. – Когда я думала, что ты предпочел мне Патрицию Спотфорд, я чувствовала, что навеки потеряла шанс быть счастливой. Только одно не давало мне полностью отчаяться, это ребенок, которого я носила, наш с тобой ребенок. Ради него имело смысл быть сильной и не сгибаться от ударов судьбы. Хотя он никогда не заменил бы тебя, но все же дарил утешение. Мне предстояло стать матерью твоего ребенка. О Боже, как же ты нужен мне, Хантер! – Она Обвела пальцами контуры его губ. – Я так люблю тебя.

Он крепко поцеловал ее. От наплыва чувств оба молчали. Он понимал, что в жизни у них неизбежно будут и полосы невезения, и ссоры – безоблачного счастья не существует, но у них есть главное, чтобы выдержать все, – они будут всегда вместе.

Он взглянул на нее и улыбнулся.

– Надеюсь, нам больше не понадобится усиленно тренироваться, чтобы делать друг другу любые признания без опаски и вслух. Хотя не исключено, что я могу снова стать жертвой косноязычия. Со мной так бывает.

– Это гнусный шантаж! – завопила она.

– И пусть. Но ты еще не знаешь, каких высот красноречия я могу добиться в состоянии экстаза.

– Да, экстаз может действовать очень воодушевляюще, – согласилась она.

Перекатившись так, чтобы она оказалась под ним, он лукаво улыбнулся. Глаза его были полны любви.

– Давай-ка, любимая, изучим это на практике.

– Не возражаю. У нас осталось около часа.

– Нет, – пробормотал он, вдруг посерьезнев, – у нас на это целая жизнь.